Основная часть конницы иргамов разместилась по флангам и в засаде. Знаменитая Дворцовая конница — Синещитные — стояла в резерве, прикрывая собой иргамовский лагерь. Еще иргамы имели тридцатитысячное ополчение и той же численности строй средневооруженных цинитов. И тот, и другой стояли во второй линии на флангах.
Авидроны возвели лагерь и укрепили его со всех сторон. Когда всё было готово, Инфект поспешил созвать военачальников. Главнейшие из них — Лигур, Дэс и Карис, все трое — герои кадишского сражения, заняли места в непосредственной близости от Божественного. В общей сложности собралось около семидесяти человек. После кадишских событий это было первое столь представительное собрание, и все про себя отметили отсутствие Кровавого Седермала — ныне ссыльного начальника кадишского гарнизона, без которого ранее не обходился ни один военный совет. Вскоре главный регистратор сообщил, что авидронская армия насчитывает шестьсот пять тысяч воинов, из которых сто пять тысяч — конница, триста шестьдесят тысяч — пехота, что она имеет десять тысяч метательных механизмов, не считая тех, которые установлены на четырех тысячах двухстах валилах, ста куполах и шестистах воздушных шарах. Также в распоряжении авидронской армии имеется тысяча двести колесниц и двадцать слонов. Наемников же всего пятьдесят тысяч. Многие из присутствующих не скрывали своего удовлетворения после такого известия…
Вскоре мнения разделились. Лигур предлагал немедленно атаковать. Дэс и Карис считали, что позиции иргамов неприступны, и даже если удастся победить, авидроны понесут гигантские потери. Надо уравнять шансы, а для этого следует отступить, совершить многодневный обходной маневр, подойти к Масилумусу с другой стороны и вынудить Хавруша принять бой в условиях и на позиции, где у него не будет столь очевидного преимущества.
— Вы правы, построение иргамовской армии безупречно, — отвечал хладнокровный Лигур, разглядывая макет местности с расставленными на нем фигурками иргамовских и авидронских отрядов. — Атаковать ее — всё равно что брать приступом крепость. Мощный широкий центр прикрыт Волчьим ручьем, вспомогательными силами, метательными механизмами, заградительными колесницами и валилами. Узкие фланги — не больше пятисот шагов каждый — надежно защищает конница. С обеих сторон — глухой непроходимый лес, где, как мы знаем, расположились засадные отряды. Всё это так, но давайте вспомним девиз лучшего полководца современности, нашего Бога и правителя: «Преврати бедствия в выгоды». Любой строй должен уметь двигаться: поворачиваться, разбиваться на части, отступать и наступать. Иначе что это за строй? Но, глядя на эти валилы, на огромный иргамовский монолит, мы видим, что он, как гребцы на галере, намертво прикован к своему месту, обречен на неподвижность в ходе всего сражения. Посмотрите! Понятно, что Хавруш задолго до этого дня выбрал место сражения, изначально решил обороняться и, поскольку считает, что наши фланговые удары, если таковые будут, ни к чему не приведут, приготовился, прежде всего, сражаться в центре. Здесь он и сосредоточил все свои силы. И действительно, разбить иргамов посередине, пожалуй, вряд ли возможно. Следовательно, нам незачем вообще атаковать центр…
Военачальники задумались, всматриваясь в позицию иргамов. Некоторые из них искоса поглядывали на Инфекта, пытаясь понять его отношение к сказанному. Однако лицо правителя, как часто это случалось в подобных ситуациях, было непроницаемо.
— Продолжай, — подбодрил Лигура Божественный.
— Я предлагаю лишь изобразить атаку в центре, по крайней мере, отбросить от Волчьего ручья легковооруженных метателей, чтобы они не мешали переправе конницы. И уничтожить иргамовские тяжелые метательные механизмы, столь неосмотрительно выдвинутые перед строем. По-моему, и то и другое сделать не так сложно. Основной же удар следует нанести на одном из иргамовских флангов — скорее всего, на правом. Он защищен на первый взгляд сильнее левого, но на самом деле имеет ряд существенных изъянов. И дело не только в слабом ополчении…
Лигур подробно объяснил, почему считает, что главный удар следует наносить именно на правом фланге иргамов. Когда он закончил, Алеклия вскользь выслушал еще несколько мнений, а потом встал и жарко произнес:
— Воины мои храбрейшие! Я явился сюда не для того, чтобы совершать долгие изнурительные маневры. Этим занимался два года Лигур. Я здесь, чтобы одним сокрушительным ударом разбить Тхарихиба, заставить его встать на колени, принять наши условия мира. Сегодня, как никогда, Авидронии нужна окончательная победа. Без нее мы не в состоянии сражаться с другими нашими врагами, без нее мы не сможем противостоять флатонам. Прежде чем вас собрать, я побывал в партикулах и говорил с цинитами. Все они жаждут сражения. Их боевой дух невероятно высок, к тому же все они подготовлены самым отменным образом. Да, конечно, мы можем отойти, выбрать более удобное место для битвы. Но в состоянии ли мы опять ждать? Не пора ли всё решить разом? Мы собрали здесь невиданное войско. Я не помню, чтобы численность авидронских армий была когда-нибудь так велика. Общее же количество наших метательных установок просто невероятно. Так почему бы нам, помолившись, сейчас же и не сразиться?..
Алеклия поддержал план Лигура, и другим военачальникам ничего не оставалось, как согласиться с ним. Против сражения были только представители народных собраний. Всегда кровожадные и нетерпеливые, требующие от Инфекта немедленных побед, сегодня они обвинили его в неразумной поспешности. Правитель лишь поблагодарил их за высказанное мнение, едва удержав готовые сорваться с языка язвительные слова.
Иргамы хотя и выстроились в боевой порядок, но ожидали нападения авидронов не раньше, чем через два дня. Воины Инфекта, в свою очередь, рассчитывали, что им, как и в прошлый раз, будет предоставлена возможность «помолиться к смерти», а также что Божественный произнесет перед партикулами торжественную речь. Но ничего этого не произошло. Уже за полночь Алеклия просто приказал Дэсу возглавить центр, Карису — правый фланг, а Лигуру — левый и немедленно атаковать, согласуясь с обсужденным планом. Шел сто пятый год восемнадцатый день тринадцатого месяца.
Может быть, впервые такая значительная битва начиналась при свете Хомеи. Ночью было не принято давать сигнал к бою, к тому же это запрещалось правилами Берктольского союза, однако Алеклия не желал более ждать, так же как и не собирался теперь соблюдать берктольские законы.
Первыми в бой вступила отличившаяся в кадишском сражении либера «Горные стрелки» под предводительством Дэса. Подкравшись к Волчьему ручью, циниты обрушили на врага шквал стрел с подожженными наконечниками. Иргамовские воины ответили тем же.
Волчий ручей, казалось, вдруг загорелся: так причудливо его мирно журчащие воды отражали беснующиеся в небе огни. Всё небо зарделось свирепствующими всполохами, а свет звезд померк в этом удивительном неистовстве мечущегося огня. Стрелы летели так густо, что тысячами с треском сталкивались, рассыпаясь искрами, и падали в Волчий ручей. Вода бурлила, густой пар обволакивал берега.
За фантастическим зрелищем с восхищением наблюдали и Алеклия, и Хавруш. Совсем недавно этих двух людей разделяли леса, поля, горы, реки, границы, города, народы, но теперь между ними было всего несколько тысяч шагов, а посередине безумствовал огонь. Алеклия, раздумывая о том, как сложится битва, не мог оторвать взгляда от Волчьего ручья. А Хавруш, стоявший на насыпном холме в окружении самых знатных военачальников, внешне спокойный и даже безучастный, на самом деле лихорадочно соображал, всё ли он сделал правильно, нигде ли не ошибся? С одной стороны, он был бесконечно доволен тем, что авидроны все-таки приняли его условия игры и еще до начала битвы обрекли себя на поражение: этот Божественный в кровь разобьет свой лоб о гранитную стену центра, тем более что он не знает и не может знать обо всех тех уловках, которые заготовлены иргамами. С другой стороны, слишком легко грономфский правитель на это согласился. Нет ли здесь какого-нибудь подвоха? Не придумал ли опять этот неуемный Лигур какую-нибудь гнусную хитрость? Не подкупили ли авидроны предводителей моих наемников? Или может быть, он привел с собою столько цинитов, что рассчитывает взять числом? Так или иначе, но Хавруш, наблюдая за картиной ночной перестрелки, вместе с радостью, наполнявшей грудь, испытывал какое-то незнакомое гнетущее чувство, похожее на тоску. И одновременно он переживал потаенную ненависть к своему великому брату — «лучезарному» интолу Тхарихибу, который наотрез отказался принимать участие в сражении и находился сейчас в Масилумусе, в своем дворце. Хавруш знал, что в этот самый момент Тхарихиб вместо того, чтобы в ожидании известий с поля сражения молиться о войске, о победе, беззаботно пирует, собрав всех своих лизоблюдов-приближенных, и этот пир постепенно перерастет в отвратительную пьяную оргию.
