– И вы обучились на мастера маникюра и педикюра? – предположила клиентка.
– Это уже моя седьмая освоенная специальность за четыре года!
Придирчиво изучила безупречно накрашенные ногти:
– Вы в каждой добились столь высокого уровня?
Собеседник рассмеялся:
– Смею надеяться.
– И ни разу не пожалели о том, что покинули завод?
– Вечером, укладываясь спать и вспоминая прошедший день, я радуюсь как ребенок, что однажды набрался наглости изменить свою жизнь. Знаете афоризм? «Если будешь продолжать делать то, что делаешь, будешь продолжать иметь то, что имеешь». Каждый решает сам, хочет ли иметь больше. Лично я для себя решил.
Марина поднялась со стула, чувствуя, как клокочет внутри нерастраченная энергия. Не сказав ни слова, пошла к ресепшину, расплатилась. У выхода остановилась, вспомнив нечто важное. Вернулась в кабинет мастера по маникюру. Мужчина все еще сидел за столиком.
– Извините. Забыла вас поблагодарить. Вы мне очень помогли.
Широкое лицо «тракториста» осветилось улыбкой:
– Не за что! Приходите! Месяца четыре я тут еще потружусь. Потом примусь за что-нибудь новенькое.
Глава 32
Сашка не верил своим ушам. Дело раскрыто и в ближайшее время будет передано в суд? Но как? Так быстро?! Он воспроизвел в памяти недавний диалог со следователем Смирновым.
– Свидетельницу благодарите. Составленный ею фоторобот предполагаемого преступника мы пробили по нашей базе. И что вы думаете – нашли голубчика. Ранее он привлекался за распространение наркотиков. Даже ориентировки рассылать не понадобилось – взяли его под стражу прямо в квартире, где он прописан. Подозреваемый находился в состоянии наркотического опьянения и при задержании оказал сопротивление. На допросе в отделении показания давать отказывался, твердил, что не понимает, о чем идет речь. Отследив звонки с его мобильного телефона, сделанные в минувшие дни, вышли на двух подельников. Одним из них оказалась ваша старая знакомая.
– Моя знакомая? – Агеев сглотнул. – Я не ослышался?
– Именно. Та самая, за которую вы не так давно заступились. Она отказалась писать заявление о нанесении тяжкого вреда ее здоровью и отчаянно отрицала знакомство с нападавшими, помните? На этот раз разговорить ее большого труда не составило. Ну, или почти не составило, – уточнил старший лейтенант. – Чтобы не забивать вам голову лишними подробностями, скажу коротко об итогах расследования. Девица состояла в организованной группировке, занимавшейся сбытом героина. Вы стали случайным свидетелем разборок и посодействовали аресту двух членов банды. Двое оставшихся на свободе дружков решили поиграть в мстителей. Загвоздка была в том, что девица хоть и запомнила ваше лицо, ни фамилии, ни каких-то других ориентиров, по которым можно вычислить вашу дислокацию, не имела. Вероятно, через некоторое время запал преступников погас бы, и намерение отомстить сошло на нет. Если бы не одно счастливое для них обстоятельство, – Смирнов выдержал эффектную паузу. – Не догадываетесь, какое?
Сашка пожал плечами – осторожно, чтобы резкое движение не отдалось в ноющих ранах:
– Нет…
– В местной газете вышла заметка с вашей фотографией. Большое такое изображение на первой полосе. Девица опознала вас. Вычислить по имени и фамилии ваш адрес было уже делом техники.
События в жизни Агеева разворачивались с такой стремительной скоростью, что оставалось лишь удивляться и разводить руки. Почти неконтролируемая ситуация пугала бы, если бы ее преобладающим знаком был минус. Утешало то, что главному участнику не самых приятных событий сопутствовала удача. Будь преступник профессиональнее и дотошнее, – не оставил бы жертву, не убедившись прежде, что нанесенные ранения смертельны. Не увлекись Виктория приятелем брата – не оказалась бы в нужное время в нужном месте. Подойди она к дому на минуту позже, не столкнулась бы с убийцей и не составила фоторобот, который в конечном итоге и поспособствовал расследованию.
Среди глобальных «если бы» выделялись менее значимые, но не менее любопытные. Например, если бы Сашка не взял Вику на выездную рекламную фотоссесию, где она познакомилась с Евгением, который, быть может, уже не существовал, если бы Макс не позвонил редакционному фотографу и не вызвал его на репортаж о самоубийце, то вряд ли Агеев чувствовал бы себя сейчас комфортно в обществе девушки. Неловкость, испытываемая им каждый раз, когда он был вынужден обходиться с поклонницей прохладно, дабы не давать надежду, канула в Лету. И все потому (не сглазить бы), что Виктория переключила внимание на Евгения. А тот, судя по всему, не противился.
Сашка сел на кровати, для удобства подложив под спину подушку. Время в больнице тянулось медленно и монотонно. Двое пациентов, находившихся с ним в палате, являли собой образец некоммуникабельности. Бо́льшую часть суток они спали, а когда бодрствовали – ходили на процедуры и в столовую. Исключая полуторачасовые визиты друзей, в основном парень был предоставлен самому себе. Иногда от обилия мыслей его даже начинало тошнить, и он срочно прерывался на какое-нибудь несерьезное занятие: листал принесенные Лехой журналы или слушал радио-плеер. Плюс, в его распоряжении имелось пять музыкальных дисков, в том числе альбом «Арктики». Агеев попросил Вику и Евгения наведаться к нему домой и взять на полке несколько CD.
Диск, подаренный брюнеткой, он еще не включал. Боялся, что и без того щемящая тоска усилится, заставив его снова и снова набирать номер телефона Летовой и тут же сбрасывать. Ведь если абонент окажется в зоне действия сети и поднимет трубку, надо будет что-то говорить.
«Я не знаю, как назвать это чувство. Увлечением? Оно слишком поверхностно. А я ощущаю, как глубоко вязну. Страстью? Она чересчур эгоистична. Я готов никогда не касаться тебя, не обладать тобою, радуясь просто тому, что ты существуешь. Похотью? Она видит лишь тело. Меня возбуждает твоя личность. Любовью? Она не знает преград и сомнений. А я не уверен, что мы должны быть вместе…» – эти слова так и не будут произнесены, и останутся внутри, в самом центре нервно пульсирующего сердца.
– Задирайте рубаху. Сменю повязку!
Сашка и не заметил, как в палату вошла медсестра. Он молча наблюдал за ее расторопными движениями, почти не причинявшими боли, и гадал, чем в эту самую минуту занимается брюнетка. Должно быть, сидит на работе, с упоением занимается делами и не предполагает, что за тысячи километров к северо-востоку кто-то думает о ней. Думает, думает, думает, как последний придурок. И не предпринимает ничего, чтобы остановить эту бесконечную муку.
Он ведь столько раз увлекался, впуская в свою жизнь очередную Музу, и никогда не размышлял над целесообразностью родившегося чувства. Получал удовольствие от воодушевления, приходившего с новыми отношениями, и не боялся, что они однажды закончатся. Был готов к любому повороту событий. Не терзался, правильный ли делает выбор. Ибо не так уж важно, какой из путей предпочтет герой, стоящий на перепутье трех дорог, – сказка все равно продолжится. Так почему же сейчас он изменяет себе?..
Хотелось на улицу, подставить лицо тусклому вечернему солнцу, втянуть ноздрями пахнущий приближающейся осенью воздух. Увы, в ближайшие дни эта невинная радость была для парня недоступна. Пока не срослись швы, лечащий врач разрешил «прогулки» исключительно по коридорам стационара, и то недолго. Доктора как всегда перестраховываются. Агеев чувствовал себя бодро.
Соседи по палате вернулись с ужина, улеглись в койки и задремали. От безысходности Сашка последовал их примеру. Проснулся в три часа утра. Понял, что выспался на неделю вперед. Взял с тумбочки CD-плеер и диск брюнетки, тихо встал с кровати и вышел в коридор. Чтобы не навлекать гнев медсестер, шатаясь сомнамбулой по холлу, свернул на лестницу. Поднялся на последний этаж, в лестничном пролете уселся на широкий подоконник, распахнул окно. Поежился от туманной ночной свежести, поднял воротник рубашки. Надел наушники и включил альбом «Арктики».