Истребив врагов справа от Авидронии, Алеклия тут же направился к противоположным рубежам своей страны и уже вскоре сражался с хотиками и «змееловами», которые, рассчитывая на поражение Инфекта в войне с флатонами, совершили ранее несколько набегов на авидронские поселения. Жестоко расправившись с ними, он также объявил их земли авидронскими, потом вышел к границам Деги и встретил там двухсоттысячное войско мандрагулов. На ходу, почти не понеся потерь, Алеклия разбил их, «наказав» за все прошлые подлости, и отправился прямо к тому месту, где располагался лагерь четырехсоттысячной армии Берктоля. Он во всеуслышанье обещал не только разгромить армию Совета Шераса, но и атаковать сам Берктоль. Вскоре к Божественному явились берктольские послы, которые представляли большую часть Юзофов Шераса.

— Чего ты хочешь? Что должен сделать Берктоль, дабы избежать столкновения с твоим войском? — спросили послы.

— Совсем немного, — отвечал им Инфект Авидронии. — Выдайте мне Сафир Глазза!

Послы угрюмо переглянулись и, поскольку им дали понять, что разговор закончен, смущенно поклонились и неловко вышли.

У Белых песков дорога была начисто уничтожена, а вместо нее зияли глубокие ямы. Это вынудило Алеклию остановиться, разбить лагерь и послать вперед мастеровых, чтобы они восстановили разрушенный путь. Через некоторое время он продолжил поход, и на исходе второго дня его авангард встретил удивительную процессию. В окружении берктольских воинов ехала большая повозка с клеткой: в таких обычно перевозили львов и других крупных хищников. Внутри клетки под палящим солнцем сидел на цепи голый человек, вымазанный нечистотами. За повозкой следовали пятьсот самых знатных граждан Берктоля, два десятка Юзофов и бесконечно длинный обоз с ценными дарами для Авидронии.

Алеклия сам выехал навстречу и сразу узнал в изможденном человеке, находящемся в клетке, Сафир Глазза. Тот был острижен наголо, с позорным клеймом осужденного на лбу.

— Эгоу, Мудреший! — радостно приветствовал Божественный Главного Юзофа Шераса.

Сафир Глазз поднял безумный взор, пригляделся к великолепному всаднику, который гарцевал на диковинном красном коне рядом с его повозкой, и как ошпаренный вскочил на ноги. Крепко вцепившись руками в толстые прутья клетки, он облизнул потрескавшиеся губы и с отчаянием в голосе закричал:

— Прости меня, Алеклия! Не виноват я! Меня заставил Фатахилла! Не убивай!

Божественный лишь иронично кивнул, изображая сожаление, однако вынул из торбы, притороченной к седлу, кожаную флягу с подслащенной водой и бросил ее пленнику.

— Я тебя уже простил, можешь в этом не сомневаться! — отеческим тоном сказал он… — Но вот простит ли тебя народ Авидронии?!

Граждане Берктоля умоляли Инфекта Авидронии пощадить их семьи и их дома и повернуть войско. Они предложили взамен щедрые дары общей стоимостью почти триста тысяч берктолей. Юзофы Шераса, в свою очередь, склонив перед Алеклией головы, сообщили, что уличили наконец Сафир Глазза в подделке многих страниц Священной книги — это-то и привело к превратному толкованию «слезных заветов». А еще его поймали на казнокрадстве. Поэтому его низложили, а затем приговорили к смерти. Теперь в Берктоле во благо народов, населяющих континент, полностью восстановлена законность, и Авидрония может снова стать полноправным членом Берктольского союза. Алеклия сухо поблагодарил Юзофов, сказал, что более на Берктоль зла не держит, а о предложении вернуться в Союз крепко подумает…

Фатахилла много размышлял о происшедшем и чаще всего винил во всех своих несчастьях отнюдь не Бузилл Арагосту, а бионридского правителя Атревида Послушного. Именно этот подлый предатель сдал форт Нозинги и пустил авидронские корабли в Темный океан. Из-за этого сначала был уничтожен огромный флот лимских пиратов, на который возлагались главные надежды, а потом и флот самих флатонов… Фатахилла всегда знал, что без военного превосходства на воде авидронов не победить. Так оно и случилось. Вот если бы в проливе Артанела не курсировали авидронские галеры, на материк удалось бы переправить еще два-три миллиона флатонов, и Алеклия все-таки был бы повержен!

Сейчас Фатахилла находился в большой и очень сырой пещере. Мрачные своды смыкались высоко над головой, но едва ли не до земли свисали пористые каменные наросты, сочившиеся мутной влагой. Небольшой костер едва теплился, зато из-за влажных веток дымил так, что невозможно было дышать. Телохранители расположились у входа, рядом с Громоподобным оставался только Ноа. Молодой раб, когда-то подаренный Фатахилле Атревидом Послушным, попав на Нозинги, всё время проводил в Небесных шатрах, переезжая вслед за своим хозяином из одного его дворца в другой. Будучи самым высокопоставленным рабом на острове, любимцем Интола интолов, он привык к массивной холодной роскоши дворцовых зал, к молчаливому угодливому подчинению сотен рабов, ко всегда доступным женским теплым телам. Он впервые за много лет лишился всего этого. Теперь он, голодный, жалкий, в отсыревшей одежде сидел у костра, но никак не мог согреться и отчаянно дрожал всем телом.

— Про Атревида я давно тебе говорил… — вдруг с укоризной молвил Ноа, будто угадал мысли хозяина. — А ведь тебе ничего не стоило с ним расправиться и захватить Анкону!

— Да, это так, — рассеянно отвечал Фатахилла, не обращая внимания на непочтительность раба.

Ноа был настолько ценным помощником, что являлся единственным человеком на всем Нозинги, который позволял себе подобное. Особенно сейчас, когда многое уже не имело значения.

— Тебе нужно было собрать Большой сход самому! — через некоторое время произнес Ноа. — Почему ты меня не послушал? Ты позволил Бузилл Арагосте убедить интолов!

Громоподобный насупился. Действительно, мальчишка, как всегда, прав. Но разве мог он тогда подумать, что власть его настолько хрупка, что ему следует чего-то опасаться?..

У входа послышались крики, потом шум боя, и Фатахилла понял, что ОНИ здесь. Вот и пришло его время!

Когда все телохранители, по всей видимости, погибли, в пещере появились воины в шарперах личного отряда Бузилл Арагосты, а за ними и сам рослый флатон с пылающим взором, с окровавленным авидронским мечом в руке.

Фатахилла поднялся, схватил за шкирку застывшего в ужасе Ноа и швырнул его в самый темный угол пещеры, а сам шагнул навстречу своим недругам. Он кинул на камни, к ногам ворвавшихся в пещеру воинов, золотой кинжал с рукоятью, усыпанной крупными алмазами.

— И вы посмеете меня убить?! Меня, Интола всех интолов, Великого вождя странствующих племен флатонов и народов Темного океана?!

Воины растерянно замерли. Перед ними стоял в знаменитой меховой мантии сам Громоподобный, великий властитель — тот человек, которому они с рождения поклонялись, словно богу, и который всё это время распоряжался их жизнями.

— Убить его! — вскричал Бузилл Арагоста. — Немедленно!

Воины, однако, продолжали в нерешительности толкаться у входа, и не нашлось ни одного храбреца, который отважился бы лишить жизни величайшего правителя. Бузилл Арагоста растолкал трусов и сам с перекошенным от гнева лицом бросился на Громоподобного.

— Одумайся! — воскликнул Фатахилла. — Вспомни, кто сделал тебя таким! Я же был тебе как отец!

— Ты предал нас! — отвечал Бузилл Арагоста, с силой вонзая меч в сердце низложенного правителя.

Фатахилла вскинул руки и пал на камни. Флатоны, которые стали свидетелями этого убийства, в ужасе открыли рты…

Свершилось! Громоподобного больше нет. Бузилл Арагоста лично отделил голову мертвеца от тела и спрятал ее в заранее приготовленную торбу.

— Теперь зовите меня «Всесильный»! — сказал он воинам.

— Да, Всесильный! — поспешно отвечали флатоны.

Вскоре к Бузилл Арагосте подвели Ноа, которого обнаружили в дальнем углу пещеры. Некогда влиятельный помощник Фатахиллы едва волочил ноги и был почти до обморока потрясен происшедшим.

— Ты меня узнаешь, раб? — угрожающим тоном спросил Бузилл Арагоста.

— Да, Всесильный!