— Если вы оба закончили посвященную мне дискуссию… — сказала она.

— Закончили? — переспросила Билл. — Да мы еще и не начинали! Так только, прошлись по поверхности. Мне нравится ее костяк, Джо. У нее такие меленькие, тоненькие косточки.

Джо согласно кивнул.

— Это первое, что я заметил, когда мы познакомились — меленькие, тонкие косточки. «Черт! — сказал я себе. — У этой девушки такие меленькие косточки!»

— А что было потом? — спросила Кей.

— У него замерло сердце, — ответила Билл. — Я, кстати, припомнила, что, ребенком, Джо обещал маменьке, что нипочем не женится на девушке, если у нее не будет меленьких, тонких косточек. Ну что, Смидли? Он вправду дрыхнет?

Вошел запыхавшийся и на вид еще больше встревоженный Смидли. Становилось ясно, что тайна исчезнувшего дворецкого глубоко засела в том, что не вполне корректно можно было назвать его сознанием.

— Никаких следов. В его комнате пусто. Что могло с ним случиться? — единым духом выпалил он. — Ой, что это?

— Ты о чем?

— Звуки слышу. За дверью. Шаги.

— Успокойся, Смидли, — сказала Билл. — Это наверняка Фиппс. Голову отдам на отсечение — Фиппс. Думаю, что Фиппс. Да, конечно, Фиппс! — заключила она, когда в темноте за стеклянной дверью на террасу вырисовалась неясная фигура. — Добрый вечер, Фиппс.

— Добрый вечер, — сказал дворецкий.

С прибытием солиста, лидера движения или, если угодно, штурмана, который должен в сложных условиях вывести команду к месту безопасной дислокации, экспедиционный корпус испытал всеобщее облегчение. Смидли что-то проворчал. Джо тоже. Кей приветливо улыбнулась. Билл от избытка чувств погладила вошедшего по плечу. Одетый, по-видимому, в выходной костюм, излучая спокойствие и уверенность, он казался таким знающим, таким надежным, что ни у кого не осталось сомнения в том, что он выполнит любое возложенное на него задание. В руке он держал котелок, без которого ни один английский дворецкий не выезжает за границу.

— Приветствуем тебя, достойный Фиппс, — сказала Билл. — Мы уж думали, ты не придешь.

— Я слегка припозднился, мадам. Меня задержали. Приношу свои извинения.

— Ничего страшного. Но признаюсь, мы немножко понервничали. Особенно мистер Смидли, который даже предпринял розыски. А что же тебя задержало?

— Я имел беседу с мистером Глутцем, мадам. У Смидли глаза полезли на лоб от удивления.

— С кем-кем?

— Глутцем, сэр. «Медула-Облонгата-Глутц». Тем самым джентльменом, который нынче у нас обедал. Он позвал меня, чтобы обсудить детали моего контракта.

— Чего — чего?

Дворецкий возложил котелок на письменный стол, сделав это с той старательностью и изящностью, с какими особы королевской крови укладывают закладной камень.

— Моего контракта, сэр. Если позволите, я объясню. Я после обеда находился в буфетной, и мистер Глутц пожаловал туда собственной персоной. После обмена любезностями он приступил к делу и предложил мне играть роли дворецких в его учреждении.

— Боже милостивый!

— Да, сэр, должен признать, что я тоже испытал некоторое удивление, услышав это из его уст. Я даже поначалу воспринял это как признание моих скромных заслуг или же как то, что у меня на родине называют розыгрышем, а в Североамериканских Штатах — надувательством. Но вскоре я понял, что джентльмен не шутит. Видимо, он действительно высоко оценил то, как я исправлял свои обязанности за обедом.

— Ничего удивительного, — сказала Билл. — Ты был в замечательной форме. Работал по классу люкс.

— Благодарю, мадам. Приятно слышать. Мистер Глутц оказался того же мнения. По его словам, мои таланты — или, как он выразился, мой артистизм — произвели бы очень сильный эффект на экране. А затем он сделал мне предложение, о котором я упомянул выше, и я его принял.

Фиппс умолк, приблизился к своему котелку, любовно сдул с него невидимую пылинку и принял ту скульптурную позу, которую принимал во время парадных обедов, словно готовый позировать художнику, специализирующемуся на изображении дворецких. В аудитории воцарилось благоговейное молчание. Нечасто приходится присутствовать при рождении звезды.

— Так-так, — проговорил Смидли.

— Фантастика! — сказала Кей.

— Значит, и вы попали на фабрику грез, — сказал Джо.

— Да, сэр.

— Поразительно, до чего же в Голливуде все помешаны на этой фабрике, — сказала Билл.

— Да, мадам. Этот недуг охватил буквально всех и каждого.

Билл сказала, что сам здешний воздух пропитан этой отравой, Фиппс сказал, что да, мадам, видно, так оно и есть, и некстати добавил, что время от времени лелеял мечту о карьере киноактера, да все было недосуг. Разговор чуть было окончательно не сместился в профессиональное русло, если бы не Смидли, который, опомнившись, снова занервничал и попытался вернуть Фиппса на почву реальности.

— А почему вы ведете такие беседы глубокой ночью? — задал он вполне обоснованный вопрос. — Во втором часу!

Вышколенный дворецкий никогда не позволит своим бровям недоуменно подскакивать, и брови Фиппса только самую капельку дернулись и тут же легли на место, но, когда он заговорил, в голосе его слышалась чуть заметная укоризна.

— Мои служебные обязанности не позволили мне освободиться до половины двенадцатого, сэр, но мистер Глутц настаивал, чтобы переговоры были завершены без промедления. Для моей малости его желание — закон.

— Правильно, — поддержала его Билл. — Надо всегда слушаться начальство, даже если оно походит на омара. А мистер Глутц — вылитый омар, правда?

— Определенное сходство с созданием, которое вы упомянули, мадам, безусловно имеется.

— Но это неважно, был бы человек хороший, так?

— Точно так, мадам.

— Про меня говорят, что я похожа на немецкого боксера.

— Весьма привлекательного боксера, мадам.

— Спасибо за комплимент, Фиппс. Ты получил выгодный контракт?

— В высшей степени удовлетворительный, благодарю вас, мадам.

— Смотри, не продешеви.

— Нет, мадам.

— Я буду с особым интересом следить за твоей карьерой.

— Спасибо, мадам. Я приложу все усилия, чтобы оправдать ваше участие в моей судьбе.

Смидли, у которого одно было на уме, вновь взял практическую ноту.

— Ну, а пока вы здесь, вернемся к делу. И так уж полночи зря прошло.

— Это у нас много времени не займет, — уверила его Билл. — Если наш Фиппс остался прежним Фиппсом. А, Фиппс?

Дворецкий замялся. Похоже было, что он собирается объявить плохие новости.

— Очень сожалею, мадам, — извиняющимся тоном начал он, — но, боюсь, мне придется вас огорчить.

— То есть?

— Я, к сожалению, пришел известить вас, что не смогу выполнить ваше задание.

Если он намеревался вызвать сенсацию, то не просчитался. Его слова произвели эффект взорвавшейся бомбы.

— Что? — вскричал Джо.

— Ой, Фиппс! — вскричала Кей.

— Как это — не смогу? — пролепетал Смидли. — Что вы имеете в виду?

Лидер движения явно пришел в замешательство. Привычная бесстрастность уступила место нервному переступанию с ноги на ногу и заламыванью рук. Потом глаза Фиппса уперлись в котелок, который, казалось, придал ему решимости.

— Это непредвиденное обстоятельство естественным образом способствовало изменению моих планов, сэр. В качестве артиста студии «Медула-Облонгата-Глутц» я не могу подвергать себя риску быть уличенным во взламывании сейфов. В моем контракте имеется пункт касательно нравственности.

— Чего?

— Нравственности, сэр. Параграф шестой.

Смидли взорвался. Кровяное давление подпрыгнуло у него до беспрецедентной высоты. Случись сейчас увидеть его побагровевшее лицо какому-нибудь доктору, тот бы озабоченно зацокал языком либо потер руки в предвкушении гарантированных десяти долларов за визит в течение достаточно продолжительного времени.

— В жизни не слыхал такой идиотской чепухи!

— Прошу прощения, сэр. Боюсь, я не смогу отступить от своих правил.