– Алешеньки-то кровь, Ильи! —
Ох и красны ж у нас дымятся реки,
Малиновые полыньи.
В осоловелой оторопи банной —
Хрип княжеский да волчья сыть.
Всей соловьиной глоткой разливанной
Той оторопи не покрыть.
Вот и молчок-то мой таков претихий,
Что вывелась моя семья.
Меж соловьев слезистых – соколиха,
А род веду – от Соловья.
9 февраля 1922
“Не приземист – высокоросл…”
Не приземист – высокоросл
Стан над выравненностью грядок.
В густоте кормовых ремесл
Хоровых не забыла радуг.
Сплю – и с каждым батрацким днем
Тверже в памяти благодарной,
Что когда-нибудь отдохнем
В верхнем городе Леонардо.
9 февраля 1922
“Слезы – на лисе моей облезлой…”
Слезы – на лисе моей облезлой!
Глыбой – чересплечные ремни!
Громче паровозного железа,
Громче левогрудой стукотни —
Дребезг подымается над щебнем,
Скрежетом по рощам, по лесам.
Точно кто вгрызающимся гребнем
Разом – по семи моим сердцам!
Родины моей широкоскулой
Матерный, бурлацкий перегар,
Или же – вдоль насыпи сутулой
Шепоты и топоты татар.
Или мужичонка, на круг должный,
За косу красу – да о косяк?
(Может, людоедица с Поволжья
Склабом – о ребяческий костяк?)
Аль Степан всплясал, Руси кормилец?
Или же за кровь мою, за труд —
Сорок звонарей моих взбесились —
И болярыню свою поют...
Сокол – перерезанные путы!
Шибче от кровавой колеи!
– То над родиной моею лютой
Исстрадавшиеся соловьи.
10 февраля 1922
Дочь Иаира
1
Мимо иди!
Это великая милость.
Дочь Иаира простилась
С куклой (с любовником!) и с красотой
Этот просторный покрой
Юным к лицу.
2
В просторах покроя —
Потерянность тела,
Посмертная сквозь.
Девица, не скроешь,
Что кость захотела
От косточки врозь.
Зачем, равнодушный,
Противу закону
Спешащей реки —
Слез женских послушал
И отчего стону —
Душе вопреки!
Сказал – и воскресла,
И смутно, по памяти,
В мир хлеба и лжи.
Но поступь надтреснута,
Губы подтянуты,
Руки свежи.
И всё как спросоньица
Немеют конечности.
И в самый базар
С дороги не тронется
Отвесной. – То Вечности
Бессмертный загар.
Привыкнет – и свыкнутся.
И в белом, как надобно,
Меж плавных сестер...
То юную скрытницу
Лавиною свадебной
Приветствует хор.
Рукой его согнута,
Смеется – всё заново!
Всё роза и гроздь!
Но между любовником
И ею – как занавес
Посмертная сквозь.
16 – 17 февраля 1922
“На пушок девичий, нежный…”
На пушок девичий, нежный —
Смерть серебряным загаром.
Тайная любовь промежду
Рукописью – и пожаром.
Рукопись – пожару хочет,
Девственность – базару хочет,
Мраморность – загару хочет,
Молодость – удару хочет!
Смерть, хватай меня за косы!
Подкоси румянец русый!
Татарве моей раскосой
В ножки да не поклонюся!
– Русь!!!
16 – 17 февраля 1922
“На заре – наимедленнейшая кровь…”
На заре – наимедленнейшая кровь,
На заре – наиявственнейшая тишь.
Дух от плоти косной берет развод,
Птица клетке костной дает развод.
Око зрит – невидимейшую даль,
Сердце зрит – невидимейшую связь...
Ухо пьет – неслыханнейшую молвь.
Над разбитым Игорем плачет Див...
18 февраля 1922
“Переселенцами…”
Переселенцами —
В какой Нью-Йорк?
Вражду вселенскую
Взвалив на горб —
Ведь и медведи мы!
Ведь и татары мы!
Вшами изъедены
Идем – с пожарами!
Покамест – в долг еще!
А там, из тьмы —
Сонмы и полчища
Таких, как мы.
Полураскосая
Стальная щель.
Дикими космами
От плеч – метель.
– Во имя Господа!
Во имя Разума! —
Ведь и короста мы,
Ведь и проказа мы!
Волчьими искрами
Сквозь вьюжный мех —
Звезда российская:
Противу всех!
Отцеубийцами —
В какую дичь?
Не ошибиться бы,
Вселенский бич!
“Люд земледельческий,
Вставай с постелею!”
И вот с расстрельщиком
Бредет расстрелянный,
И дружной папертью,
– Рвань к голытьбе:
“Мир белоскатертный!
Ужо тебе!”
22 февраля 1922
Площадь
Ока крылатый откос:
Вброд или вдоль стен?
Знаю и пью робость
В чашечках ко – лен.
Нет голубям зерен,
Нет площадям трав,
Ибо была – морем
Площадь, кремнем став.
Береговой качки
.... злей
В башни не верь: мачты
Гиблых кораб – лей...
Грудь, захлебнись камнем...
<1922>
“Сомкнутым строем…”
Сомкнутым строем —
Противу всех.
Дай же спокойно им
Спать во гробех.
Ненависть, – чти
Смертную блажь!
Ненависть, спи:
Рядышком ляжь!
В бранном их саване —
Сколько прорех!
Дай же им правыми
Быть во гробех.
Враг – пока здрав,
Прав – как упал.
Мертвым – устав
Червь да шакал.
Вместо глазниц —
Черные рвы.
Ненависть, ниц:
Сын – раз в крови!
Собственным телом
Отдал за всех...
Дай же им белыми
Быть во гробех.
22 февраля 1922
Сугробы
Эренбургу
<1>. “Небо катило сугробы…”
Небо катило сугробы
Валом в полночную муть.
Как из единой утробы —
Небо – и глыбы – и грудь.
