Грономфа готовилась к решающему походу. Алеклия еще не покидал Дворцового Комплекса Инфекта, но всё говорило за то, что в ближайшие дни он оставит столицу и вместе с Ополчением, Белой либерой и Вишневыми направится под Вогг — авидронский город, стоящий у начала Пути на Дати Ассавар, где расположилась лагерем его трехсотсорокатысячная армия.

Все общественные места столицы, акелины, кратемарьи, трапезные и виночерпни заполнили военные. На перекрестиях дорог и на площадях появились валилы и с ними особые отряды, снабженные тяжелым вооружением. В небе целыми днями кружили морские матри-пилоги. Городские стражники внимательно присматривались на улицах к инородцам, многих хватали и вели в Липримарию. Советы ристопий работали без перерыва, даже ночью, приговаривая пойманных бродяг, пьяниц, дебоширов, мошенников, воров, грабителей, насильников к невиданным доселе по своей суровости наказаниям. Во Внутреннем озере собралось столько кораблей, что ни в торговом, ни в военном порту у причалов не осталось ни одного свободного места. В Грономфу завозили и завозили товары, особенно съестные припасы, которыми доверху наполнялись городские склады. Бывало, что галеры швартовались одна к другой — борт к борту, по пять-шесть в ряд, и разгружались или загружались через палубы других галер. В военном порту с транспортных кораблей высаживались на берег или всходили на палубы партикулы, гарнизонные отряды, наемники. Многие боевые суда выглядели заметно потрепанными, особенно те, которые принимали участие в сражении с флотом Штрихсванд.

На площадях целыми днями простаивал встревоженный народ, тхелосы произносили зажигательные речи, полные ненависти к врагу. Среди ораторов часто можно было видеть Провтавтха — Златоустого громогласца, который каким-то образом успевал между встречами с Алеклией, длинными ночными заседаниями в Совете Пятидесяти и работой в Тхелосалле Провтавтха (которую Алеклия недавно возвел в центре Грономфы) еще и нести в массы свой «праведный гнев». Именно Провтавтху некоторые приписывали авторство «Божественного послания» — некоего магического письма, якобы упавшего с небес. В нем Высшие силы Добра и Справедливости обращались к народу Авидронии (и к другим народам) с требованием вступить с флатонами (заклятыми силами зла) в непримиримый бой, остановить Нашествие и сделать для этого всё возможное, «хотя бы и ценой собственной жизни»… и тогда «боги даруют тебе Победу и вечное Счастие!». Первое же, что требовалось в Божественном послании, — это переписать его четыре раза и вручить четырем своим знакомым («…кто же этого не сделает, пусть ожидает страшной кары!»)… В считанные месяцы «Божественное послание» распространилось по всей Авидронии, а также неведомыми путями попало в Дорму, Союз Четырех, Дегу, Иргаму и даже в Сердес и Сердессию…

Жарко было и в Ресториях. Помимо бесконечных споров о практической политике нынешнего Инфекта, народные собрания были озабочены созданием именных отрядов для Ополчения и вопросами защиты своего города в случае осады. Каждый белит жаждал чем-то помочь отечеству. Многие, кого не брали в Ополчение из-за телесной слабости и неподготовленности, вступали в местные отряды или подряжались на выполнение каких-либо работ. Никаких особых военных податей и повинностей введено так и не было, что всех крайне удивляло, но граждане взамен пополняли казну своими пожертвованиями…

Из Лечебницы ДозирЭ поспешил в Круглый Дом, рассчитывая услышать, что включен в списки тех, кто отправляется вместе с Инфектом бить флатонов. Он явился спустя пятнадцать дней точно в назначенный срок и предстал перед Сюркуфом. Главный цинитай встретил сотника холодно, даже не упомянул о событиях на озере Удолия, о которых не мог не знать, однако, как и ожидалось, сообщил, что в следующую триаду ДозирЭ вместе с «Каменщиками», «Золотыми листьями» и многими другими отрядами — боевой частью Вишневой армии — выступает в поход…

— А сейчас пойдем, тебя хотят видеть наши военачальники, — сказал Сюркуф, вставая из-за стола и оглядывая айма Вишневых плащей. ДозирЭ был при оружии, в церемониальной одежде и доспехах. Бравый вид воина дополняли наградные платки и семь золотых фалер. Сюркуф остался доволен.

— Где твой кинжал? — вдруг требовательно спросил он.

Сидящий в углу Белмодос с любопытством поднял голову.

— Кинжал? Вот…

И ДозирЭ показал на обычный форменный кинжал, прикрепленный к портупее.

— Нет, не этот — золотой!

— А-а! — будто вспомнил молодой человек. — Тот, которым меня наградили?.. Потерял в схватке…

— Как?!

Сюркуф едва не задохнулся от внезапного приступа гнева:

— Как ты мог?! Потерять золотой кинжал Вишневой армии! Да ты знаешь, что со времен Радэя было вручено всего двести таких кинжалов. Теперь в Круглом Доме только семь человек могут похвастаться этой наградой! Что ты скажешь сейчас тем великим мужам, которые так высоко и, на мой взгляд, слишком щедро оценили твои заслуги?!

…Военачальники ничего не заметили. Прощаясь, Сюркуф дал ДозирЭ несколько мелких поручений, касающихся дел в Грономфе, а потом сообщил, что завтра утром на площади Радэя состоится казнь Бредероя и что он должен обязательно быть…

Из Круглого Дома ДозирЭ направился в Старый город к Идалу, но встретил по дороге Эртрута — слугу эжина, ныне распорядителя его дворца. Обычно неприветливый старик, хотя и боялся ДозирЭ, как огня, считая его виновником всех несчастий своего хозяина, почему-то порадовался встрече и долго сетовал на то, что Идал теперь всё забросил и целыми днями пропадает на Сиреневых холмах в расположении Ополчения. А ведь дела его очень плохи! Ужасные потери продолжают преследовать род Безеликских… В Карле Ролси уничтожены богатые склады, куда-то сгинул Арпад с важными онисами и пятьюдесятью берктолями (мы ему так доверяли, так доверяли!), в Панабеоне и в других местах близ Малльских гор (эти горы приносят людям только несчастья!) потеряны все кратемарьи и лавки. А еще сгорел доходный дом в Випосе… Идал почти разорен и все-таки продолжает расточать остатки былого богатства. И к тому же с беспечностью юноши постоянно подвергает свою бесценную жизнь всевозможным опасностям… ДозирЭ внимательно слушал Эртрута, стараясь ничего не упустить из его слов. Идал никогда не рассказывал о своих проблемах, обычно делая вид, что у него всё в порядке. ДозирЭ знал, что Эртрут мечтает лишь об одном: чтобы Идал раз и навсегда отложил меч и посвятил себя денежным книгам и делам рода. И еще знал, что старик считает его, ДозирЭ, нахальным простолюдином, наглым выскочкой, который не имеет права водить дружбу с отпрыском знатнейшего рода и который мешает его дражайшему подопечному обрести степенность и покой. Но ДозирЭ не особо обижался: он уважал ворчливого слугу за то, что тот безгранично предан своему хозяину и всегда готов ради него на самопожертвование.

Терпеливо выслушав Эртрута и выразив надежду, что всё образуется, ДозирЭ помчался на Сиреневые холмы.

Идала удалось найти только к вечеру. Эжин был счастлив видеть своего друга живым. Он отметил про себя, помимо нескольких свежих рубцов на его лице и седины, появившейся на висках, тяжелый горький взгляд старого товарища. Покончив со своими обязанностями, Идал повел друга в кратемарью, где друзья заняли отдельное помещение, чтобы их разговору никто не мешал.

ДозирЭ подробно рассказал эжину все, что с ним произошло за последние дни. Утаил только, чего хотели те, кто штурмовал поместье в первый раз, и куда он дел Волиэну. Идал уже знал о гибели Андэль и попытался отвлечь товарища рассказом об Ополчении.

Идал командовал конной сотней, состоящей из исключительно способных опытных бойцов, прекрасных наездников, умеющих на скаку опустошать колчан за колчаном, биться в одиночку или атаковать сплоченной фалангой. Он приобрел дорогих лошадей — красивых и выносливых, всех одной масти, крепкие доспехи и для воинов, и для коней, великолепное разнообразное оружие. Каждый такой наемник вместе со своим снаряжением обошелся ему не меньше двух берктолей, и помимо этого он потратился еще и на обоз из десяти быстроходных повозок, груженных всем необходимым для длительного похода и продолжительных сражений. Видя, какой мощный отряд привел высокородный авидрон, и приняв во внимание опыт его службы в партикулах и в Белой либере, военачальники Ополчения согласились определить его сотником его же отряда.