Решено!

Я вскочила, набросила на плечи шаль, надела халат, убрала волосы под сетку, сунула ноги в домашние туфли.

Взяв серебряный подсвечник с ярко горящей свечой, я вышла из комнаты, заперев за собой дверь.

Я тихо постучалась в дверь Санчо. Молчание. Я прислонилась к стене, напряженно ожидая.

Наконец дверь приоткрылась.

– Эмбер? – спросил голос Санчо.

– Да. Я могу войти?

– Конечно.

Я проскользнула в дверь.

Горели две свечи на столе. Санчо, одетый, сидел в кресле. Увидев меня, он улыбнулся.

– Садись, – он указал на кресло напротив своего.

– Тебе лучше? – спросила я, с удовольствием опускаясь в мягкое кресло.

– Пожалуй, да. У меня какое-то странное недомогание. Похоже, кто-то добавил мне в тарелку ртуть. Странная приправа. Но, кажется, ни ты, ни Коринна, ни Этторе ничего подобного не чувствуете?

– Да, – мне стало уютно и спокойно, как всегда бывает с человеком, который тебя понимает и не оставит в беде, в то же время всегда сохраняя тон добродушной насмешки. – Да, – повторила я, – мы ничего подобного не чувствовали, и поэтому с уверенностью можно сказать, что это кто-то из нас подмешал тебе яд в пищу. – Я улыбнулась.

– Приятно слышать, – Санчо подмигнул мне. – Думаю, Этторе догадался о причине моего недомогания, – он посерьезнел. – Я бы понял его, если бы он сегодня же ночью уехал. Не всякий захочет вмешиваться в какую-то странную и темную историю.

– Но он твой друг, – заметила я.

Так вот в чем причина странного состояния Этторе! Конечно, он мог определить причину недомогания Санчо. Ведь Этторе занимается естественными науками. Интересно, что подумал Этторе, кого заподозрил? Но тут ход моих мыслей был прерван. Я заметила, как внимательно смотрит на меня Санчо.

– Почему ты на меня так смотришь? – невольно вырвалось у меня.

– Неужели не догадываешься? – усмехнулся он. – Я думаю, знаешь ли ты, что только что от меня ушла Коринна?

– Коринна?! – Мое изумление было настолько неподдельным, что человек менее умный, чем Санчо, непременно подумал бы, что я притворяюсь.

– Да, Коринна, – Санчо кивнул и озабоченно упер кончик языка в щеку. Я увидела, что щека его чуть вздулась. Может быть, на внутренней поверхности щеки возникло изъязвление от яда?

Но даже серьезная озабоченность не заставила меня сдержать вспышку нервического хохота. Я хохотала, как безумная, я раскачивалась в кресле и прижимала что есть силы ладонь к губам.

Санчо смотрел на меня, и лицо его приняло трагикомическое выражение.

То, что произошло затем, вовсе не входило в мои планы. Я вдруг невольно начала защищать Коринну; и чем более я распалялась, тем больше мне делалось жаль ее.

– Ее можно понять, Санчо, – говорила я, – как и все мы, она почувствовала, что происходит что-то неладное. Нервы ее были взвинчены до предела, и вот возбуждение ее проявилось именно таким образом…

– А ведь это она подложила мне ртуть в еду, – заметил Санчо с нарочитой небрежностью.

– Она призналась?

– Я не говорил с ней о возможном отравлении.

– Тогда почему же ты думаешь?

– Ты права, Эмбер. Коринна – существо наивное и экспансивное. Только что она прибежала ко мне в состоянии истерического возбуждения. Она пыталась соблазнить меня, тревожилась о моем здоровье; бессвязно обвиняла тебя во всех смертных грехах, клялась мне в вечной любви, умоляла пожалеть детей и тому подобное…

– Возможно, я и вправду виновата перед ней. Она не может, не умеет быть свободной. Для таких, как она, понятие свободы равносильно понятию порока. Вкусив свободы и поняв, что не в состоянии наслаждаться ею, такие, как наша Коринна, начинают страстно бороться с любыми проявлениями свободы. Именно из таких женщин получаются необычайно добродетельные матери семейств и строгие настоятельницы монастырей.

– Эх, если бы мы догадались об этом прежде! Короче, Коринна сама выдала себя самым что ни на есть элементарным образом. Я уже говорил, что она то и дело спрашивала, как я себя чувствую. Затем все в том же состоянии лихорадочного возбуждения она как бы мельком спросила, верно ли, что очень маленькие дозы ртути не опасны.

– И что ты ответил?

– Ответил, как ни в чем не бывало, что нет, не опасны.

– И ты не спросил ее, зачем ей это?

– Нет, не спросил.

– Но где она взяла ртуть? Как ей пришло в голову такое?

– Коринна не из тех, что обдумывают свои преступления заранее. Я поразмыслил хорошенько и понял, как все пришло ей в голову.

– Но зачем, зачем она хотела отравить тебя? – перебила я. – Совсем недавно она уверяла, что безумно тебя любит.

– Одно другому не мешает. Та свобода, которую мы с тобой столь внезапно ей раскрыли, действительно вскружила ей голову. Сначала она была в восторге и просто таяла в порыве благодарности к нам. Затем на место трепещущей под порывами свободного ветра новой Коринны вернулась Коринна прежняя, более устойчивая в своей добродетели.

– Но как она могла отравить тебя? – не выдержав, я снова нетерпеливо перебила Санчо.

– Ну потерпи. Дай досказать. Разумеется, Коринна совсем не хотела моей смерти. Более того, мысль о ртути пришла ей в голову совсем случайно. Я вспомнил, как однажды, еще на корабле, Этторе показал нам сконструированный им самим прибор – стеклянную трубочку, в которую впаяно немного ртути. При этом Этторе объяснил, на что годна ртуть в малых и больших дозах; и между прочим сказал, что употребление ртути вовнутрь может вызвать смертельное отравление или легкое недомогание, в зависимости от дозы. Сейчас Коринна все это вспомнила. Я уверен, что стеклянная трубочка Этторе безвозвратно исчезла. Ртути там было совсем немного. Коринна употребила ее на меня. А осколки и металлический стержень она, как я полагаю, закопала где-нибудь в саду.

– Но для чего эта трубочка предназначалась, Санчо?

– Этторе говорил, что она может измерять температуру воды, воздуха и даже человеческого тела.

– Странно, что я не помню. Меня бы это заинтересовало.

– Думаю, ты как раз купалась в бассейне.

– Но зачем Коринне понадобилось вызывать у тебя недомогание?

– Ты, опытная женщина, задаешь мне такой вопрос!

– Наверное, я слишком опытна для того, чтобы понимать мотивы импульсивных действий Коринны.

– Но ведь все так просто. Недомогание уложит меня в постель. Коринна станет ухаживать за мной, окружит заботой и постепенно уговорит меня жениться на ней. Так она представляла себе ход событий.

– А какую роль она отводила мне?

– Она считала, что ты удовлетворишься Этторе. Не сомневаюсь, что она уже успела наговорить ему глупостей о том, что ты страстно влюблена в него.

– Может быть, мне лучше уехать, хотя бы на время?

– Лучше будет, если уеду я.

– А мне остаться наедине с взбешенной Коринной? Благодарю покорно! Ведь это даже опасно.

– Тогда за завтраком я предложу всем разъехаться на время. Я поеду с Этторе. В конце концов он-то не виноват во всех наших глупых конфликтах. И мы не должны портить ему отдых. Вы с Коринной также разъедетесь в разные стороны. Так и будем некоторое время путешествовать порознь, а когда окончательно придем в себя, соединимся снова.

– Наверное, Коринне ты уже предложил этот вариант?

– Предложил.

– И что она?

– Согласилась.

– Что же, соглашусь и я.

Я поцеловала Санчо в лоб. Он подержал мою ладонь в своих руках. Я видела, что он еще слаб, и, конечно, не хотела напоминать ему об этом. Я тихонько выскользнула в коридор.

Я полагала, что долго не смогу заснуть, буду вновь и вновь возвращаться к тому, что произошло, обдумывать, анализировать.

Но ничего подобного! Я заснула легко и спала крепко.

Когда я проснулась, я лежала навзничь на своей широкой постели. Я открыла глаза и увидела женское лицо, склонившееся надо мной.

Где я? В Лондоне? В Америке? В Кадисе?

Это женское лицо с простыми чертами, выражающими искреннюю заботливость и доброту.