Однажды измены Гайолы раскрылись. Геордис был в бешенстве, отрекся от жены, и ее подвергли малой ристопии, отправив на три года в акелины. Оскорбленный муж выкупил ту люцею, которой с некоторых пор принадлежало его сердце, и сделал ее своею женою. Через некоторое время, однако, Геордису стало опять скучно, и его вновь потянуло в акелины. Придя туда, он встретил свою бывшую жену, которую поначалу не узнал, и провел с ней всю ночь в бурных ласках, так и не сумев сполна насытиться теперь уже ее прелестями…
Вконец запутавшийся грономф вносит и за Гайолу выкуп и просит липримара позволить ему иметь сразу двух жен. Наместник позволяет Геордису привести в дом вторую женщину и отписывает ему разрешительный онис. Только во время свадебной церемонии выясняется, что онис до конца не дочитан. В том же указе, в обмен на редчайшую милость, Геордису запрещается под страхом смерти когда-либо посещать акелины. Обманутый хитроумным правителем-шутником, также приглашенным на празднество, грономф грустит, но его прекрасные любящие жены быстро разгоняют печаль. И правда, достойному эжину более незачем искать любовных утех вне супружеского ложа. Геордис перестает тужить о случившемся. Веселое представление заканчивается бурным свадебным ликованием.
— В чем дело, тебе не понравилось? — спросил с удивлением друга Идал, когда они вышли на площадь перед амфитеатром Дэориса, запруженную конными носилками, лошадьми и ожидающими хозяев разодетыми слугами.
ДозирЭ был и правда несколько грустен.
— Отнюдь, я никогда не видел ничего подобного.
— Почему же, когда все весело смеются, ты опечален?
— Поверь мне, рэм, на это есть весьма веские причины…
ДозирЭ не хотел уточнять, но от Идала вряд ли можно было что-нибудь скрыть:
— Сдается мне, здесь замешана женщина?
— Так оно и есть…
И молодой человек нехотя поведал Идалу о люцее по имени Андэль.
Воины приказали слугам возвращаться с лошадьми в казармы, а сами двинулись пешком вдоль центрального канала, ведущего к площади Радэя. Темнело. Со стороны Анконы потянуло ароматной прохладой. На улицах уже горели факельницы, отбрасывая на памятники и фасады дворцов таинственные тени. Медленно и как-то сонно шли по каналу широкие весельные лодки, открытые, устланные мягкими коврами, защищенные расписными навесами. С них доносились негромкие мелодии лючины, а иногда сладкие звуки протяжных авидронских песен.
— Отец часто говорил мне: «Нет ничего глупее, чем влюбляться в люцей, которых ты покупаешь», — сказал Идал, выслушав историю ДозирЭ. — Впрочем, мало кто избежал этой участи. Инфект ради нашего удовольствия, а больше — для обогащения казны собирает в акелинах самых красивых женщин континента. Немудрено, что и ты попался в эту опасную, но такую сладостную ловушку.
— Мне больно слышать твои слова, — ответил ДозирЭ. — Разве вольны мы в своих чувствах, разве можем сами решать, влюбляться или нет? Разве не небеса управляют в полной мере нашими сердцами?
ДозирЭ говорил горячо, глаза его горели, будто перед схваткой, и Идал поспешил успокоить друга:
— Прости меня, я воспитывался в доме, где не было места чудесному сиянию Хомеи, где первостепенное значение имели цифры, обозначающие вес и стоимость товара… Скажи же теперь, сколько хотят в акелине за твою Андэль?
ДозирЭ нахмурился. Недавно он вновь встречался с Андэль, а потом наведывался к Жуфисме, которая направила его к ростору Инфекта, ведающему несколькими акелинами. Сановный авидрон встретил десятника Белой либеры весьма радушно и прежде всего напомнил, что для телохранителей Инфекта существует своя акелина, самая лучшая — Дворец Любви, располагающаяся прямо в одном из зданий Дворцового Комплекса Инфекта. Мол, де, он не понимает, зачем такому достойному воину понадобилась люцея из обычной акелины. И потом, для чего ее выкупать? Но молодой человек был откровенен, рассказав о своих чувствах и о своих планах. «Хорошо, — сказал ростор, — я думаю, что для воина Белой либеры мы обязаны сделать всё необходимое». И он открыл денежные книги и углубился в чтение. Чем больше он изучал записи, тем больше хмурился. Время шло, а ростор всё разбирался в столбиках цифр, что-то подсчитывал, сбивался, начинал считать снова. В конце концов, он закрыл книгу и сказал металлическим тоном: «Случай отдельный. Люцея Андэль приносит Инфекту значительные доходы. Законы Авидронии запрещают отпускать раньше срока таких «подписанток». — «Как? — вскричал ДозирЭ. — Неужели нельзя ничего сделать?» — «Ничего, — огорчился вместе с посетителем ростор акелин. — Если я нарушу закон, мне грозит большая ристопия, уважаемый рэм… Впрочем, постой, есть одна лазейка — третье уточнение Руфэла. Так-так, вот оно: если ты обязуешься в течение десяти дней после выкупа взять люцею законным порядком в жены, то наша сделка может состояться». Белоплащный воин подпрыгнул от радости: «Слава Гномам!» Ростор вытер пот со лба и, довольный собой, откинулся на спинку сиденья. «Итак, рэм, учитывая цвет твоего плаща, при полном согласии девушки и твоем письменном обязательстве в течение десяти дней на ней жениться, плата составит… плата составит…»
— Двести пятьдесят инфектов, — ответил ДозирЭ на вопрос Идала. — За Андэль с меня просят двадцать пять берктолей!
— Немало, совсем немало. — Идал даже остановился. — Похоже, теперь я начинаю верить в искренность твоих чувств. Никогда не слышал, чтобы люцею оценивали столь дорого! Хотел бы я ее увидеть, хоть мимолетно…
Друзья двинулись дальше. Некоторое время оба молчали. Они прошли мимо Огневой площадки, где в свете высокого костра несколько сот юношей и девушек танцевали под лючину и играли в веселые игры. Рядом, за широкими трапезными столами, уставленными сосудами с вином и нектаром, сидели степенные мастеровые и бывшие военные, обнимая женщин: распевали песни, громко спорили о событиях в Иргаме и играли в стекляшки.
— Я могу взять двести пятьдесят инфектов у своего отца, — сказал наконец Идал. — Но взамен он, несомненно, потребует, чтобы я бросил службу и занялся торговыми делами. Впрочем, для тебя я готов пожертвовать белым плащом.
— Нет, — отвечал ДозирЭ. — Я не приму от тебя денег, добытых таким образом. Поверь мне, всё это я рассказал тебе не потому, что ты эжин и твой род богат. Мне и в голову не приходило просить твоей помощи. Тем более что я никогда не смогу вернуть столь крупный долг. Я доверился тебе, потому что ты — мой единственный друг «на крови», не считая Тафилуса, которого мы оставили на чужбине. И более у меня никого нет.
— Что же ты собираешься делать?
— Что-нибудь придумаю. Андэль будет моей, чего бы мне это не стоило! И я готов преодолеть любые препятствия, веришь?
И словно в подтверждение своих слов ДозирЭ вынул наполовину из ножен меч Славы и с силой отправил его обратно.
— В этом, по крайней мере, у меня нет никакого сомнения, — кивнул головой Идал…
Вскоре Алеклия собрался посетить Великую Подкову, строительство которой подходило к завершению. В Грономфе, да и по всей Авидронии, с некоторых пор ходили упорные слухи о том, что в этом году флатоны наконец высадятся на континент. В стране росло напряжение, Рестории волновались, и Инфект решил собственными глазами убедиться в том, что возведенные укрепления способны остановить воинов Темного океана.
В окружении внушительной свиты военачальников, росторов и советников, в сопровождении целой аймы наблюдателей от народных собраний и под защитой Белой либеры, насчитывающей на тот момент девять тысяч шестьсот воинов, Божественный за десять дней, не съезжая с мощеной дороги, преодолел огромное расстояние. Прибыв на место, он прежде всего встретился с вождями маллов, во главе с самым влиятельным предводителем горцев Аквилоем — «надежным другом авидронского народа». Получив от него и от других знатных вождей заверения в дружбе и честном союзничестве, Инфект не забыл извиниться за неудачную встречу малльских послов в Грономфе год назад и преподнес переговорщикам щедрые дары. Зная, что в некоторых местностях, особенно в труднодоступных, маллы неспокойны, что учащаются нападения на авидронские обозы, что некоторые молодые строптивые вожди не признают соглашений с Авидронией, Алеклия постарался задобрить всех родовитых горцев и приказал увеличить плату маллам, участвующим в строительстве Великой Подковы. Затем Божественный осмотрел стены и башни возведенных укреплений и остался весьма доволен их состоянием. Вернувшись стремительным маршем в Авидронию, на что понадобилось не более семи дней, Инфект отдал распоряжение усилить Великую Подкову цинитами из гарнизонов авидронских крепостей и городов, а также послал еще пять пеших партикул для усиленного надзора за неблагонадежными малльскими общинами.
