В конце концов защитников дворца осталось двадцать человек. Все они встали вокруг израненного Жерота, напротив портофина Хавруша, и из последних сил пытались отбиваться. Рядом быстро росла гора из тел убитых и раненых масилумуссцев. Вскоре, однако, телохранители один за другим все пали в неравной схватке. Жерот был последним, его сбили с ног и с неистовством растерзали.
Хавруш слышал, что творится за дверью. Глотая один за другим целебные листья, он облачился в пурпурную церемониальную плаву, вылил на голову целый флакон дорогих благовоний, надел золотую шапочку и встал посреди портофина. Он пожалел о том, что не смог надеть шарф Верховного военачальника Иргамы — вчера он подарил его Нэтусу.
Ждать пришлось недолго. Вскоре створки дверей распахнулись, и в помещение, толкаясь и тяжело дыша, ворвались возбужденные люди с мечами, боевыми цепями и копьями в руках. Хавруш положил в рот последний листок и с героическим видом шагнул вперед…
Всё это время Хидра находилась у Нэтуса, стояла у окна и с волнением наблюдала за развитием событий. Вскоре Зваргус принес коробки с игрушками и расставил напротив входа целую армию деревянных цинитов. Нэтус с деловым видом следил за действиями друга и то и дело требовал выровнять ряды или «перебросить» колесницы с одного фланга на другой.
Шумевшая толпа вдруг смолкла, и Хидра догадалась, что на центральную галерею кто-то вышел, возможно, сам Хавруш. Она не всё слышала — доносились только обрывки отдельных слов. Появилась надежда, что всё обойдется, что люди немного пошумят и разойдутся. Но потом что-то случилось. Толпа угрожающе загудела и чуть погодя взорвалась какой-то дикой ненавистью. Казалось, старинный дворец сейчас рухнет — такой поднялся гомон. А еще через мгновение все, кто находился на площади, ринулись на дворец. Хидра поняла: произошло самое ужасное — горожане пошли на штурм. Что это? Как такое может быть? О, Дева, как же Нэтус?!
Бой шел уже внутри дворца. Отчаянный звон клинков и разъяренные крики сражающихся мужчин доносились с галерей третьего яруса. Еще немного — и негодяи ворвутся в покои наследника иргамовского трона! Зваргус вытащил из ножен меч и встал у двери, а Хидра подбежала к наследнику, который стоял в гордой позе, широко расставив ноги, позади своей деревянной армии. Он был немного испуган, и мать, обхватив его руками, прижала сына к себе. Внезапно всё стихло. Слышался только топот спускающихся по лестнице людей.
Хидра вернулась к окну. То, что она увидела, повергло ее в оцепенение. Два десятка горожан вытащили на площадь Хавруша в изорванной пурпуровой плаве и поволокли за руки и за волосы прямо по мостовой к казнильному месту. Те, кто оказался рядом, старались пнуть Наставника ногой, отвесить затрещину или хотя бы плюнуть в его сторону. Тысячи проклятий сыпались со всех сторон. Вслед за Хаврушем к деревянному помосту двинулись сотни уставших окровавленных мужчин с оружием в руках, которые только что участвовали в штурме последнего оплота иргамовской власти.
Вот уже три года казнильное место на Могильной площади не разбиралось. И сейчас здесь возвышался деревянный помост и выложенный рядом костер. Тут же стояли приспособления для других видов казней. При Тхарихибе только в последний момент сообщали, какой именно казни подвергнется виновный. Это интриговало зрителей и приносило будущей жертве дополнительные страдания. Поэтому все механизмы должны были быть всегда готовы к своей страшной работе. Самой зрелищной казнью считалось сожжение.
Хавруша, не сговариваясь, решили сжечь и подтащили к костру, но тут налетел ветер, тяжелые сизые тучи, которые весь день провисели над городом, вдруг разверзлись и в одно мгновение излили на разгоряченную толпу бурные потоки воды. Сильнейший ливень хлестал довольно долго, по щиколотку залив всю площадь. Казнильный костер был напрочь испорчен. Сколько еще понадобится времени, чтобы его разжечь?
Горожане решили отказаться от сожжения и стали спорить, какой другой казни подвергнуть «братоубийцу и виновника всех наших бед». Ожесточенный спор перерос в свалку, а потом в кровавую поножовщину, которую никто не остановил, поскольку какой-либо власти более не существовало. В конце концов победили сторонники сажания на кол, которых возглавлял человек с хриплым голосом. Хавруша, вставшего на ноги и немного пришедшего в себя, повели, тыча в спину копьями, к месту казни…
Видя всё это, дрожащая от ужаса Хидра испытала двойственное чувство. Сначала небывалую радость, ведь этот мерзкий человек был ей ненавистен, может быть, больше, чем любому из бесчинствующих на площади негодяев. Он всегда ее преследовал, враждовал с ней, пытался опорочить в глазах Тхарихиба и всей знати. Потом он обвинил ее в немыслимых преступлениях, подверг жестоким пыткам, едва не казнил, лишил ее всех привилегий, превратил из интольи в смиренную рабыню, которую постоянно унижал. Еще мгновение — и она станет свободной! Раз и навсегда выйдет из-под власти этого отвратительного тирана! Но не это самое главное. Самое главное — жизнь Нэтуса, которого этот отталкивающий урод в глубине души ненавидел и наверняка мечтал от него избавиться. Если б не мальчик — быть ему сейчас интолом Иргамы!.. Казалось, в этот момент Хидра должна ликовать. Но одновременно, оставаясь женщиной, и женщиной достаточно доброй и слабой, она в последний момент пожалела своего мучителя и уже молила о его спасении, устыдившись своей радости, своих черных мыслей, в которых желала человеку, пусть и самому отвратительному и гадкому на свете, смерти…
Хавруш почти ничего не чувствовал, кроме пламени в груди и острой боли с левой стороны. А того, что все говорили и о чем именно говорили, он не слышал из-за громкого частого стука сердца — в висках, в ушах, в горле, во всем теле.
Безвольный, обессиленный, едва живой, в изорванной одежде, с лицом, залитым кровью, потому что ударами кулаков и ног ему выбили глаз, свернули нос и рассекли губы, он — невероятно толстый, уродливый, мерзкий, стоял под дождем возле ужасного орудия убийства и почти безразлично глядел оставшимся глазом на беснующуюся кровожадную толпу.
«На кол! На кол!» — ревели опьяненные происходящим горожане.
В последний момент Хавруш вспомнил почему-то Твеордана, которого казнил сразу после поражения в битве под Масилумусом. Народ его всегда боготворил, но когда военачальника сжигали, все радовались. Тогда Хавруш еще подумал: «Когда-нибудь то же самое может случиться и со мной. И этот жалкий подлый народишко, не знающий, что такое настоящая преданность, будет с такой же охотой проклинать МЕНЯ, с тем же искренним удовольствием втаптывать в грязь МОЙ прах!»
О, Дева! Прости меня за все мои оскорбительные слова в твой адрес! Прими меня в свой потусторонний благодатный мир! Может быть, я там встречу брата, упаду ему в ноги и повинюсь в содеянном!
О! Как глупо и как страшно! Сражался, повелевал миллионами, владел горами золота, всю жизнь мечтал быть интолом, чтоб спасти этот недостойный народ от нищеты и позора. И вот какой конец…
Какая унизительная смерть! Неужто я ее заслужил?! Я, потомок Тедоуса!
Во всем виноват Фатахилла! Только он! Зачем я взял тогда его поганые деньги, зачем согласился помогать ему и служить, зачем обрек мой народ на такие страдания?!
Жизнь кончается. Всё!
Внутри будто что-то лопнуло, и горячий огонь разлился по всей груди. Хавруш стал задыхаться, потом с отчаянием оглянулся на Дворец Тедоусов и вдруг увидел Хидру, стоящую у окна. «Прости!» — шевельнулись губы, он вздрогнул и начал падать…
Преждевременная смерть Хавруша не устраивала никого. Те, кто стоял рядом, подхватили сильными руками обмякшее тело, окружили со всех сторон, сорвали с него одежду и через мгновение уже насаживали на кол бывшего Верховного военачальника и бывшего Наставника. Всё произошло слишком быстро — никто ничего не понял. Сначала толпа молчала, что-то соображая, а потом вдруг восторженно заревела.
Хавруш мертв!
Боль пронзила сердце Хидры. Не в силах больше смотреть, она закрыла лицо руками. Однако почти сразу она услышала неясный шум. Она с трудом различила: «Нэтус! Наследник! Нэтус!» Она вновь посмотрела на площадь и увидела, как человек триста решительно направились к дворцу. «Теперь наша очередь!» — с ужасом подумала она и подавленно сообщила всем, кто находился в зале:
