Когда воды в озере много, она бывает совершенно свежая, но с падением ее уровня она становится солоноватой, а вода, которая идет вниз по р. Тамунк'ле, оказалась такой прозрачной, холодной и мягкой, что чем выше мы по ней поднимались, тем более нам приходила в голову мысль о тающем снеге. Мы обнаружили, что эта местность по сравнению с той, из которой мы приехали, является, несомненно, впадиной, самое низкое место которой занимает оз. Кума-дау; точка кипения воды, показанная гипсотермометром, находилась только между 207,5 и 206° [78,2 и 77,6 °C], допуская высоту не более 200 футов [около 70 м] над уровнем моря. Значит, придя сюда с Колобенга, мы спустились более чем на 200 футов [70 м]. Это – южная и самая низменная часть большой речной системы, большие русла которой ежегодно наполняются водой тропических дождей. Небольшая часть этой воды, которая производит наводнение в областях, находящихся далеко на севере, заходит на юг до 20–21 ° ю. ш. – широты северной оконечности озера, и, вместо того чтобы затопить местность, вливается в озеро, как в бассейн. Вода сходит по р. Ембхарраг, разделяющейся на две реки – Тзо и Таукхе. Река Тзо, в свою очередь, разделяется на Тамунк'ле и Мабабе. Тамунк'ле вливается в Зоугу, а Таукхе – в озеро. Наводнение начинается в марте или апреле, и стекающие вниз воды находят себе путь в руслах всех этих рек, высохших к этому времени на всем своем протяжении, за исключением лишь нескольких болотистых мест, чередующихся с длинными промежутками сухого дна. Само озеро очень низкое. Зоуга является только продолжением р. Тамунк'ле, и один рукав озера доходит до того места, где кончается одна и начинается другая. Тамунк'ле – узкая и мелкая река, тогда как Зоуга – широкая и глубокая. Никогда не наблюдалось, чтобы узкий рукав озера, который выглядит на карте продолжением Зоуги, принимал другое направление. Вода в нем – стоячая, как и в озере.
Таукхе и Тамунк'ле, будучи, по существу, одной и той же рекой и получая воду из одного источника (русло Ембхарраг или Варра), никогда не могут обогнать друг друга. Если бы это было возможно или если бы Таукхе могла наполнить озеро, чего никогда не случалось в Новейшее время, тогда этот маленький рукав оказался бы удобным спуском, препятствующим наводнению. Если озеро когда-нибудь окажется ниже дна Зоуги, то немного воды из Тамунк'ле может идти в него, вместо того чтобы стекать в Зоугу: тогда у нас была бы река, текущая по двум направлениям, – но здесь это никогда не наблюдалось, и сомнительно, чтобы это вообще могло произойти в данной местности. Когда Зоуга оставляет Тамунк'-ле, она – широка и глубока, но по мере того, как вы спускаетесь по ней на протяжении 200 миль [370 км], постепенно становится уже; затем она впадает в Кумадау – маленькое озеро, шириною в 3–4 мили [5,5–7,5 км] и длиной в 12 миль [22 км]. Подъем воды, которая выше начинает течь в апреле, в озере не замечается до конца июня. В сентябре реки перестают течь. Когда воды бывает гораздо больше, чем обычно, немного ее течет дальше Кумадау по руслу, впервые увиденному нами 4 июля; если бы ее было еще больше, то она могла бы идти и дальше в высохшее каменистое русло Зоуги, которое все еще можно видеть далее на восток. Наполнение этой части речной системы водой, как будет полнее объяснено ниже, происходит в руслах, выработанных для гораздо более обильного течения. Она напоминает заброшенный восточный сад, где можно видеть плотины и оросительные каналы, но где можно полить водой лишь небольшую часть сада, потому что главная плотина и шлюзы приведены в негодность. Что касается Зоуги, то русло у нее превосходное, но в него никогда не стекает столько воды, чтобы оно заполнилось, и прежде чем река находит себе путь за пределами Кумадау, течение сверху прекращается, и то, что осталось на месте, подвергается испарению. Верхние части ее русла более широки и вместительны, чем нижние, направленные к Кумадау. Вода не столько всасывается, сколько теряется, разливаясь по пустому руслу, из которого она исчезает под действием ветра и солнца. Я уверен, что здесь не бывает так, чтобы какая-нибудь река уходила в пески и терялась в них.
Главной целью моего прибытия на озеро было посещение Себитуане, великого вождя племени макололо; он жил, как мне сообщили, приблизительно на 200 миль дальше. Теперь мы должны были попасть к той ветви племени бамангвато, которая называется батауана. Вождем батауана был молодой человек по имени Лечулатебе. Себитуане покорил его отца, Мореми, и Лечулатебе получил воспитание, будучи пленником и находясь среди байейе. Его дядя, человек рассудительный, выкупил его из плена и, собрав вместе большое количество семейств, отказался от власти в пользу племянника. Как только Лечулатебе пришел к власти, он вообразил, что настоящий способ выказать свои способности заключается в том, чтобы поступать вопреки советам дяди. Когда мы пришли, дядя советовал ему оказать нам гостеприимство, – поэтому подающий надежды юноша презентовал нам только козла. По принятому обычаю следовало бы быка. Тогда я предложил своим спутникам развязать козла, пусть идет, в качестве живого намека, к своему хозяину. Однако они не захотели оскорбить его. Будучи знаком с туземцами и их обычаями лучше моих спутников, я знал, что этот ничтожный подарок являлся оскорблением для нас. Мы хотели купить себе несколько коз или быков. Лечулатебе предложил нам вместо них слоновые клыки. «Нет, мы не можем их есть, нам нужно чем-нибудь наполнить желудок». – «И я не могу их есть, но я слышал, что белые люди очень любят эти кости, поэтому я предлагаю их, а коз я хочу положить в собственный желудок». Один сопровождавший нас торговец покупал тогда слоновую кость; он брал десять крупных клыков за мушкет, стоивший 30 шиллингов. Клыки называли «костями». У меня на глазах было восемь случаев, когда клыкам сдохшего слона предоставляли гнить вместе со всеми другими костями. Батауана никогда до этого не бывали на рынке, но менее чем через два года после открытия нами озера среди них нельзя было найти ни одного человека, который не понимал бы огромной ценности этого товара.
На другой день после нашего прибытия на озеро я обратился к Лечулатебе с просьбой дать нам проводников к Себитуане. Так как Лечулатебе очень боялся этого вождя, то он отказал в этом, боясь, как бы другие белые люди не прошли туда и не дали Себитуане пушек. Лечулатебе хотел, чтобы торговцы шли только к нему; тогда обладание огнестрельным оружием доставило бы ему такое преимущество, что Себитуане боялся бы его. Напрасно было объяснять ему, что я хочу установить мир между ними, что Себитуане был отцом для него и для Сечеле, что Себитуане так же хотел видеть меня, как и он, Лечулатебе. Он предлагал мне сколько угодно слоновой кости, лишь бы я не ездил к Себитуане. Но когда я отказался от нее, он нехотя согласился дать мне проводников. Однако на следующий день, когда мы с Освеллом готовились к отъезду с одними только лошадьми, мы получили снова отказ. Подобно Секоми, который ставил нам преграды на нашем пути к озеру, Лечулатебе послал к байейе своих людей с приказом отказать нам в переезде через реку. Я употребил много усилий для того, чтобы соорудить плот в одном узком месте, и много часов проработал в воде, но сухой лес был так подточен червями, что плот не мог вынести тяжести и одного человека. Тогда я не знал еще, что в Зоуге очень много крокодилов и что, работая в воде, я мог бы стать жертвой их зубов. Сезон был в разгаре; и так как Освелл с присущим ему великодушием вызвался съездить в Кэп и привезти оттуда лодку, то мы решили опять отправиться на юг.
Спускаясь вниз по Зоуге, мы имели теперь время разглядеть ее берега. Берега эти очень красивы. Они состоят из мягкого известкового туфа, образующего дно всего этого бассейна. На одной стороне, о которую ударяются волны, они крутые, а другая сторона имеет пологий склон, заросший травой. На пологих склонах реки байейе устраивают западни для животных, которые приходят к реке пить воду. Эти западни представляют собой ямы от 7 до 8 футов [от 2 до 2,7 м] глубиной с отверстием в 3 или 4 фута [около 1 метра] шириной. Яма постепенно суживается вглубь до 1 фута [30 см] ширины на самом дне. Отверстие ямы имеет вид удлиненного квадрата (единственная вещь квадратной формы, которую могут делать бечуаны, все остальное у них – круглое). Длина наружного отверстия ямы приблизительно равна глубине. Яма суживается книзу для того, чтобы животное, вклинившись в яму и барахтаясь в ней, крепко увязло там благодаря собственной тяжести. Такие ямы делаются обыкновенно попарно. Между парой ям остается стенка толщиною в 1 фут [около 30 см] у самого верха. Благодаря этому, когда животное чувствует, что передняя часть его корпуса падает в яму, и оно, стараясь не упасть всем корпусом, делает сильный прыжок, отталкиваясь от земли задними ногами, то, прыгнув вперед, оно неизбежно попадает во вторую яму всем корпусом. Ямы эти весьма тщательно маскируются; вся выкопанная земля уносится на некоторое расстояние, чтобы у животных не могло возникнуть подозрений. Отверстие ямы закрывается сверху камышом и травой, которые засыпаются мокрым песком, чтобы это место по виду ничем не отличалось от окружающего пространства. В эти ямы не раз попадал кое-кто из наших товарищей даже тогда, когда специально отыскивали их, чтобы в них не попадал наш скот. Если бык видит яму, то он осторожно обходит ее. Старые слоны, идущие впереди стада, сметают с ям маскирующий их покров по обе стороны пути к воде. Мы слышали о таких случаях, когда старейшие из этих умных животных вынимали из такой западни попавших туда молодых.
