Мчат за ливнем косым.
Ляг – и лягу. И благо. О, всё на благо!
Как тела на войне —
В лад и в ряд. (Говорят, что на дне оврага,
Может – неба на дне!)
В этом бешеном беге дерев бессонных
Кто-то на смерть разбит.
Что победа твоя – пораженье сонмов,
Знаешь, юный Давид?
11 сентября 1923
Ахилл на валу
Отлило – обдало – накатило —
– Навзничь! – Умру.
Так Поликсена, узрев Ахилла
Там, на валу —
В красном – кровавая башня в плёсе
Тел, что простер.
Так Поликсена, всплеснувши: “Кто сей?”
(Знала – костер!)
Соединенное чародейство
Страха, любви.
Так Поликсена, узрев ахейца
Ахнула – и —
Знаете этот отлив атлантский
Крови от щек?
Неодолимый – прострись, пространство! —
Крови толчок.
13 сентября 1923
Последний моряк
О, ты – из всех залинейных нот
Нижайшая! – Кончим распрю!
Как та чахоточная, что в ночь
Стонала: еще понравься!
Ломала руки, а рядом драк
Удары и клятв канаты.
(Спал разонравившийся моряк
И капала кровь на мя-
тую наволоку...)
А потом, вверх дном
Стакан, хрусталем и кровью
Смеясь... – и путала кровь с вином,
И путала смерть с любовью.
“Вам сон, мне – спех! Не присев, не спев —
И занавес! Завтра в лёжку!”
Как та чахоточная, что всех
Просила: еще немножко
Понравься!... (Руки уже свежи,
Взор смутен, персты не гнутся...)
Как та с матросом – с тобой, о жизнь,
Торгуюсь: еще минутку
Понравься!..
15 сентября 1923
Крик станций
Крик станций: останься!
Вокзалов: о жалость!
И крик полустанков:
Не Дантов ли
Возглас:
“Надежду оставь!”
И крик паровозов.
Железом потряс
И громом волны океанской.
В окошечках касс,
Ты думал – торгуют пространством?
Морями и сушей?
Живейшим из мяс:
Мы мясо – не души!
Мы губы – не розы!
От нас? Нет – по нас
Колеса любимых увозят!
С такой и такою-то скоростью в час.
Окошечки касс.
Костяшечки страсти игорной.
Прав кто-то из нас,
Сказавши: любовь – живодерня!
“Жизнь – рельсы! Не плачь!”
Полотна – полотна – полотна...
(В глаза этих кляч
Владельцы глядят неохотно).
“Без рва и без шва
Нет счастья. Ведь с тем покупала?”
Та швейка права,
На это смолчавши: “Есть шпалы”.
24 сентября 1923
Пражский рыцарь
Бледно – лицый
Страж над плеском века —
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку.
(О найду ль в ней
Мир от губ и рук?!)
Ка – ра – ульный
На посту разлук.
Клятвы, кольца...
Да, но камнем в реку
Нас-то – сколько
За четыре века!
В воду пропуск
Вольный. Розам – цвесть!
Бросил – брошусь!
Вот тебе и месть!
Не устанем
Мы – доколе страсть есть!
Мстить мостами.
Широко расправьтесь,
Крылья! В тину,
В пену – как в парчу!
Мосто – вины
Нынче не плачу!
– “С рокового мосту
Вниз – отважься!”
Я тебе по росту,
Рыцарь пражский.
Сласть ли, грусть ли
В ней – тебе видней,
Рыцарь, стерегущий
Реку – дней.
27 сентября 1923
“По набережным, где седые деревья…”
По набережным, где седые деревья
По следу Офелий... (Она ожерелья
Сняла, – не наряженной же умирать!)
Но все же
(Раз смертного ложа – неможней
Нам быть нежеланной!
Раз это несносно
И в смерти, в которой
Предвечные горы мы сносим
На сердце!..) – она все немногие вёсны
Сплела – проплывать
Невестою – и венценосной.
Так – небескорыстною
Жертвою миру:
Офелия – листья,
Орфей – свою лиру...
– А я? —
28 сентября 1923
Ночные места
Темнейшее из ночных
Мест: мост. – Устами в уста!
Неужели ж нам свой крест
Тащить в дурные места,
Туда: в веселящий газ
Глаз, газа... В платный Содом?
На койку, где все до нас!
На койку, где не вдвоем
Никто... Никнет ночник.
Авось – совесть уснет!
(Вернейшее из ночных
Мест – смерть!) Платных теснот
Ночных – блаже вода!
Вода – глаже простынь!
Любить – блажь и беда!
Туда – в хладную синь!
Когда б в веры века
Нам встать! Руки смежив!
(Река – телу легка,
И спать – лучше, чем жить!)
Любовь: зноб до кости!
Любовь: зной до бела!
Вода – любит концы.
Река – любит тела.
4 октября 1923
Подруга
“Не расстанусь! – Конца нет!” И льнет, и льнет...
А в груди – нарастание
Грозных вод,
Нот... Надёжное: как таинство
Непреложное: рас – станемся!
5 октября 1923
Поезд жизни
Не штык – так клык, так сугроб, так шквал, —
В Бессмертье что час – то поезд!
Пришла и знала одно: вокзал.
Раскладываться не стоит.
На всех, на всё – равнодушьем глаз,
Которым конец – исконность.
О как естественно в третий класс
Из душности дамских комнат!
Где от котлет разогретых, щек
Остывших... – Нельзя ли дальше,
Душа? Хотя бы в фонарный сток
От этой фатальной фальши:
Папильоток, пеленок,
Щипцов каленых,
Волос паленых,
Чепцов, клеенок,
О – де – ко – лонов
Семейных, швейных
Счастий (klein wenig!)[44]
Взят ли кофейник?
Сушек, подушек, матрон, нянь,
Душности бонн, бань.
Не хочу в этом коробе женских тел
Ждать смертного часа!
Я хочу, чтобы поезд и пил и пел:
Смерть – тоже вне класса!
В удаль, в одурь, в гармошку, в надсад, в тщету!
– Эти нехристи ильнут же! —
Чтоб какой-нибудь странник: “На тем свету”...
Не дождавшись скажу: лучше!
Площадка. – И шпалы. – И крайний куст
