Мы считали, что провести через Кебрабасу наш пароход, обладавший мощностью всего в 10 лошадиных сил, невозможно, и были уверены, что для преодоления этой стремнины во время разлива нужна гораздо большая мощность. Поэтому мы отправили соответствующую информацию правительству ее величества [королевы Виктории] и просили дать нам более подходящее судно. В ожидании же мы направили свое внимание на исследование реки Шире, северного притока Замбези, который впадает в последнюю примерно в 100 милях от моря. От португальцев мы не могли получить никаких удовлетворительных сведений об этом притоке: они утверждали, что никто по этой реке не поднимался; не могли они также сказать, где находятся ее истоки. Говорили тем не менее, что много лет назад португальская экспедиция пыталась подняться по Шире, но это ей не удалось из-за непроходимых плавучих водорослей.
Опираясь на это, многие утверждали, что даже каноэ не могли пройти через массу водяных растений, покрывающих ее поверхность. Однако другие намекали в частных беседах, что экспедицию остановили не водяные растения, а отравленные стрелы враждебно настроенных туземцев, которые отбросили португальцев с тяжелыми потерями.
Никто не посылал туземных торговцев вверх по Шире и не входил в сношения с коварными дикарями, которые жили на ее берегах. Купец из Сены рассказывал мне, что он однажды снарядил торговую экспедицию, которая поднялась на небольшое расстояние вверх по реке, но ее члены были ограблены и с трудом спаслись от смерти. Один комендант сказал: «Наше правительство прислало нам приказ помогать вам и охранять вас; но вы отправляетесь туда, куда мы не смеем за вами следовать, – как же мы можем вас оберегать?»
Мы не могли найти сведений в документах, что по Шире когда-либо поднимались европейцы. Поэтому, поскольку это касалось нас, мы должны были обследовать совершенно новые районы. Все португальцы считали манганджа храбрыми, но кровожадными дикарями, и, вернувшись, мы узнали, что вскоре после нашего отъезда распространился слух о роковых результатах нашей смелости. Д-р Ливингстон был будто бы убит, а д-р Кэрк смертельно ранен отравленными стрелами.
Первое путешествие по Шире мы совершили в январе 1859 г. На протяжении первых 25 миль вниз по реке плыло значительное количество водорослей, но недостаточное для того, чтобы помешать плыть каноэ или какому-либо другому судну. Почти вся масса этих водяных растений попадает в реку из болота на западе немного выше большой горы, носящей название горы Морамбала. Выше же их почти нет. Когда мы приближались к деревням, туземцы, вооруженные луками и отравленными стрелами, собирались большими группами на берегу. Некоторые из них, прячась за деревьями, прицеливались в нас, делая вид, что готовы выстрелить. Все женщины были отосланы, чтобы не мешать, и мужчины были, видимо, готовы сопротивляться нападению.
В деревне, где вождем был Тингане, собралось до 500 туземцев; нам приказали остановиться. Д-р Ливингстон сошел на берег; когда он объяснил, что мы англичане и не собираемся ни рабов брать, ни воевать, а хотим только проложить путь для наших соотечественников, чтобы они могли покупать у местных жителей хлопок и все другое, что у них оказалось бы для продажи, кроме рабов, Тингане стал немедленно совсем дружелюбным. Достижению этого результата, вероятно, помог пароход, так как он показывал, что мы совсем новые люди; нам было известно, что Тингане служит преградой для всяких сношений между португальскими черными торговцами и туземцами, живущими дальше, внутри страны. Никому не разрешалось пройти мимо ни в ту, ни в другую сторону. Тингане был пожилым, хорошо сложенным человеком, ростом больше 6 футов, с седой головой. Хотя наше присутствие и привело его в некоторое возбуждение, он с большой готовностью согласился созвать по нашей просьбе свой народ, чтобы все узнали, каковы наши цели.
Входя в сношения с какими бы то ни было людьми, мы почти всегда упоминали о ненависти англичан к рабству.[30] Большинство туземцев знает кое-что об усилиях англичан, направленных к прекращению торговли невольниками. И поскольку нашей задачей было побудить их возделывать и продавать хлопок, вместо того чтобы они продавали своих соотечественников, выполняемое нами поручение показалось им вполне естественным. Имея ясное представление о своих выгодах и являясь страстными торговцами, они тотчас же поняли разумность нашего предложения.
Язык этих туземцев очень похож на язык жителей Сены и Тете. Сначала мы понимали его достаточно лишь для проверки, передает ли наш переводчик наши слова или дает свою собственную версию. Он довольно точно переводил то, что мы ему говорили, но у него была непреодолимая склонность заканчивать свою речь сентенциями вроде: «В книге говорится, что вы должны сеять хлопок, а англичане – приезжать и покупать его», или какой-нибудь им самим сымпровизированной шуткой, что было бы смешно, если бы не так нас изводило.
Когда мы в первый раз поднимались по Шире, наше внимание было главным образом направлено на самую реку. Чтобы оценить то наслаждение, которое дает исследование на протяжении 200 миль извилин до того неведомой реки, надо его испытать. Мы выяснили, что в низовьях река имела не менее двух морских саженей глубины. Выше по течению она становилась мельче, так как множество отделяющихся от нее и снова с нею сливающихся рукавов уменьшает объем воды; но отсутствие мелей делает ее удобной для навигации.
Нам нужно было быть крайне осторожными, чтобы какой-нибудь наш поступок не был неправильно понят толпами туземцев, которые следили за нами.
Пройдя по прямой сто миль, – извилистость реки по меньшей мере удвоила это расстояние, – мы обнаружили, что дальше на пароходе двигаться не можем, так как на 15°55 южной широты нам преградил путь великолепный водопад, который мы назвали Мурчисон в честь того, чье имя приобрело уже мировую славу и за чью великодушную доброту мы никогда не сможем отплатить. Туземное название этого водопада Мамвира. Здесь в первый раз было приостановлено движение вперед нашего парохода. Угол падения воды этого водопада значительно меньше, чем пяти, расположенных выше по течению; действительно, он был настолько мал, что после открытия этих пяти он не был включен в их число.
Порог Мамвира, нижайший из Марчизонских порогов
Иллюстрация к первому английскому изданию произведений Д. Ливингстона
Мы провели здесь несколько дней, надеясь, что удастся засечь долготу, но большую часть времени шел дождь; если его не было, то небо было покрыто тяжелыми тучами. Было признано неосторожным отважиться на путешествие внутрь страны, пока туземцы так подозрительны, что держат на берегах сильную охрану и днем и ночью; погода также была неблагоприятна. Послав подарки и приветствия двум вождям, мы вернулись в Тете. Вниз по реке мы двигались быстро, так как нам помогало течение. Бегемоты никогда не попадали впросак и уходили с нашего пути. Менее умные крокодилы иногда весьма порывисто бросались на нас, думая, что мы громадное плывущее животное. Они держались под водой, примерно на фут от поверхности, но от движения их ног и тела получалась ясно видимая рябь в тех местах, по которым можно было видеть, как быстро двигались они вперед. Они поднимали голову только тогда, когда были на расстоянии нескольких ярдов от предполагаемого лакомства, – и тогда, увидев ошибку, камнем падали на дно, не прикоснувшись к пароходу.
В середине марта того же [1859]года мы отправились во второй раз в путешествие по Шире. Теперь туземцы относились к нам дружелюбно и охотно продавали рис, птицу и зерно. Мы вступили в дружеские отношения с вождем Чибисой, деревня которого находилась примерно в 10 милях ниже водопада. Когда мы были здесь в первый раз, он послал двух людей пригласить нас на пиво; но пароход последним показался таким страшилищем, что, прокричав свое приглашение, они прыгнули на берег, оставив свои каноэ на волю течения. Чибиса был исключительно умным человеком. Если не считать темного цвета кожи, он был вылитым портретом одного из наших знаменитейших лондонских артистов и далеко превосходил по своему уму всех остальных вождей этого района. Он рассказал нам, что ему пришлось много воевать, но начинали всегда другие; он всегда был прав, а виноваты были всегда они. Кроме того, он твердо верил в божественные права монархов. Он рассказывал, что был обыкновенным человеком; но, когда умер его отец, стал вождем. Как только он занял это высокое положение, то осознал могущество, которое вошло в его голову и спустилось по спине; он чувствовал, как оно в него вошло, и узнал, что он – вождь, облеченный властью и обладающий мудростью; тогда люди начали бояться его и стали преклоняться перед ним. Он говорил об этом, как о совершенно естественном факте, исключающем всякое сомнение. Его народ также верил в него: они купались в реке, абсолютно не боясь крокодилов, так как вождь бросил в нее могущественное средство, которое охраняло их от этих чудовищных пресмыкающихся.
