Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Что сейчас делает полк, Дима?

— Как сказать... Вроде как передышка. На разведку летаем, Черное море щупаем и Азовское, на «свободную охоту» с торпедами. Бомбим плавсредства у побережья Крыма, в базах... Сегодня вот на разведку летал. Возле Анапы прищучил нас «мессер», еле отбились...

Гвардейский порядок

На другой день капитан Матяш (адъютант эскадрильи, вместе с комэском и замполитом принимал вчера мой «двухэтажный» доклад) построил личный состав, доложил Чумичеву. Тот представил нас, объявил: [17]

— Штурманом в экипаж лейтенанта Минакова назначается старший сержант Сергиенко.

К этому я был готов. На Прилуцкого не рассчитывал: он постоянно летал с Осиповым, бывшим нашим замкомэском, тоже переведенным в гвардейцы, назначенным командиром звена.

— Стрелок-радист остается прежний. А воздушного стрелка выбирайте сами. Кто из резервных стрелков желает летать с лейтенантом?

В четвертом ряду поднялось несколько рук.

— Весь резерв, — пояснил Матяш.

Да, но как выбирать? Биографии спрашивать? А строй будет ждать? Задачка на пять минут. А от ее решения... Уж где-где, а в летном-то экипаже в самом буквальном смысле — один за всех. С семьей не сравнишь, там живут только вместе...

Оглядываю поочередно. Ребята как ребята. Все смотрят открыто, все вроде желают — хоть жребий бросай. А что? Ткнуть пальцем не глядя, в кого попало, по крайности не за что будет себя ругать.

Сзади начальство на психику давит, спереди — строй...

Вдруг почувствовал — кто-то дергает за рукав. Панов Коля! Смотрит на черноглазого, ниже всех ростом, и тот к нему тянется, молит...

— Старший сержант Жуковец! — выпалил, чуть не насильно притянув к себе и мой взгляд.

А что? Симпатичный парнишка. И фамилия... Лубенец — Жуковец. Судьба!

— Выбрали? — подталкивает комэск. В голосе теплые нотки, ясно, что адресованные не мне. — Должен предупредить, однако. Боевого опыта в качестве воздушного стрелка старший сержант не имеет. Подготовлен из оружейников.

Шанс отступить. Спросить: кто имеет?

Еще раз оглядываю паренька. Губы прикушены, в [18] черных глазах отчаяние. Сзади настойчиво шепчет какое-то слово Панов...

— Прошу зачислить во вверенный мне экипаж старшего сержанта Жуковца!

В глазах майора вчерашние огоньки. Сориентировались и тут, лейтенант?

— Ну что ж. Думаю, не ошиблись. Севастополец!

Вот оно, слово, что мне шептал Панов. И вчера слышал, от Кравченко и от Димы...

— Ну а с техническим экипажем и вовсе вам повезло.

Верю, киваю. И так задержал эскадрилью.

— Не дали маху насчет стрелка? — обернулся к Панову, когда разошелся строй.

— Нет, командир! Я тут вчера с ребятами... Тоже вот говорят — севастополец. Большое слово это у них!

Техник-лейтенант 2 ранга Михаил Беляков мне понравился сразу. По рукам видно — мастер.

— В порядке «пятерка», — заверил. О самолете, только что закрепленном за нами.

Представил своих подчиненных. Механик авиационный — старшина Павел Петров, моторист — сержант Петр Ястребилов. Оба севастопольцы, как и сам Беляков. Механик по вооружению — сержант Владимир Сергиенко, однофамилец штурмана; механик по приборам и электрооборудованию — старший сержант Леонид Клейман. Экипаж слаженный, вместе работают не один день.

Штурмана Гришу Сергиенко я знал давно — из нашего тридцать шестого. Даже летать приходилось вместе.

— Знакомьтесь с личным составом, сколачивайте экипаж, — сказал на прощанье Чумичев.

* * *

Это представлялось так: проверить подготовленность воздушного стрелка, сделать несколько пробных полетов с применением оружия на полигоне, доложить о готовности к выполнению боевых заданий. На все — день-два. Максимум три. Так обычно бывало. [19]

Получилось не так.

День проходит, другой...

— Как, лейтенант, с экипажем?

— Порядок, товарищ гвардии майор!

— Хорошо, продолжайте занятия.

Еще день, еще...

— Как экипаж, Минаков?

— В порядке...

— К зачетам готовитесь?

А? Только вслух не сказал, а рот так и раскрыл, наверно. Это что тут? Училище, курсы? Прямо же с боевого задания прибыл, сам он и похвалил за посадку, оценку еще спросил... по ориентированию. Это что же, выходит, не шутка? Все тут с оценками, что ли, у них?

Вдобавок загремел в наряд. Как «безлошадник» — дежурным по старту на аэродроме. Через день — снова. Еще через день. Другие летают, а ты выпускай, принимай. Красиво махай флажками. На перекурах выслушивай увлекательные рассказы — где что разбомбили, разведали, кто отличился...

Пошел к замполиту майору Стешенко. Как следует побеседовать, по душам.

— А, Минаков! Ну как, экипажем довольны?

— Спасибо, товарищ гвардии майор. Зашел вот узнать. Насчет приказа.

— Приказа? О чем?

— О моем переводе. В аэродромную команду. Без заключения медицины.

— А-а, — улыбается. — Вы садитесь! Без заключения, говорите? Садитесь, садитесь, вот табурет. Василий... Иванович, так ведь? Степан Афанасьевич. Да, так о чем... Ознакомились с экипажем, успели?

— С Пановым, стрелком-радистом, успел. За полсотни совместных боевых вылетов. Со штурманом тоже, хоть и поменьше. А вот с воздушным стрелком...

Смеется. [20]

— Боитесь, что вообще не придется? В воздухе, значит, привыкли знакомиться? Пятьдесят вылетов, говорите?

— Скажете, тут и за двести у многих?

— Не скажу. Пятьдесят — тоже немало. А вот поговорку одну напомню. Слышали, верно, — насчет порядка... Как у вас взгляд вообще-то на эту вещь?

— Положительный. Поэтому и пришел к вам. Боевого летчика отстранять от полетов...

— Ну уж и отстранять! Просто в воздух не выпускать без сдачи зачетов. Слышали о таком порядке?

— Вроде слышал. Давно. Года за два, дай память, еще до войны, когда и был выпущен в этот... воздух.

Ясно, что вел себя непозволительно вольно. Но перестроиться уже не мог. Да и какого черта, в самом-то деле...

Майор и не думал одергивать. Кивал, улыбался, будто и ему нравился разговор в таком тоне.

— В самом деле давненько. И, как я понял, ведь не у нас?

— Ах вон что! Другой у вас воздух. Атмосфера поделена. Может, и «эрликоны» у немцев — одни для гвардейцев...

— Не знаю, не знаю, — смеется, разводит руками, — насчет «эрликонов». А атмосфера... Что ж. В некотором смысле, возможно, и да. Несколько и иная. В отношении некоторых вещей. Ну вот, к примеру... Знакомая, верно, и вам картина? С опытом летчик, с боевым стажем, с самыми лучшими летными данными... И даже не то чтобы после ранения или из запасного, в тылу засидевшийся «безлошадник», а тут же вот и воюет, летает без перерывов, и вдруг...

— Проваливается на зачете?

В глазах замполита впервые мелькнула досада.

— На взлете. Буквально «проваливается» и...

— И что досадно — по самой элементарной причине! [21] — его же голосом подхватил. — Про триммер забудет или про шаг винта...

— Ну да, и про триммер.

— И это причина?

— А что, по-вашему?

— Что... Война!

— В самую точку попали, Василий Иванович! Правда, хотелось бы поконкретней.

Я заскрипел табуретом, готовясь подняться.

— Не торопитесь, — положил на колено мне руку. — Расставим все по местам. Во-первых, за триммер не я, а вы зацепились. Я это причиной не называл. Следствием, так разумелось скорее, поскольку об опытном летчике речь. Война, даже если конкретней — плохие аэродромы, перенапряженный режим полетов, — тоже никак не причина, поскольку взята за условие, так? Само собой разумеющееся в задачке. А вот теперь и вернемся к вопросу: так в чем же дело?

— Ну... в состоянии летчика.

— Во!

— А зачеты тут и помогут!

— Вовсе-то не помогут, но вероятность аварий снижают, как опыт наш показал. Как-нибудь загляните в штаб, убедитесь. Доказано по теории вероятности. И возражения исключены, ссылки на рост мастерства и так далее. Помогают! А чем объяснить... Ясно, что не в инструкциях дело, хоть, впрочем, и это... Наблюдали, чай, за собой? Раз пренебрег чем-то из-за условий, второй... А третий — уж без условий.

4
{"b":"113316","o":1}