Когда в колодцы, выкопанные нами, набежало наконец столько воды, что мы могли напоить весь наш скот, то во второй половине дня мы выехали из Серотли. Но так как солнце даже зимой всегда сильно жжет днем, – а в это время была зима, – то повозки наши весьма медленно тащились по глубокому вязкому песку, и до захода солнца мы продвинулись всего на 6 миль. Мы могли ехать только или вечером или утром, потому что даже один день езды под раскаленным солнцем по вязкому песку свалил бы с ног наших быков. На следующий день мы проехали мимо Пепачью (известковый туф); так называлась впадина, окаймленная туфом, в которой иногда бывает вода, но которая теперь высохла. Наш циклометр[5] показал, что мы отъехали от Серотли только на 25 миль.
Рамотоби был недоволен медленностью нашего передвижения и сказал нам, что, так как следующий запас воды находится впереди в трех днях пути, то, если мы будем ехать так медленно, мы никогда не доедем туда. Крайние усилия нашей прислуги, щелканье бичей, пронзительные крики и удары плетью выудили у несчастных животных только 19 миль. Так мы продвинулись от Серотли на 45 миль, и наши быки были изнурены ездой по мягкому грунту гораздо больше, чем если бы они проехали вдвое большее расстояние по твердой дороге и при наличии воды; а нам предстояло, насколько мы могли судить, еще 30 миль такого же изнурительного пути. В это время года трава так высыхает, что растирается руками в порошок; поэтому несчастные животные едва жевали ее, не проявляя никакого желания прикоснуться к такому корму, и жалобно мычали, чуя воду, которая была у нас в повозках. Но мы все решили достигнуть своей цели; поэтому попытались спасти лошадей, послав их с проводником вперед, чтобы прибегнуть к последнему средству, если бы у быков не хватило сил. Меррей поехал вперед с ними, а мы с Освеллом остались, чтобы ехать по их следам, пока быки были в состоянии тащить повозки, намереваясь затем послать вперед также и быков.
Лошади быстро уехали от нас; но на третий день утром, когда мы думали, что они, наверное, уже недалеко от воды, мы вдруг увидели их опять у самых наших повозок. Проводник, наехав на свежие следы нескольких бушменов, которые шли в направлении, противоположном тому, в каком мы должны были ехать, повернул следом за ними. Дело в том, что в ловушку, устроенную одним бушменом, попала антилопа. А Меррей весьма доверчиво последовал за Рамотоби по следу бушменов, хотя этот след уводил их от воды, которую все мы разыскивали. Он присутствовал при убиении антилопы, снятии шкуры, разделе мяса и затем, после целодневного блуждания, очутился у самых наших повозок!
В это утро мы шли вместе с Рамотоби, и он сказал мне: «Когда мы дойдем до ложбины, то нападем на большую дорогу Секоми, за которой находится река Мококо». После завтрака некоторые из людей, которые ушли вперед по узкой тропинке, ввиду того что на ней были обнаружены следы животных, особенно любящих воду, вернулись обратно с радостным известием о «меце», т. е. о воде, показывая в подтверждение достоверности этого известия грязь на своих коленях. Трогательно было видеть, как быки бросились в болото, полное превосходной дождевой воды. Глубже и глубже входили они в воду, пока не погрузились по самое горло, и тогда остановились, медленными глотками вбирая в рот освежающую влагу. Пили они так много, что их спавшиеся перед этим бока раздались, готовые лопнуть. Когда они вышли на берег, то по телу у них пробегала внезапная судорога, и вода часто извергалась у них обратно через рот; так как они по целым дням ничего не ели, то скоро они принялись щипать траву, а травы там всегда чрезвычайно много. Это болото называлось Мазулуани.
Дав скоту отдохнуть на этом месте, мы отправились по сухому руслу р. Мококо вниз. Название реки относится к водоносному пласту, о котором говорилось выше; в этом древнем русле он содержит достаточно воды, чтобы поддерживать в некоторых местах невысыхающие колодцы. Теперь Рамо-тоби заверил нас, что мы не будем больше страдать от жажды. В русле Мококо нам два раза попадалась дождевая вода, прежде чем мы достигли Мокаконияни, где вода, находящаяся в других местах под землей, выходит на поверхность туфа.
Прилегающая к Мококо местность вся покрыта низкорослым колючим кустарником, травой и кое-где группами терновника, называемого «подожди немножко» (Acacia detinens). Около другого источника, Лотлакани, тремя милями ниже, мы первый раз встретили пальмиры, которые видели в Южной Африке; я насчитал их двадцать шесть.
Древняя Мококо ниже, наверное, соединялась с другими реками, потому что она становится шире и превращается в большое озеро. То озеро, которое мы разыскивали, является лишь очень маленькой частью древнего озера. Мы заметили, что, где бы муравьед ни делал себе нору, он вместе с землей выбрасывает раковины, одинаковые с раковинами, находящимися в озере и теперь.
Когда мы оставили Мококо, то Рамотоби, кажется, в первый раз потерял дорогу и не знал, какое направление следует взять. Только один раз, будучи еще мальчиком, он ходил на запад от Мококо. Когда Освелл ехал верхом впереди повозок, то он случайно заметил бушменку, которая убегала, пригнувшись к земле, чтобы ее не увидели. Думая, что это – лев, он поскакал к ней галопом. Она решила, что ее хотят взять в плен, и стала отдавать нам все свое небольшое имущество, состоящее из веревочных капканов. Но когда я объяснил ей, что нам нужна только вода и что если она приведет нас к воде, то мы заплатим ей, она согласилась проводить нас к одному источнику. Было уже к вечеру, но она быстро шла впереди лошадей и через 8 миль указала нам воду – Нчокоцы. Доведя нас до воды, она хотела уйти домой, но так как было уже темно, то мы предложили ей остаться. Она все еще считала себя нашей пленницей. Думая, что она может убежать ночью и не желая, чтобы она унесла с собой представление о нас как о дурных людях, мы дали ей кусок мяса и нитку хороших больших бус. Увидев бусы, она рассмеялась, и все ее сомнения рассеялись.
Соляные блюдца
Гравюра середины XIX в.
У Нчокоцы нам первый раз попалось множество соляных блюдец, покрытых эффлоресценцией извести, вероятно, нитрата. Одно соляное блюдце, окружность которого равна 20 милям, совершенно скрыто от взоров, если подходить к нему с юго-востока, потому что кругом него находится полоса деревьев, называемых «мопане» (Bauhinia). Когда перед нашими взорами внезапно предстала поверхность блюдца, заходящее солнце набросило красивую голубую дымку на ее белую корку, отчего в целом она выглядела так, как будто бы это было озеро. При виде этого зрелища Освелл бросил свою шляпу вверх и крикнул «ура», что заставило бедную бушменку и баквейнов счесть его за сумасшедшего. Я был несколько позади него и обманулся так же, как он; но так как мы с ним прежде условились, что взглянем на озеро вместе, в одно и то же мгновение, то я был раздосадован тем, что он увидел его первым. Мы никак не думали, что долгожданное озеро находилось дальше чем в 300 милях от нас. Одной из причин нашей ошибки было то, что, говоря о р. Зоуге, ее часто называли так же, как и озеро, именно Нока еа Батлетли (река Батлетли). Мираж, представший перед нашими взорами на этих солончаках, был чудесным. Нигде, по моему мнению, он не может достигать такой степени очарования, как здесь, над солончаковой корой. Не нужно было ни капли воображения, чтобы создать самую точную картину огромных масс воды: волны колыхались одна за другой, и деревья так живо отражались на поверхности, что даже скот, который не был на привязи и жажда которого не была вполне удовлетворена солоноватой водой Нчокоцы, все – лошади, собаки, а с ними и готтентоты – устремились к обманчивой воде. Стадо зебр казалось в мираже таким похожим на слонов, что Освелл принялся седлать свою лошадь, чтобы охотиться на них; но внезапный прорыв в дымке сразу уничтожил эту иллюзию. Глядя на запад и северо-запад от Нчокоцы, мы видели поднимающиеся вверх столбы черного дыма, как от паровозов, и мы были уверены, что он поднимается от горящих камышей на Нока еа Батлетли.
