Сэабензо, вождь, которого мы встретили на ручье Тьотьо, провожал нас некоторое время по волнистой высокогорной равнине. Так как и ему, и нам было нужно мясо, мы убили слона. На убийство слонов нельзя смотреть без сожаления, и его можно оправдать только в том случае, когда людям действительно нужно мясо или они охотятся за слоновой костью. Мы боимся, что этим благородным животным, которые могут быть так полезны человеку, если их приручить, суждено исчезнуть в недалеком будущем с лица земли. Однако в возбуждении охоты и это, и многое другое было забыто, и мы принимали в нападении на слона такое же деятельное участие, как те, кто думал только о его жирном и сочном мясе.
В работах Гарриса и Гордона Кэмминга содержатся такие полные и отвратительные подробности о поголовном истреблении диких животных, что удивляешься, если видишь посвященную Африке книгу, которая не является хотя бы слабым подражанием сказкам этих великих охотников. В некоторых они рассказывают о спасении в положениях, которые, при нашем знакомстве с характером этих животных, совершенно невозможны, – даже во сне; в других – о подвигах, заставляющих сделать заключение, что число «прирожденных мясников» среди населения так же велико, как процент содержателей трактиров в Глазго.
Количество слоновой кости, появляющееся ежегодно на рынке, свидетельствует, что в год убивают около 30 000 слонов. Судя по большой величине ушей слонов, изображенных на древних римских монетах, весьма вероятно, что слоны, которыми пользовался этот народ, были африканского, а не азиатского происхождения. Значит, негры Центральной Африки умели их приручать. Это наиболее вероятная гипотеза, тем более что нет никаких сведений о приручении этих животных древними европейцами. Со времен Рима и Карфагена африканского слона никогда не приручали, хотя и считают, что он гораздо умнее азиатского.
Мы встретили небольшое стадо слоних с детенышами поблизости от пояса редкого леса около Мотунты. В тело ближайшей было всажено три заряда, в том числе один Джэко-ба; детеныш бросился было на нас, но потом, видя такое множество врагов, остановился и убежал с другими. Стадо останавливалось два раза, поджидая раненое животное, которое не могло за ним угнаться. Слониху предоставили ее судьбе только тогда, когда этого настоятельно потребовал инстинкт самосохранения. Это заставило нас предположить, что, возможно, она была маткой стада. Она пробежала полторы мили, потом остановилась, прислонившись к дереву. Несколько наших людей подошли к ней и выстрелили в нее залпом. Она сделала несколько шагов, потрясла своим хоботом, осторожно преклонила одно колено, потом другое; постепенно согнулись и ее задние ноги, и она упала.
Крик радости вырвался у наших людей. Они бросились вперед и принялись танцевать вокруг упавшего животного с торжествующими криками. Когда мы приблизились, Туба Мокоро подошел к доктору, джэкобовская пуля которого нанесла животному смертельную рану за ухом, и с большим самодовольством заявил: «Вы видите, это сделано благодаря быстроте – моей быстроте. Я бежал и бежал, когда другие отстали, хотя я упал и ушиб колено. Вы ведь дадите мне ткани, не правда ли?»
Наши люди, которые не ели мяса уже три или четыре дня, думали, что могут съесть всего слона сами, и не хотели давать ничего Сэабензо и его народу. Но после того как они ели всю ночь и поворчали на англичан, у которых так мало здравого смысла, что они могут убить слона, а потом не хотят подождать, пока он не будет съеден, они отдали Сэабен-зо больше трех четвертей мяса. Мы же подарили ему клыки. Хобот африканского слона там, где он смыкается с верхней частью морды, так толст, что кажется, будто у животного очень выпуклый лоб. Если отрезать хобот у самой кости, то он так тяжел, что, как заявили наши спутники, его могут поднять только два или три человека их племени.
Слоновое стадо жестоко расправляется с деревьями, которые только местами покрывают эту высокую местность.
Слоны обламывают большие ветви с такой же легкостью, как мы – ростки сельдерея. Часто они ломают деревья порядочного размера просто от избытка силы.
Во время нашего пребывания у Мотунты мы видели великолепный метеор, осветивший все небо. Наблюдавший его человек стоял к нему спиной, но, обернувшись, в течение нескольких секунд мог видеть светящийся след на его пути. Обычно это явление объясняют сохранением впечатления, произведенного на сетчатую оболочку глаза светящимся предметом. Однако это не так: в данном случае метеора человек в действительности не видел, а его светящийся след видел совершенно ясно. Лучеиспускание планет и звезд также требует другого объяснения, а не того, которое ему обычно дают.
Фруктовые деревья, гигантские дикие фиговые деревья и каменные круги, на которые помещались хранилища для зерна, вместе с носящими на себе следы долговременной работы жерновами указывают места, где когда-то стояли селения. В настоящее время единственной причиной такого безотрадного состояния этой прекрасной страны является страх перед новыми набегами матабеле.
Теперь местность постепенно понижается по направлению к западу, переходя в долину Макололо. На расстоянии двух дней пути от ближайшей к высокогорному району деревни батока мы встретили нескольких охотников, которые жгли сухую траву, с целью привлечь дичь свежим зеленым покровом, который быстро снова появляется на месте пожарища. Здешняя трава, как мы уже говорили, превосходна для скота. Мы заметили, что наши люди ели одну из ее разновидностей – с листьями красно-коричневого цвета и со слегка зазубренными краями. Она имеет точно такой же вкус, как лакричный корень, и называется кезу-кезу. Цеце (которая известна батока под названием ндока) здесь нет, хотя буйволы и слоны водятся в изобилии.
Обычно первым признаком того, что мы приближаемся к деревне, является маленькая ловушка на тропе для ловли пятнистых кошек (Felis genetta) c мышью в качестве приманки. Когда же мы слышим звуки толчения зерна, пение петухов, веселые крики играющих детей, – мы знаем, что деревня находится от нас на расстоянии всего нескольких ярдов, хотя и скрыта деревьями. 4 августа мы достигли Моачембы, первого из селений батока, подчинившихся Секелету. Отсюда мы могли видеть невооруженным глазом в большой долине, расстилавшейся перед нами, столбы пара, поднимавшиеся над водопадом Виктория, хотя мы были еще от него на расстоянии 20 миль.
Нам сообщили, что из-за отсутствия дождей в этом году большая часть зерновых посевов погибла. Население от Шешеке до Линьянти жило в нужде и даже голодало.
Здесь подтвердились сведения, которые наши люди получили относительно своих семей от батока на горах. Жена Такеланга была убита вождем района водопада Машотлане по обычному обвинению в колдовстве. Обе жены Инчиколы, считая его умершим, вышли замуж за других. Масака-са был крайне недоволен, услышав, что два года назад его друзья, на основании слуха о его смерти, перебросили его щит за водопад, убили весь его скот и устроили в его память нечто вроде ирландских поминок. Он сказал, что решил от них отказаться и сказать им, когда они явятся его приветствовать: «Я умер. Меня здесь нет. Я принадлежу к другому миру и стал бы издавать зловоние, если бы оказался среди вас».
Здесь полностью подтвердилось все то, что мы слышали о печальных результатах попытки партии миссионеров, под руководством достопочтенного Хельмора, распространить священное учение в Линьянти. Несколько миссионеров и их помощников туземцев погибли от лихорадки, а оставшиеся в живых покинули эти места незадолго до нашего прихода.
Весь день 7-го числа мы провели около деревни старого вождя батока, Мошоботуане, самого толстого человека, какого нам когда-либо приходилось видеть в Африке. Причиной нашей задержки был жестокий приступ лихорадки у Чарльза Ливингстона. Он принял дозу наших противолихорадочных пилюль; 8-го ему стало лучше, и он шел в течение 3 часов; 9-го он уже прошел 8 миль до великого водопада и провел остаток дня, предаваясь утомительному занятию осмотра достопримечательностей. Мы были в той же самой долине, где находится Линьянти; здесь была та же самая лихорадка, которая, при лечении только небольшим количеством дуврского порошка, оказалась роковой для бедного Хельмора; симптомы ее также были идентичны тем, которые после нам описали не имеющие отношения к медицине люди как признаки отравления.
