На следующий день по тревоге поднялись в воздух четыре торпедоносца и два бомбардировщика. Вылетели по данным разведки, которую вел на дальних коммуникациях экипаж Бесова: на обратном маршруте он обнаружил [256] в районе Гурзуфа плавсредства противника, сбросил по ним шесть бомб.

Радиограмма разведчика на земле была расшифрована так: обнаружены два транспорта в охранении барж.

Группу торпедоносцев повел Лобанов. С ним Литвяков, Бабий, я. Бомбардировщики — Дурновцев и Соловьев.

Полет над морем прошел благополучно, не считая встречи с До-24. Увидев нашу группу, он быстро развернулся в сторону крымского берега и со снижением скрылся за горизонтом.

В виду горы Аю-Даг обнаружили цель. Транспортов в конвое не оказалось! Две быстроходные баржи шли в сторону Феодосии, таща на буксире еще одну. Охранение — два сторожевых катера. Лобанов принял решение: торпедоносцам не атаковать. Бомбардировщики сделали по два захода, сбрасывая каждый по пяти «соток». Бомбы рвались недалеко от барж, но прямых попаданий не было.

Возвращались в недоумении: неужели такой опытный штурман, как Кравченко, мог ошибиться в определении состава конвоя? Кто-то пошутил:

— Да сегодня же первое апреля!

Оказалось, радист в штабе напутал.

Вечером состоялся разбор обоих вылетов. Гвардейцы почтили память героически погибшего экипажа минутой молчания.

* * *

На Черноморском флоте широко применялось взаимодействие авиации с подводными лодками. Смысл его заключался в следующем. Подводные лодки заранее занимали позиции вдоль коммуникаций противника. Самолеты непрерывно вели поиск на этих путях. В последние десять минут каждого часа лодки подвсплывали для прослушивания эфира, и авиаторы передавали им данные [257] о месте, составе и элементах движения обнаруженных вражеских кораблей.

Бывало и наоборот — подводники вызывали авиацию для удара. Такая необходимость возникала обычно при встрече с крупным конвоем противника, когда после торпедной атаки подлодки результат не бывал достигнут, а дальнейшее преследование становилось бессмысленным или невозможным.

Особенно часто приходилось вылетать в северо-западную часть Черного моря, на дальние коммуникации у румынского и болгарского побережий. Именно там, в районах интенсивного движения вражеских кораблей и судов, наше взаимодействие с подводным флотом оказывалось необходимым и давало наибольший эффект.

В апреле, с улучшением погодных условий, такие полеты значительно участились. Почти ежедневно один или два экипажа полка производили поиск в районе дальних коммуникаций. Особенно отличался в разведке экипаж Лобанова. Когда не было возможности вывести на удар подлодки, данные передавались на аэродром.

* * *

10 апреля комэск Минчугов повел четыре самолета на удар по танкеру, обнаруженному воздушным разведчиком на переходе Констанца — Евпатория. Экипажи двух торпедоносцев и двух бомбардировщиков вышли на цель в западной части моря. Танкер водоизмещением в пятьсот тонн шел в охранении трех сторожевых катеров. Бомбардировщики Жестков и Андреев первыми нанесли удар. Бомбы разорвались с небольшим недолетом. Следом зашли в атаку торпедоносцы Минчугова и Соловьева. Танкер отчаянно маневрировал, катера вели интенсивный огонь. Торпеды были сброшены с дистанции пятьсот — шестьсот метров. Танкер сумел уклониться от них.

— Злость охватила меня! — рассказывал по возвращении штурман Иван Локтюхин. — У нас еще оставалось [258] пять бомб. А танкер, маневрируя, потерял скорость. Для бомбометания — находка! На высоте тысяча триста вышли на удар. Командир у меня — во, железо! Держит курс, как по рельсам. Рассчитываю упреждение, снос... Рассказ продолжил сам «командир-железо» — лейтенант Жестков:

— Смотрю, Иван прилип к плексигласу, распластался, как бабочка на стекле... Даже пожалел его — малая цель, скорей всего, бомбы пошли мимо. Вдруг как закричит: «Попали! Прямо в танкер, командир!» Я как раз выполнял противозенитный маневр. Накренил машину, смотрю — точно, фугаска разорвалась в носовой части танкера! И сразу вспыхнул пожар. Должно быть, везли горючку...

Следующий день, 11 апреля, был в полку праздничным. На аэродром прибыл командующий Черноморским флотом вице-адмирал Октябрьский, его сопровождали генерал Ермаченков и полковник Токарев. Один из пустых капониров был забит людьми до отказа, непоместившиеся стояли снаружи у входа.

Из-за стола, сплошь уставленного заветными красными коробочками, поднялся командующий флотом.

— Товарищи гвардейцы, воины отважной флотской авиации! Сегодня на мою долю выпала честь вручить вам заслуженные награды...

Затем был зачитан приказ. Орденом Красного Знамени награждался полковник Токарев, майоры Минчугов, Буданов, капитан Покревский. Подполковник Канарев — орденом Отечественной войны I степени. Ордена Красного Знамени и Отечественной войны I степени были вручены капитану Андриенко...

Один за другим летчики подходили к столу и, приняв награду, взволнованно произносили: «Служу Советскому Союзу!»

Получая второй орден Красного Знамени, капитан Бесов от имени летчиков полка заверил командование [259] в том, что гвардейцы будут и впредь наращивать удары по ненавистному врагу, совершенствовать боевое мастерство, сражаться так, чтобы каждый день приближал победу...

Прославленный, отважный летчик! Двести восемьдесят один боевой вылет, из них сто пятьдесят — ночных. Сколько бомб он обрушил на головы фашистов, сколько раз бесстрашно глядел в глаза смерти...

Вслед за Бесовым со словами благодарности выступили штурман старший лейтенант Шильченко и инженер-капитан Новак.

Филипп Сергеевич Октябрьский поздравил награжденных, пожелал всему личному составу полка дальнейших боевых успехов.

— Работаете вы, товарищи, хорошо. Руководят вами такие видные командиры, как Токарев, Канарев. Но, смотрите, не зазнавайтесь. Враг еще не разбит и готовится к новым боям. Поэтому больше бдительности. Изучайте тактику врага. Повседневно повышайте боевую выучку. У нас неплохие машины. Материальную часть вы обязаны знать образцово. Предстоят, товарищи, серьезные бои. Ваши удары по противнику должны быть крепкими. Бейте врага по-севастопольски![2]

Проникновенные слова видного военачальника, организатора и руководителя героической обороны Севастополя глубоко запали в душу каждого воздушного бойца.

* * *

Постоянной задачей полка оставалась помощь крымским партизанам. Во второй половине апреля, почти ежедневно, направлявшиеся в дальние рейсы экипажи попутно сбрасывали им продукты, оружие, боеприпасы. Народные мстители тепло благодарили нас за помощь в их героической борьбе с фашистскими оккупантами.

Регулярное обследование дальних коммуникаций [260] противника ложилось тяжелой нагрузкой на плечи летного состава полка. Но что поделаешь, для этой цели были пригодны исключительно самолеты Ил-4: их тактический радиус позволял достигать побережья Румынии и Болгарии и в течение двух-трех часов вести там поиск кораблей противника. Сначала к ведению дальней разведки привлекались лишь наиболее опытные экипажи. Однако потери, понесенные за последнее время полком, вынуждали командование втягивать в эту работу и новичков. На первых порах некоторые из них по недостатку опыта испытывали затруднение в опознавании типов вражеских кораблей. Это, в свою очередь, приводило к ошибкам при определении состава ударных групп и их назначения.

17 апреля экипаж Киценко (это был его второй боевой вылет в нашем полку) передал, что обнаружил в удаленном районе моря конвой в составе транспорта, баржи и четырех сторожевых катеров. На удар по тревоге вылетело пять самолетов: три бомбардировщика и два торпедоносца. Группу вел майор Минчугов, с ним в тройке бомбардировщиков летели Жестков и Алексеев. Торпедоносцы — Андреев и Литвяков.