— Кожу сдирал Дэвастас, — решил сказать правду Хавруш.

— Бредероя послал к маллам тоже Дэвастас? — лукаво улыбнулся Алеклия.

Он поднялся, заложил руки за спину и стал ходить вокруг собеседника, заставляя того неуклюже крутить своей чудовищных размеров головой.

— Бредероя послал я. Но я лишь выполнял волю своего интола, — нервно заерзал в кресле Верховный военачальник. — Всё, что я делал, всегда было лишь исполнением воли моего всесильного брата. Это он сошелся с Фатахиллой, это он задумал вторгнуться в ваши земли. Я всегда противился войне с Авидронией. Но он не хотел ничего слушать — он, самовлюбленный, растленный, жестокий глупец, помешался от вседозволенности. В конечном итоге он разорил дочиста нашу некогда процветавшую страну. Недаром подданные прозвали его «Разорителем». Но теперь времена изменились, Тхарихиба более нет. Ты, наверное, слышал о том, что произошло в Солнечном дворце? Я теперь назначен Наставником его сына Нэтуса — будущеего интола Иргамы, а значит, впервые в жизни волен поступить так, как подсказывает мое сердце. А сердце мне подсказывает, что народу Иргамы не нужна эта проклятая война, что нам нужен мир любой ценой, пока не поздно, пока теплится надежда на милостивое прощение с твоей стороны…

Хавруш, казалось, говорил искренне, с болью. Несмотря на всё недоверие, которое он вызывал у собеседника, Божественному понравились его слова.

— Не думаешь ли ты, Хавруш, что наши мирные предложения будут слаще смерти? Чтобы возместить нам все те расходы, которые мы понесли, требуется очень многое. Иначе что я скажу народным собраниям, явившись в Грономфу? Мы потратили горы золота, потеряли тысячи воинов. Поймет ли меня гордый авидронский народ, если за шаг до окончательной победы я остановлюсь, удовлетворившись твоим раскаянием и твоими призрачными уверениями в дружбе? Грономфа, вся Авидрония хочет видеть Масилумус в руинах, а тебя и всех твоих военачальников — на площади Радэя, в ожидании казни.

— Мы готовы отдать ВСË в обмен на мир! — жарко произнес Хавруш.

— Но мы сами можем взять ВСË! — отвечал Алеклия. — В моем распоряжении гигантское войско — у Авидронии никогда не было столь огромной армии.

Хавруш замолчал, собираясь с мыслями. «Маленькая жрица оказалась права!» — с горечью подумал он о Хидре.

«Интересно, — соображал в это время Божественный, вглядываясь в обеспокоенное лицо гостя, — знает ли он о высадке флатонов? Если знает, то вряд ли мне удастся его провести». Но Масилумус находится в таком плотном кольце окружения, что маловероятно, чтобы в город смог проникнуть посыльный. Остается только один путь — почтовым голубем. Однако на только что построенных башнях неусыпно стерегут небо специально подготовленные лучники с мощными двухмеровыми луками. А еще каждый день в воздух поднимаются десятки матри-пилог. Кроме этого в авидронской армии впервые появился особый отряд из пятидесяти человек — все охотники с Аврилианских островов. Вооружены они не пращами или луками, а прирученными хищными птицами: соколами-сапсанами и острокрылыми махрушами. Воины эти вместе со своими питомцами расставлены вокруг всего города, и шесть голубей ими уже перехвачены. Вряд ли в осажденную столицу могло попасть хотя бы одно сообщение. «Следовательно, Хавруш не должен ничего знать. Да и не похоже, что ему о чем-то известно…»

Тем временем иргамовский переговорщик, хорошенько всё продумав, вновь держал весьма пылкую и очень умную речь. Он говорил о доблести авидронских воинов, восхищался непревзойденным военным гением Алеклии, поносил своего погибшего брата, клялся в верности Грономфе, выражал готовность исполнить любую волю «Великого и Всемогущего», о чем бы ни шла речь…

— Верь мне, я приложу все усилия, чтобы помирить наши народы. Пройдет всего несколько лет, и мы вновь станем вам добрыми братьями, младшими братьями! — закончил Хавруш и нервно вырвал из носа волосок.

— Хорошо, — Алеклия провел рукою по глазам, будто отмел в сторону последние сомнения, — я попробую тебе поверить. Вот наши условия… — и он неожиданно протянул посланнику осажденного города заранее заготовленный онис.

Изумленный Хавруш, помедлив, осторожно в него заглянул. В скором времени руки его еще сильней задрожали, на лбу выступили крупные капли пота.

Первым пунктом предлагалось навсегда отторгнуть в пользу Авидронии значительные территории — чуть меньше половины всех иргамовских земель, так что взятый в начале войны Кадиш оказывался в глубоком авидронском тылу. Все эти провинции уже давным-давно заняты лигуровскими партикулами, и оттуда Хавруш давно не имел никаких вестей. Все жители этих мест должны быть переселены на территорию, остающуюся у Иргамы.

Во-вторых, победителю немедленно передавались все рабы, находящиеся во владении не только интола, но и всех иргамовских граждан. Речь, несомненно, шла о нескольких миллионах человек. В-третьих, Иргама обязывалась выплатить Авидронии десять миллионов берктолей: миллион сразу, миллион — в следующем году, остальное — в течение двадцати лет. Кроме этого иргамам предписывалось распустить остатки своей армии, все гарнизоны, оставив только гиозов — и то в ограниченном количестве, а также выдвигалось требование срыть стены Масилумуса и некоторых других городов (далее следовал перечень), разрушить крепость Мигрелиш и передать авидронским военачальникам всё имеющееся оружие и все механизмы.

Потом по условиям мирного договора в распоряжение авидронских росторов выделялись пятьсот тысяч мастеровых сроком на пять лет безо всякой оплаты, передавался весь крупный рогатый скот, двести тысяч лошадей, множество разнообразных товаров, начиная с зерна и заканчивая бутоном, которым так славились иргамовские леса. Далее авидроны получали драгоценности, ценные поделочные материалы на сумму не менее полутора миллионов берктолей, хорошего вина две тысячи фуриш, и еще для авидронских акелин следовало отобрать десять тысяч красивейших женщин, которые добровольно согласились бы стать люцеями. И так далее, и так далее, всего около пятидесяти пунктов.

Хавруш почувствовал, что начинает задыхаться — будто кто-то сжимал ему горло. Он открыл рот, схватился за шею и поспешил несколько раз глубоко вздохнуть. Хозяин шатра удивился.

— Ты же сам говорил, что вы готовы отдать всё в обмен на мир? — с неприкрытой насмешкой спросил он.

— Да, но это невиданно — требовать столь многого! Это просто невозможно! Где мы возьмем так много золота? У нас нет в таких количествах зерна и лошадей…

— Всё у вас есть, — резко перебил Инфект Авидронии. — Нашли же вы средства, чтобы содержать такую армию, матри-пилоги, валилы, метательные механизмы. А ваша конница? А ваши масилумусские укрепления? Всё у вас есть! Вам помогали флатоны, Берктоль, десятки стран. А если у вас чего-то и нет — не беда. У вас еще остается Солнечный дворец. Если его разобрать, хватит на половину этого откупа. Впрочем, всё это не мое дело. Мне же лучше. Я три года с радостным замиранием сердца представлял, как буду штурмовать Масилумус, и нисколько не огорчусь, если мои мечтания сбудутся. Ворвавшись в вашу столицу, я все, что захочу, возьму сам, а вас всех обращу в рабство и выставлю на продажу в Бионе за хорошую цену. Интересно, сколько ты будешь стоить? Пожалуй, работник из тебя выйдет никудышный, но какой-нибудь богатый авидронский работорговец с легким сердцем отвалит за тебя тысячу-другую берктолей, чтобы посадить тебя в золоченую клетку в своем дворце вместо надоевшего всем льва и показывать охочим до новых забав друзьям.

И Алеклия всем своим видом показал, что встреча окончена.

Хавруш испугался. В это мгновение он переживал те же самые чувства, которые испытывала Хидра, когда он заставлял ее подписать отречение.

— Я согласен, я согласен, — поспешил выкрикнуть он, и как только это сделал, ему вдруг стало легко-легко, будто все последние три года он шел по нескончаемому тернистому пути, не зная отдыха и услад, а сейчас вдруг почувствовал, что вот-вот обретет долгожданный покой.