— Постой! — в последний момент окликнул его Хавруш. — Так как же насчет Слепой Девы? Ты не можешь вот так вот просто уйти отсюда!

— Почему нет? — нахально улыбнулся Дэвастас, указывая на свой жезл власти.

Верховный военачальник с усилием сглотнул слюну.

— Кто посмеет меня задержать? — И, повернувшись, Дэвастас вышел.

Когда Хавруш немного успокоился, он поднял кинжал и машинально обнажил клинок. Таких кинжалов было изготовлено всего двести штук, один из них принадлежал этому строптивому негодяю. На кончике клинка Хавруш заметил несколько не стертых до конца пятен крови, а на крестовине — выгравированное имя «Дэвастас».

Уж не собирается ли Дэвастас похитить золотую Деву? — подумал Хавруш. Он чуть не задохнулся от охватившего его бешенства. Ах, как он ошибся, доверив бесценную статую этому мерзавцу! Конечно, здесь не обошлось без Хидры. Несомненно, именно она — эта жрица прелюбодеяния и разврата, задумала присвоить себе сокровища династии Тедоусов. Может статься, что Тхарихиб, в момент слабости, поведал ей тайну статуи богини. Схватить, немедленно схватить Дэвастаса! Пытать до тех пор, пока он не откроет, где спрятал золотую Деву! Посмотрим, кто из нас сильнее. О, он, без сомненья, всё расскажет! А потом казнить, казнить, только тайно, чтобы воины его отряда и уличные крикуны ни о чем не прознали…

Хавруш ринулся к столу, схватил чистый свиток и было уже написал распоряжение, как случайно поднял глаза: ему показалось, что повеяло каким-то могильным холодом — и тут он с испуга выронил лущевый стержень. Перед ним, в двух шагах, стояла худая безобразная тень, закутанная в черный плащ. Верховный военачальник почувствовал скверный тошнотворный запах и, видимо из-за всего пережитого за последние трагические дни, принял тень за злого духа. Собственно, Хавруш даже не удивился, решив, что это расплата за то богохульство, которое он позволил себе по отношению к Слепой Деве. Однако, присмотревшись, он, даже с некоторым разочарованием, признал в призраке своего старшего брата, интола Иргамы.

Тхарихиб имел мученический вид: его лицо было покрыто зелеными и желтыми пятнами, под глазами, налитыми кровью, чернели впалые круги.

— Брат мой любимый, ты уже проснулся? — приветливо произнес Хавруш. — Я не хотел тебя беспокоить, тем более дурными известиями. Думаю, пусть лучше выспится. Ведь нас теперь ждут громадные испытания, и они потребуют от нас невероятных усилий…

— Зачем ты казнил Твеордана? — глухо спросил Тхарихиб, решительно прервав подобострастную скороговорку брата.

Хавруш понял, что болтовней не отделается.

— Так ведь это из-за него мы проиграли битву. Он изменник — я тебе давно говорил. У Волчьего ручья мои предположения окончательно подтвердились.

— Ты лжешь! — бросил Тхарихиб. — Ты, преследуя какие-то свои тайные цели, уничтожаешь всех моих соратников, всех тех, кто мне более всего дорог, кто мне предан.

— Тех, кто тебе более всего предан, ты сам уничтожаешь, собственной рукой, — огрызнулся Хавруш.

Тхарихиб закусил губу и прямо посмотрел на брата. Его взор был мертвенным, усталым и безмерно печальным. Хавруш испугался этого опустошенного взгляда.

— Ты о Берсекусе? Что ж, мне жаль его, — почти безразлично произнес Тхарихиб. — Дева распорядилась его судьбой, и я не вправе и не в силах изменить предначертанное. К тому же он давно мне надоел…

— Ты прав, Лучезарный, всем управляют боги, среди которых Слепая Дева, несмотря на ее молодость, одна из самых могущественных. — Хавруш глубоко вздохнул. — Но она не всегда благосклонна к своим смиренным рабам. Может быть, мы недостаточно усердно молились, может, слишком малы были наши подношения. Так или иначе, но Дева не вняла нашим мольбам, и мы проиграли решающее сражение с коротковолосыми…

— Ошибаешься! — Тхарихиб приблизился к Хаврушу почти вплотную. — Вот здесь Дева как раз ни при чем. Ей бы и в голову не пришло так бездарно губить преданный ей народ. Во всем виноват ты, мой братец, только ты. Именно ты затеял эти опасные игры с Фатахиллой, предал многолетнюю дружбу с авидронами, получив в обмен золото флатонов, сжег Де-Вросколь. Это ты, а не Твеордан проиграл все сражения, это ты предал меня — своего интола, свою страну, своих бедных граждан. Что теперь? Наши города разрушены, мы разорены дочиста. Будь ты проклят!..

Тхарихиб на этом не остановился и обрушил на брата град новых обвинений. От слова к слову он всё более горячился, надвигался, обдавая омерзительной вонью своего дыхания. Хавруш был обескуражен.

Наконец Верховный военачальник не выдержал. Сколько можно терпеть оскорбления? Еще вчера ему дословно передали, что во всеуслышанье говорил о нем Тхарихиб во время пира. Жалкий гнусный пьяница! И он — тот, которого в народе кличут Разорителем, — еще смеет говорить о бедных гражданах. Безумец!

Огорченный проигранным сражением, гибелью едва ли не всей своей доблестной армии, брошенный бежавшими союзниками, высмеянный Хидрой, только что оскорбленный Дэвастасом, Хавруш не мог более терпеть от жизни пощечин. Он и сам не заметил, как его рука поднялась и грубо оттолкнула интола Иргамы. Тхарихиб, не ожидавший ничего подобного, попятился назад, оступился и упал на спину.

Интол испугался. Его неказистый брат с мальчишеских пор был ему угодливым слугой, всегда и во всем потакал, раболепно слушался его. Все эти годы Тхарихиб видел перед собой только заискивающего преклоненного подданного, и сейчас никак не мог понять, что же произошло? Тут он гулко закашлялся, не в силах остановиться. Приступы, раздирая ему грудь и горло, следовали один за другим. Когда же Тхарихиб затих, Хавруш в недоумении увидел на полу не разъяренного интола огромной страны, а обессилевшего отвратительного уродца с потухшим взглядом.

— Дай мне руку, брат. — Немощный Тхарихиб попытался подняться.

Осмелевший Хавруш, однако, и не подумал помочь интолу. Он наклонился над ним и вкрадчиво зашептал:

— О, если бы ты мог на себя сейчас посмотреть! Как ты жалок! И ты зовешься интолом Иргамы. О, Дева, ничего забавнее в жизни не видел. И ты думаешь, что ты велик? Ха-ха-ха! Ты лишь зловонный червь, проедающий завоевания наших великих предков. Что ты сделал для страны? Что? Вся твоя жизнь прошла в безмятежных забавах, в пирах. Все твои силы растрачены в погоне за удовлетворением своей ненасытной плоти. О, в этом ты преуспел! И ты смеешь винить меня в предательстве? Меня, человека, который создал величайшую армию, возвел многие города и крепости, сумел договориться, наверное, с самым ужасным человеком на всей планете — с Фатахиллой, сдружился с Берктолем, приобрел множество союзников! Ты говоришь, авидроны? Авидроны при всей своей чудовищной силе три года потратили на то, чтобы оказаться здесь, под Масилумусом. И еще неизвестно, чем это всё закончится. А сколько золота они потратили, сколько цинитов потеряли?

Тхарихиб, ты мерзок. Все твои поступки ничтожны, потому что ты глуп. Ты настолько глуп, что даже не замечаешь, как над тобой потешается весь Солнечный дворец. Еще бы, твоя жена, интолья Иргамы, превратила свои покои в акелины и каждый день принимает молодых военачальников, которые проводят на ее роскошном ложе дни и ночи напролет. Сегодня маленькая жрица утешала либерия Дэвастаса, да-да, Дэвастаса, того самого, которого ты одарил по ее просьбе, вознес так высоко. Завтра над тобой будет насмехаться весь Масилумус, а потом вся страна…

Хавруш говорил и никак не мог остановиться. Каждое сказанное им слово дышало дикой ненавистью. Всё это весьма озадачило Тхарихиба. Ранее ему и в голову не приходило, что Хавруш может быть чем-то недоволен.

Наконец, закончив, Верховный военачальник сжалился и помог Тхарихибу подняться.

Интол кивком поблагодарил, размял затекшую шею и вдруг прыгнул на брата. В то же мгновение Хавруш опрокинулся на стол, захрипел, замахал руками, пытаясь освободиться.

— Значит, говоришь, что я глуп, мерзок?.. — твердил Тхарихиб, неожиданно крепко сдавливая горло обидчика. — А не хочешь ли сам оказаться на Могильной площади, там, где ты сжег Твеордана?..