Заир. Медный топор

Фотография

Он сидел в крытом фургоне, окруженном плотной тростниковой изгородью. Его лицо было только слегка обезображено утолщениями кожи в местах, затронутых проказой, а единственным своеобразием его рук были необычайно длинные ногти, что, впрочем, вовсе не является чем-либо необыкновенным, так как все макололо-аристок-раты старательно их отращивают. У него те же спокойные и непритязательные манеры, которыми отличался его отец, Себитуане; он говорит отчетливо, тихим, приятным голосом и производит впечатление умного человека, – если не считать его отношения к своей болезни, так как он убежден, что его околдовали. Когда мы намекнули ему на это, он выразил уверенность, граничащую с навязчивой идеей. «Мориатеиа-не, муж моей тетки, испробовал сначала свое снадобье на своей жене, и она заболела проказой, как и ее главный слуга. Потом, видя, что это средство действует успешно, он дал мне его в более сильной дозе с мясом вареной козы, и с тех пор я болею. Недавно они убили Понуанэ и, как вы видите, теперь убивают меня». Понуанэ, как мы знали, умер от лихорадки незадолго до этого.

Секелету попросил нас дать ему лекарство и взяться за его лечение, но мы не хотели перебивать пациента у уже приглашенной женщины-врача, считая неправильным проявлять недооценку какого бы то ни было товарища по профессии. Она же, стремясь продолжать свое лечение, заявила: «Я еще не отказалась от его излечения; попробую еще в течение месяца помочь ему; если ничего не выйдет, тогда я передам его белым врачам». Но мы предполагали покинуть эти места до истечения месяца; поэтому Мамире и другие уговорили старую даму прервать на время лечение. Она осталась, как это обусловили врачи, в резиденции вождя и продолжала получать полностью свое жалованье.

Мы откровенно сказали Секелету, что эта болезнь неизвестна у нас на родине и ее считают чрезвычайно трудно излечимой, что мы не верим, будто его околдовали, и готовы сделать все, чтобы ему помочь. Это был случай филантропии, не сопровождавшейся никакой личной заинтересованностью: не ожидая никакого вознаграждения, мы шли на большой риск; однако мы не могли отказаться от попытки его вылечить, как отказались от торговли лошадьми. Не имея при себе никаких лекарств, применяемых обычно при лечении накожных болезней, мы попробовали наружное применение ляписа и дали внутрь раствор водного углекислого кали. Успех был таков, что Мамире пожелал намазать всего пациента с ног до головы раствором ляписа; он счел его таким же средством, как мазь, которой намазал ему больное колено м-р Освелл. Всемогущество того средства было для него очевидным, и он жаждал попробовать что-либо подобное на Секелету.

Проказа начинается слабым обесцвечением кожи и сначала затрагивает ее верхний слой. Пятна по своему распространению и до некоторой степени с виду похожи на лишаи, вызванные грибком; по краям пятен образуются пузырьки; гной их превращается в струпья. Затем сама кожа утолщается и образует узелки на лбу, на носу и на ушах; если болезнь запущена, на пальцах ног и рук появляются гнойные трещины, в конце концов пальцы отваливаются; выздоравливает больной редко. Туземцы считают эту болезнь наследственной и незаразной; однако, когда д-ра Кэрк и Ливингстон занимались лечением своего пациента, у них на руках появилось нечто похожее на начало болезни, и от этих явлений удалось избавиться только щедрым применением ляписа. По мере того как кожа вождя становилась тоньше и лицо возвращалось к своему первоначальному состоянию, настроение вождя улучшалось. Старая знахарка, которая, естественно, желала, чтобы улучшение было хоть и отчасти отнесено и за счет ее услуг, начала тайком добавлять свои средства, которые состояли в сцарапывании больной кожи и в натирании ее вяжущей измельченной в порошок корой. Однако она перестала это делать, когда Мамире намекнул, что, возможно, средства белых врачей и черных не могли совмещаться.

Это было время большой нужды и голода, но Секелету был гостеприимен и угощал нас чаем каждый раз, когда мы к нему приходили. К чаю подавались прекрасное американское печенье и консервированные фрукты, привезенные из самой Бентелы. Больше всего нравились Секелету фрукты, законсервированные в собственном соку, сливы, яблоки, груши, земляника и персики. До сих пор мы видели их только у испанцев и португальцев. Это вызвало у нас стремление посеять привезенные нами с собой семена фруктовых деревьев, и все были в восторге, что могут иметь эти самые фрукты у себя.

Мокеле, старшине Шешеке, и Манчуньяне, сестре Себитуане, было поручено снабжать нас пищей, так как жены Секелету, которые, собственно, должны были этим заниматься, находились в Линьянти. Мы встретили черного купца с западного берега и несколько купцов гриква с юга. Все они искали слоновую кость. В Шешеке слоновая кость дорога; дешевле всего она в стране батока, от владений Синаманедо до Кафуэ. Купец из Бенгелы принимал заказы на будущий год, когда он намеревался снова быть в этих местах, и предложил привезти чаю, кофе и сахару по двойным ценам. Поскольку макололо, руководствуясь данным им ранее советом, скупили всю слоновую кость в стране батока за мотыги, бенгельские торговцы находили невыгодным отправляться туда за невольниками. Они уверяли нас, что без слоновой кости работорговля себя не оправдывает. Таким образом и благодаря распоряжениям Секелету был закрыт обширный рынок для торговцев невольниками. Приказы Секелету никогда не нарушались иначе, как тайком. Мы обнаружили только два или три случая их нарушения.

В Шешеке мода так же деспотична, как в Лондоне и Париже. Дамы не желают носить вышедшие из моды бусы, как бы красивы они ни были.

Вождь – большой любитель лошадей и тратит на них много денег. Но ему не везет: почти все его лошади подыхают вскоре после покупки. В прошлом году он послал несколько человек со слоновой костью в Бенгелу, чтобы купить пять лошадей, о которых говорили, что они привезены из Лиссабона; все животные подохли по дороге, и огорченные погонщики их принесли только пять хвостов, которые и разложили перед вождем. «На постоялом дворе в Бихэ их околдовал португалец – местный уроженец, – заявили они, – мы видели, как он смотрел на них и трогал их, и уверены, что он их околдовал, так как они вскоре подохли». Всеобщая вера в колдовство, от которой мы сами только недавно избавились, – серьезная преграда для прогресса цивилизации. Две лошади, которых доктор оставил в 1853 г., были живы, несмотря на тяжелую работу и постоянную охоту; по мнению туземцев, это благодаря тому, что доктор любит макололо. Других же лошадей они покупали у людей, которые ненавидели макололо и потому околдовали их животных.

Три главных вида проса африканцев

1 – Panicum; 2 – Sorghum; 3 – Eleusine

Однако обращение, которому подвергались бедные животные, так и должно было приводить к роковому исходу. Веселая компания молодежи, телохранителей вождя, устраивала своеобразные конные состязания, которые состояли в следующем: один садился на лошадь без седла, уздечки и удил и, держа руки вытянутыми в стороны, мчался во весь опор. Когда он сваливался, слуги ловили лошадь и уезжали, предоставляя свалившемуся всаднику возвращаться пешком, потирая свои ушибы. Бедную лошадь заставляли работать таким образом до тех пор, пока она совершенно не выбивалась из сил, – каждый телохранитель вождя старался доказать, что он смог удержаться дольше других. Эти скачки в соединении с недостатком зерна и ухода должны были неизбежно губить всех скакунов, каких им удалось бы приобрести. Когда доктор был в Анголе, ему случалось ездить верхом на лошади одного джентльмена из Пунго Андонго; вспомнив об этом, он сказал своим спутникам: «Вот она подошла бы для Секелету». За тысячу миль были посланы люди для ее покупки; но теперь она так изменилась, что ее невозможно было узнать. Во время нашего пребывания у них не было зерна и очень мало оставалось сена.