Началась церемония открытия, и после исполнения всех положенных ритуалов взыскательную публику удивили тонкоголосые мелодины из Апельсии, сердесские жонглеры с акробатами и девушки-танцовщицы из Союза Четырех. В конце концов под звуки труб и авидронских раковин в залу ввели огромного саблезубого тигра, который, по замыслу, должен был символизировать силу и мощь Берктольского союза: недаром его окружали плотным кольцом воины с обнаженными мечами; на самом же деле этот тигр был старым и флегматичным ручным животным и никакой опасности не представлял. На этом, продлившись совсем недолго, церемония закончилась, и многие Юзофы остались разочарованными, памятуя о весьма продолжительном прошлогоднем представлении.
В зале появился Главный Юзоф Шераса в бертолетовой накидке и с «жезлом мудрости», и все присутствующие, встречая Мудрейшего, встали. Раздались благодушные возгласы, приветственные восклицания, которые через мгновения вылились в бурное ликование, угасшее не сразу и как бы неохотно. И только авидронский Юзоф, не опасаясь быть услышанным, что-то с усмешкой сказал своему соседу — представителю медиордесского правителя. Видимо, речь шла о Сафир Глаззе, который из-за своего низкого роста и неказистого телосложения сегодня, в этих церемониальных одеждах, выглядел особенно нескладно. Юзоф Медиордесс закивал в ответ. Но все эти жалкие нарочитые оппозиционные вылазки были хорошо знакомы Совету — к ним давно привыкли, и поэтому все сделали вид, что ничего не произошло. Главный Юзоф вынул из жезла послание предков и принялся громко читать. Что говорить, оратор он был отменный, хотя на этот раз несколько спешил, проглатывая окончания слов и неестественно сокращая паузу между важными местами. Вскоре он закончил.
Наконец под охраной нескольких цинитов внесли «Священную книгу». Однако во время естественно возникшего небольшого перерыва Юзофы огляделись и только тут заметили, что воинов в зале больше, чем обычно: помимо двух стражей, в стороне замерли еще четверо вооруженных воинов «Золотого отряда», в одном из которых многие с удивлением узнали сотника Измаира — одного из самых приближенных Сафир Глаззу людей. Это нарушало все правила и могло быть истолковано как оскорбление собрания, как угроза свободному волеизъявлению. Но члены Совета угодливо смолчали.
В берктольском дворце Алеклия был впервые. Несмотря на усталость, он многое мимоходом подмечал: что-то восхищало, но что-то не нравилось. И он уже соображал, какие после отдаст распоряжения по поводу небольшого переустройства. Не успел он подняться в залы, которые предназначались для Инфекта и занимали лучшую часть центрального дворца, и скинуть с себя надоевшие доспехи и пропитавшиеся пóтом одежды, как услышал странное людское гудение, донесшееся через многочисленные арочные проемы. Он подошел к ним, сначала подивившись всему виду города, который внезапно открылся перед ним во всем своем величии, потом опустил глаза вниз и вдруг увидел бесконечную шевелящуюся толпу, которая недружелюбно напирала на Церемониальные ворота. Божественный прислушался: в доносившихся интонациях он явственно различил требовательные и даже враждебные нотки. Это его смутило.
Подозвав распорядителя дворца, Инфект спросил у него, может ли он увидеть своего посланника в Берктоле, но тот ему ответил, что авидронский Юзоф только что спешно отбыл в Совет Шераса. Тогда Алеклия послал распорядителя узнать, чего хотят собравшиеся люди.
— Скажи им, что, если они хотят поприветствовать меня и получить дары, я завтра удовлетворю все их желания, и пообещай, что щедрость моя будет безгранична.
Вскоре распорядитель вернулся:
— О мой Бог, они говорят, что хотят видеть тебя немедленно.
— Что за вздор?
— У них есть к тебе важное дело…
Божественный опешил:
— Что ты сам по этому поводу думаешь?
— Я думаю, — отвечал распорядитель, пытаясь усилием воли скрыть некоторое лукавство в глазах, — что твоя встреча с жителями Берктоля авидронского происхождения будет весьма полезной.
Он явно что-то знал.
— Хорошо, — кивнул Инфект. — Пусть народ выберет пять, нет — десять представителей. И я незамедлительно приму их.
Алеклия отправился в купальни, где, вопреки желанию, пробыл совсем недолго. Потом обрядился при помощи слуг в бертолетовую плаву, украсил себя лотусовым венцом и предстал перед робко входящими горожанами во всем своем величии, напоминая одеждой, позой и ликом одну из известных картин Неоридана, которую часто копировали на храмовых фресках. Берктольцы припали к ногам повелителя, собираясь обстоятельно выполнить положенный в таких случаях ритуал, но Инфект проявил нетерпение, намекнув на то, что был бы не против, если б переговорщики сразу приступили к делу.
Среди посланников был не только знатный авидронский эжин, ведущий свой род от самого Радэя, но и крупный землевладелец, который родился и вырос уже в Берктоле. А еще два держателя кратемарий, популярный оратор, известный тхелос и несколько обычных горожан — все по происхождению авидроны.
Перебивая друг друга и приводя бесчисленное количество примеров, берктольцы поведали о том, что вот уже больше года все урожденные авидроны подвергаются жестоким гонениям. Их всячески преследуют под надуманными предлогами: отчуждают их законную собственность, изгоняют из жилищ, лишают земель. Авидронов притесняют на рынках и торговых форумах, росторы наместника перестали закупать их товары. Сборщики податей и откупщики, в нарушение всех законов, свирепствуют, словно дикари: отбирают весь урожай, назначают непосильные транспортные и военные повинности…
Божественный, внимая горожанам, вдруг вспомнил, что уже обо всем этом не так давно что-то слышал, но в круговерти военных забот не уделил сообщениям должного внимания.
Еще берктольцы поведали о неких разбойниках, которых в последнее время развелось в городе Берктоле великое множество. Они грабят дома авидронов, разоряют кратемарьи, гомоноклы и лавки, везде и повсюду нападают на людей авидронского происхождения, избивают их, требуя, чтобы они покинули город. Только за последнее время убили больше десятка человек. Кроме того, ежедневно подвергаются осквернению храмы Инфекта и святилища Гномов, а также памятники и старые авидронские могильни. Наместник и гиозы бездействуют, а разбойники эти почти открыто ходят по улицам и называют себя «бичуаки сквора» — «очищающие от грязи». Почти всех их можно найти в бедном квартале на Нижней площади, а вожаком у них некий Шаер — беглый раб, известный наемный убийца.
— Спаси нас, о Великий и Всемогущий, от ужасной напасти. Ты — единственный наш Бог и правитель, а надеяться нам более не на кого!
Алеклия долго расспрашивал горожан, и с каждым ответом лицо его становилось мрачнее, а сердце ожесточалось. В конце концов, он поблагодарил своих гостей и пообещал оказать помощь всем пострадавшим и во всем разобраться. Когда берктольцы ушли, Инфект некоторое время в задумчивости стоял у арочного проема, наблюдая за тем, как посланники выходят, что-то объясняют окружившим их людям, те удовлетворенно кивают, и толпа медленно расходится. Потом, словно опомнившись, он вздрогнул и, прихватив внушительных размеров кожаный сверток, бросился вон.
Совсем скоро Инфект объявился в казармах, где расположилась на отдых Белая либера. Многие воины спали, других не было на месте. Через несколько шагов Алеклия лицом к лицу столкнулся с ДозирЭ.
— Ты не слишком устал, ДозирЭ? Готов ли пойти со мною? — спросил Алеклия.
— На всё твоя воля, мой Бог! — отвечал, не задумываясь, белоплащный.
— В таком случае у тебя есть несколько мгновений, чтобы снарядиться наилучшим образом.
Инфект пошел дальше, а воин бросился к доспехам.
От авидронского дворца до Совета Шераса было всего несколько сот шагов. Божественный в окружении сотни белоплащных быстрым шагом проделал это расстояние. Поднявшись по громадной лестнице к широкому входу, украшенному статуями из розового мрамора, он оставил здесь почти всех воинов, а сам, с теми четырьмя воинами, которых отобрал лично, вошел внутрь. Среди них были ДозирЭ и Идал.