— Хорошо, Эгасс. Но помни, мы еще встретимся. И боюсь, тебе не понравятся те обстоятельства, при которых эта встреча произойдет… А вы, воины, — обратился он к «неуязвимым», показывая взглядом, что обращается в большей степени к ДозирЭ, Тафилусу и Идалу, — молитесь к смерти!

С этими словами Сюркуф быстро удалился. Воины в вишневых плащах вложили мечи в ножны и, заученно перестроившись в колонну, последовали за ним.

В тот же день ДозирЭ был вызван в шатер к партикулису Эгассу. Отвечая на его вопросы, молодой человек поведал обо всем, что с ним происходило с того самого момента, как он попрощался с отцом и покинул родной дом. Воин недоумевал, чем он мог так прогневать Круглый Дом, и долго клялся в своей верности Авидронии и Инфекту.

— Так, значит, говоришь, там, в этой кратемарье у площади Радэя, ты схватился с маллами?.. — спросил военачальник. — Ну что ж, посмотрим… — По всему было видно, что Эгасс поверил молодому авидрону.

Алеклия в одиночестве неспешно заканчивал вечернюю трапезу. Ел он мало, украсившие стол два десятка по-походному простых блюд остались почти нетронутыми. Вина он не пил, двое телохранителей из числа воинов Белой либеры, стоявшие за его спиной, знали, что когда Божественный закончит вечерю, возможно, позволит себе глоток нектара. В шатре было еще несколько человек. Пятеро военных музыкантов наигрывали спокойную умиротворяющую мелодию, а у входа, на почтительном удалении, стояли несколько военачальников и советников, не смея без дозволения ни заговорить, ни даже пошевелиться.

Впереди, почти у самого стола Алеклии, трудился Неоридан Авидронский с несколькими юношами-помощниками. Художник опытной рукой проворно делал набросок за наброском, которые затем складывались в особый ящик. Помощники натягивали на раму очередной холст, смешивали краски, подавали наставнику угольные грифели и кисти. Неоридан вел себя совершенно вольно, даже вызывающе: мог подвинуть на столе блюдо, придавая ему нужный ракурс, подойти к Божественному и оправить на его плече неудачную складку одежды и даже громко отчитать одного из своих учеников за допущенную промашку. Впрочем, все эти дерзости оставались без внимания — к Неоридану давно привыкли, воспринимая его как нечто неизбежное. Все знали, что Инфект не только высоко ценит художника, щедро вознаграждая его за каждое новое полотно, но и считает своим близким товарищем. А еще всем было известно, что Божественный лично заказал Неоридану двадцать картин-летописей о великом походе Инфекта Алеклии в Иргаму.

Алеклия попросил дать ему посмотреть один из набросков. Неоридан недовольно поморщился, но всё же протянул готовый рисунок, напомнив при этом, что это всего лишь эскиз, что для создания полноценного полотна ему требуется не меньше двух десятков набросков и что завершать картины он будет уже в Грономфе: уйдет на это, по меньшей мере, несколько месяцев.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Алеклия, разглядывая неоридановский эскиз. Рисунок ему не понравился — он ожидал увидеть что-то законченное и изящное, но на холсте оказалась лишь начертанная углем какая-то черная уродливая рука с тонкими длинными пальцами и тщательно прорисованными складками кожи. Алеклия невольно посмотрел на свою руку — в действительности она выглядела значительно лучше. Впрочем, по опыту он знал, что конечный результат будет сносен и что какие-либо недостатки его внешности, если, конечно, таковые найдутся, будут успешно сглажены, а достоинства — возвеличены.

Инфект вернул набросок и тут же потерял к художнику всякий интерес.

— Есть что-то от следопытов? — спросил он одного из советников-военачальников.

— Новых сообщений нет, — шагнув вперед, отвечал высокого роста либерий с точно такой же бородкой, как и у Божественного. — Как тебе уже известно, мой Бог, армия Иргамы сейчас находится в Кадише. Возглавляет ее Хавруш. Там же Тхарихиб с семьей и всею свитой. Лигур постоянно высылает навстречу авангардам противника легкие конные отряды. Несколько раз они прорывались к самому Кадишу.

Алеклия удовлетворенно кивнул.

— Передайте Лигуру, чтобы продолжал атаковать. Хавруш и Тхарихиб должны в полной мере почувствовать гнев наших сердец. Может, это отобьет у них охоту сражаться, — сказал он.

— Я это сделаю, — отвечал либерий. — Да, вот еще что. Недавно вернулся один из наших отрядов. Мы недосчитались около сотни воинов. Начальник этого отряда рассказал, что им удалось незаметно подобраться к самому Кадишу и нанести удар по иргамовской партикуле, двигавшейся походным порядком. Однако вскоре они столкнулись с Синещитными, выехавшими из крепости, и вынуждены были отступить…

— Синещитные?

— Да. Их еще называют Дворцовой конницей — отряд телохранителей иргамовского интола. То же самое, что и Белая либера, только в три раза больше численностью.

Алеклия задумался. Конечно же, он слышал о Синещитных, но никак не предполагал, что отряд является реальной силой, способной не только красоваться на церемониях и смотрах, но и воевать.

— Хорошо. А что у Вишневых?

— О Божественный, все сообщения воинов Круглого Дома тебе уже известны…

Алеклия почувствовал, что либерий чего-то не договаривает, и взглядом потребовал объясниться.

— Есть, впрочем, один онис, но я считаю, что он недостоин твоих глаз. С этим вполне может разобраться Лигур.

— Дай его мне! — потребовал правитель.

Божественному протянули свиток, он развернул его и быстро прочел. В нем говорилось о происшествии в расположении партикулы «Неуязвимые» — о массовом неподчинении воинов. Речь шла почти о мятеже. Начальник этого отряда, партикулис Эгасс, обвинялся в измене. В онисе упоминалось и имя некоего ДозирЭ — иргамовского лазутчика, ранее совершившего в Грономфе нападение на посланников малльского народа, а сегодня проникшего в ряды славного отряда и при поддержке сообщников организовавшего целый заговор. Всё это время за ним следил айм Вишневой армии Сюркуф и только ждал случая… Донесение было срочное, Вишневые призывали отнестись к их сообщению самым серьезным образом. Они предлагали немедленно распустить партикулу, а многих ее воинов схватить и подвергнуть допросу.

Инфект заметно расстроился. Его лицо стало таким мрачным, что даже Неоридан предпочел отступить на задний план…

Алеклия не поверил Вишневым. Партикула тяжеловооруженных «Неуязвимые» — один из лучших отрядов всего авидронского войска, да и ее начальник партикулис Эгасс известен Божественному не понаслышке. Когда-то Инфект Авидронии был одного с Эгассом звания; три совместных похода и пережитые в них победы и поражения, радости и несчастия оставили глубокий отпечаток в его сердце. Эгасс — смелый, решительный, жесткий, способный быстро сделать из неопытных дерзких юношей настоящих цинитов, послушных, храбрых, стойких.

Распустить целую партикулу? Тем более лучшую? Да разве это возможно?! В преддверии главного сражения? Это самым печальным образом скажется на боевом духе армии. Делать этого нельзя! Однако допустим, Вишневые в чем-то и правы. Эгасс может не ведать, что творится у него под носом. Этот ДозирЭ, о котором я вроде уже слышал, мог просто ввести его в заблуждение. Не предпринять сейчас действенных мер — значит рисковать уже в ходе самого сражения.

Алеклия еще раз перечитал донесение Вишневых.

Трапеза была окончена.

Алеклия встал из-за стола и направился к выходу. По пути он задержался возле Неоридана, глянув на холст. На этот раз художник работал красками и сейчас трудился, изображая блюдо с крупными редкими плодами.

Инфект обратил внимание на одного из помощников Неоридана, которого никогда раньше не видел — смазливого юношу с большими, как монета, добрыми беззащитными глазами.

— Неоридан, у тебя новый ученик?

— О, мой Бог, это очень способный малый. К сожалению, сразу два моих помощника накануне сильно отравились и оба сейчас при смерти. Но мне случайно подвернулся этот отрок — он откуда-то из обоза. Оказался весьма старательным учеником. А уж краски смешивает… Я никогда не видел, чтобы кто-то так быстро и точно мог делать это. Он великолепно чувствует тона и полутона…