— Храбрейшие воины, пощадите! Я готов искупить свою вину. Это вера моя заставила меня совершить такую подлость! — причитал пленник.

— Ты, Бермуд, повинен в гибели многих авидронских воинов. И за это умрешь, — отвечал ему Тафилус.

— Отпустите меня, доблестные циниты, зачем вам моя несчастная жизнь? Я заплачу вам столько золота, что вам хватит до конца ваших дней. Как насчет берктоля каждому? Нет, лучше по пять! О Дева, прости меня, пусть это будет десять! Десять берктолей каждому из вас!

— Ты еще торгуешься? Какую пользу принесет тебе золото в бесконечном путешествии? — с усмешкой спрашивал Идал.

Бермуда подтащили к гигантскому камнемету, который был уже взведен. Вокруг собралось множество цинитов, чтобы поглазеть на редкостное зрелище. Монолитаи усадили вопящего иргама на платформу, с притворной грустью простились с ним и попросили метателей привести механизм в действие. Щелкнул мощный затвор. Бермуд со скоростью стрелы воспарил ввысь, преодолел свыше тысячи шагов, перелетел крепостную стену и упал с высоты птичьего полета где-то в глубине Кадиша.

— Пойдемте, друзья. Погибшие авидроны отомщены, — сказал Идал.

— Еще не совсем, — буркнул себе под нос ДозирЭ.

Ранним утром Хавруш стоял на обзорной площадке в башне главной цитадели — низкорослый, необычайно толстый, на тонких скрюченных ножках. Был он в легкой накидке красного цвета, поскольку стояла неимоверная жара; его раскрытая грудь, спина, шея, руки, ноги, лицо — всё было покрыто густой рыжеватой шерстью, мокрой от пота. Верховный военачальник иргамовской армии изучал состояние стен и башен крепости, а также осматривал позиции ненавистных авидронов. За его спиной слуга по имени Оус, немой раб лет пятидесяти, черноволосый, с перебитым расплющенным носом, убирал со стола остатки еды после более чем плотной трапезы. Подслащенного вина и нежнейших охлажденных наливок было выпито несколько кувшинов, таких же пузатых, как и сам едок.

Хавруш видел, в каком плачевном состоянии находились стены Кадиша. Некогда горделивые, неприступные, теперь они были полуразрушены. Разбитые башни выглядели еще хуже стен, изуродованные авидронами до неузнаваемости. Примерно в таком же состоянии сегодня пребывала внутренняя часть крепости — идеально спланированная теснина гигантских строений: многочисленные цитадели были сплошь завалены каменными ядрами и обломками пострадавших строений, будто пережили гнев Слепой Девы. Великолепный Кадиш, этот заоблачный храм человеческого гения, нетленный образчик его безграничных возможностей и надменный памятник почти полумиллиону мастеровых и рабов, строивших его, сейчас пребывал в самом унылом состоянии. Да нет, он был просто уничтожен.

Поначалу Верховный военачальник еще пытался как-то поддерживать крепость. Дотемна добрая половина гарнизона копошилась на виду у противника, укрепляя стены. Но авидроны разрушали Кадиш быстрее, чем иргамы могли его восстанавливать. Да и потери от метательных механизмов Алеклии были чудовищны. И тогда пришлось оставить всё как есть. Бедный, бедный Кадиш!

Хавруш перевел взгляд на авидронские позиции, которые отсюда были прекрасно видны. Перед глазами лежал целый город с тысячами утепленных шкурами шатров и множеством каменных построек, защищенный рвами, деревянными стенами и башнями, обжитый, неугомонный человеческий муравейник: дымили многочисленные кузницы, поднимался пар над купальнями, возле гранитных храмов Инфекта толпились воины; кипела жизнь бивуака чудовищных размеров. Еще только Ристалищ им не хватало, подумал Хавруш…

Было понятно, что противник приготовился к длительной осаде и будет сидеть под Кадишем год, два — сколько понадобится, вгрызаясь в каждую пядь земли, — но не уйдет без победы. Меж тем в крепости уже давно свирепствовал голод, а от стотысячного гарнизона осталось чуть более половины.

Кто такие эти авидроны, спрашивал себя Хавруш. Чем они отличаются от иргамов? Почему их все боятся? Что за боги дают им силы, храбрость, умение? Почему три обыкновенных воина пешего монолита без ущерба справляются с лучшими капроносами Масилумуса? Где божья справедливость? Почему Слепая Дева милосердна к своим врагам?..

Внезапно Хавруш заметил метательный снаряд странной формы, летящий прямо в него. Носороговая башня, которую он облюбовал для себя, находилась в самой глубине Кадиша, и редкий снаряд долетал до ее могучих стен. Однако этот камень, или что это было, летел прямо на башню. Через мгновение Хавруш понял, что это никакой не снаряд, а… человек! В этом не было ничего странного — авидроны часто метали внутрь крепости полуразложившиеся трупы, чтобы вызвать здесь мор. Верховный военачальник даже как-то выделил особый отряд, циниты которого при помощи длинных крюков собирали эти тела, свозили их на территорию небольшой крепостной могильни и там сжигали.

Однако этот труп, перелетевший крепостную стену и три внутренние стены, оказался не трупом: до Хавруша вдруг донеслись ужасающие вопли. Это живой человек, понял военачальник, впрочем, совершенно не удивившись. Чего только эти авидроны не придумают!

Тело меж тем всё же не достигло Носороговой башни, а ударилось об основание межбашенного перехода и разлетелось на куски. Лишь темное пятно с подтеками осталось на серой, грубо обработанной тверди.

Из глубины помещения раздалось голубиное воркование. Хавруш звучно рыгнул, тут же почувствовал некоторое облегчение, сменившее тяжесть пресыщения, и подошел к просторной клетке, где томились три нахохлившихся розовокрылых голубя. Он взял из мешка, стоявшего рядом, малую горсть зерна и бережно насыпал его птицам. Голуби, распушая хвосты и крылья, толкаясь, набросились на корм.

— Ну-ну, дети мои, всем хватит, — сладким голосом защебетал Хавруш. Вдруг обернувшись, он резко приказал Оусу: — Приведи Бредероя.

Немой кивнул и удалился. Вскоре в помещение вошел высокий и крепкий мужчина в грубой одежде из шкур. Невольно покосившись на блюда с остатками еды, он припал к ногам военачальника и смахнул с них воображаемую пыль, проделав это, однако, с таким достоинством, на которое мало кто был способен. Потом поднялся и отступил на несколько шагов.

— Ты выполнил мое поручение? — тяжело спросил Хавруш, резанув прямым взглядом.

— Как нельзя лучше, рэм, — слегка поклонившись, отвечал посетитель, нисколько не робея под напором холодных пронзительных глаз.

— Что сказали Великие Юзофы?

— Почтенное собрание возмутилось поступком Авидронии.

— Хорошо. Надеюсь, Сафир Глазз остался доволен. Возьми, ты это заслужил.

И Хавруш бросил Бредерою берктоль. Горец опять поклонился, но чувствовалось, остался недоволен.

— В чем дело? — приподнял бровь военачальник.

— Прости меня, величайший, но путь был долгим, а издержки оказались огромными…

Хавруш скривил губы, однако вынул из ларца еще один золотой и не без внутренней борьбы попрощался с ним. На этот раз Бредерой не стал скрывать своей радости.

— Я и в дальнейшем к твоим услугам, Хавруш. Приказывай, что хочешь.

Хавруш подошел к широкой скамье и комфортно разместил на ней свой необъятный зад. Прежде чем что-то сказать, он вырвал из носа несколько торчащих волосков и вытер пальцы о накидку.

— Слыхал я, Бредерой, что ты малл и твой род идет от самого жестокого малльского племени. Это правда? — спросил Верховный военачальник.

— Да, это так, — отвечал застигнутый вопросом врасплох горец и несдержанно сверкнул взглядом. — Это племя было не только самым беспощадным, но и самым могущественным. Его вождям когда-то подчинялись все малльские селения, и не только горные, но и располагавшиеся на равнине.

— И что же с этим племенем произошло?

— Мои предки, еще до возведения Великой Подковы, воевали с авидронами и их союзниками и часто побеждали. Было время, когда целые авидронские территории подчинялись воле одного из малльских вождей. Наши дети с малого возраста воспитывались в духе ненависти к жадным соседям с равнины. Их учили убивать авидронов, и это была единственная наука, которую они познавали. Об этом повествуют наши предания.