Яркое солнце на миг ослепило мне глаза.

Я вспомнила все. И тотчас узнала склонившуюся надо мной женщину. Это же Нэн Бриттен, моя верная служанка!

– Ах, Нэн! Солнце уже высоко. Я проспала все на свете. Скорее помоги мне одеться и причеши меня.

Нэн посмотрела на меня, словно бы сомневаясь в чем-то. Затем поспешно принялась одевать и причесывать меня.

– Что это ты такая хмурая, Нэн? – я наконец заметила ее состояние.

– Давайте я потороплюсь, ваша светлость. Я оставила детей с Большим Джоном, надо мне поскорее заменить его.

– Но почему с Большим Джоном? Где няньки? Что-то случилось?

– Да, за одну ночь мы остались без прислуги. Ушли даже те слуги, которых мы привезли из Америки. Должно быть, сговорились с местными. Завтрак не готов.

– Это скверно! Скорее беги к детям. Что-нибудь придумаем. Завтрак я как-нибудь приготовлю и сама.

– Наши сеньоры ждут вас в гостиной, – Нэн поспешно ушла.

Я быстро пошла по галерее в гостиную.

Что все это может значить? «Сеньоры ждут»! О Коринне она даже не упомянула. Неужели Коринна уехала, перед этим отпустив всю прислугу? Глупо, конечно. Но не глупее, чем травить Санчо ртутью. И что же мы сейчас будем делать? Искать беглянку?

Скорым шагом я вошла в гостиную.

У высокого продолговатого окна стояли Санчо и Этторе. Оба разом обернулись на звук моих шагов.

– Здравствуйте, Эмбер, – почтительно произнес Этторе.

Санчо сделал какой-то неопределенный жест рукой, который при желании я могла счесть за приветственный.

– Что произошло? – спросила я. – Нэн сказала мне, что сбежали все слуги.

– Больше ничего она тебе не говорила? – спросил Санчо каким-то странно заторможенным голосом.

– Нет. А что еще случилось? Впрочем, я догадываюсь. Наверное, это с Коринной. Это она внезапно уехала и отпустила всех слуг? Своих детей она взяла с собой?

– Уехала? – Санчо снял очки, словно бы нарочно для того, чтобы видеть все вокруг зыбким и расплывчатым. – Нет, она не уехала.

– Где же она? – я начинала сердиться, и вдруг ощутила ту знакомую атмосферу ужаса и жути, которая сопровождает внезапные смерти. – Коринна? Что с ней? Ведь это Коринна?

– Да, – кивнул Санчо, – это Коринна.

– Она мертва, – быстро произнес Этторе, не дав ему договорить.

– Нет! – невольно вырвался у меня крик. – Нет, нет, нет!

Казалось бы, за последнее время я должна была привыкнуть к неожиданным смертям. Но я никак, даже краешком сознания не могла предположить, что вдруг умрет Коринна, молодая, красивая, взбалмошная, полная надежд. Мне вдруг представилась Коринна, укачивающая на коленях младшего сына. Слезы навернулись на глаза. Я бессильно опустилась на стул и сгорбилась.

Этторе шагнул было ко мне, но Санчо махнул рукой, словно призывая его оставить меня в покое.

Наверное, несколько минут я так просидела, сгорбившись на стуле и тупо уставившись прямо перед собой. Слезы застилали мне глаза. Мужчины по-прежнему оставались у окна. Их сильные фигуры четко очерчивались на светлом фоне.

– Где она? – глухо спросила я. – Как это случилось? Она… убита?

– Вероятно, да, – напряженно ответил Санчо.

– Она у себя в спальне, – начал было Этторе.

– Нэн знает? – перебила я.

– Да. Но, как видите, она не рискнула сказать вам, – ответил Этторе.

– А дети?

И снова говорил Этторе:

– Они не знают. Им не сказали.

– Они не должны знать, пока, во всяком случае, – решила я.

– Судя по всем признакам, это отравление, – все с тем же напряжением заговорил Санчо.

– Отравление? – переспросила я.

Я сразу же вспомнила о ртути. Могла ли Коринна отравиться случайно; ведь разбивая прибор Этторе и подмешивая ртуть в пищу Санчо, она имела дело с сильным отравляющим веществом.

– Нет, – Санчо внимательно следил за моим лицом, – она не могла случайно отравиться ртутью. – Конечно, он легко угадал, что именно я предполагаю. – Я уже спросил Этторе. Конечно, его прибор исчез. Но ртути там было очень мало, ее едва хватило бы на то, чтобы причинить недомогание мне.

– Коринна отравлена не ртутью, – вмешался Этторе. – Она отравлена другим ядом – мышьяком.

– Как вы могли определить, каким ядом она отравлена? – повернулась я к нему.

– Есть некоторые признаки. Я видел ее.

– Вы все время повторяете, что Коринна отравлена, – я по-прежнему смотрела на Этторе. – Но вы действительно уверены в том, что она отравлена кем-то, а не отравилась сама?

Этторе ненадолго задумался.

– Нет, – сознался он. – В этом я не уверен. Пожалуй, она могла отравиться и сама. Но зачем?

– Этторе знает о том, что Коринна подмешала яд в мою пищу, – заметил Санчо.

– Но это не объясняет, почему бы она могла покончить с собой, – заметил Этторе.

– У Коринны был вчера вечером бурный разговор со мной, – начала я.

– Затем со мной, – поспешно добавил Санчо. – Вероятно, из нас троих я последний видел ее живую.

– Странно то, что в ее комнате я не нашел никаких следов яда, – вслух удивился Этторе. – У меня нет сомнений в том, что мышьяк подмешали в какую-то жидкость. Но в комнате нет ни кувшина, ни стакана…

– Там должен был быть графин, – вспомнила я. – Графин и стакан. Один стакан. Когда мы говорили, Коринна захотела пить. Она налила в стакан воду из графина. Затем я пила из того же стакана. Если бы ядовитое вещество было уже подмешано в воду, я бы тоже умерла!

Я чувствовала, что Санчо и Этторе – близкие мне люди. У меня возникла острая потребность быть откровенной с ними во всем, не забывая даже мелочи. Произнося это «я бы тоже умерла!», я вдруг представила себе снова, как все было тогда, в комнате Коринны.

– Нет, не так, – быстро сказала я. – По-другому… Или нет, – я уже не могла бы поручиться, что в точности воспроизведу в своих словах происшедшее. – Кажется, это я налила воду в стакан. Но я действительно пила из стакана Коринны и воду себе наливала из того же графина. Значит, графин и стакан унесли.

– Предположим, яд в графин положила сама Коринна… – задумчиво, словно бы разговаривая сам с собой, заговорил Этторе. – Тогда…

– Тогда она бы не стала пить, – криво усмехнулся Санчо.

Мы замолчали. Я лихорадочно пыталась припомнить все события рокового вечера. Взглянув на Санчо, я поняла, что он пытается сделать то же самое. Но странно, чем более я напрягала память, тем более зыбкими и туманными делались все слова, поступки. Я уже ни в чем не была уверена.

– Главное – это бегство слуг, – Этторе прошелся по комнате. – Возможно, кто-то из них виновен.

– О Боже! – устало воскликнула я. – Гораздо логичнее предположить, что слуги бежали, испугавшись совершенного в доме преступления. Законы Испании строги, я знаю. Кому охота быть замешанными в преступлении, да к тому же, если преступники иностранцы, как мы…

– Но мы не можем бездействовать. – Санчо подошел ко мне. – Нужно что-то делать. Слуги знают о преступлении, значит, вполне возможно, сюда скоро явятся представители властей.

– Но это вполне еще может оказаться самоубийством, – вставил Этторе.

– Законы Испании действительно строги и суровы, – продолжал говорить Санчо, – я думаю, лучше всего нам бежать отсюда. В порту нас ждет корабль.

Я вдруг подумала о том, что никто из нас не оплакивает Коринну, все мы озабочены лишь спасением собственных жизней, и у нас нет времени жалеть о ней. Я заплакала.

– Успокойся, Эмбер, – Этторе положил мне руку на плечо.

– Я пойду к детям, – сказала я. – Мне страшно видеть Коринну. Но мы должны подумать и о ней. Мы что же, просто бросим ее тело на произвол судьбы?

– Кто знает… – Этторе вздохнул.

Я вышла на террасу. Мне понадобилось все мое присутствие духа. Сейчас, в общении с детьми, мне придется делать вид, будто ничего плохого не случилось.

Я вошла в детскую столовую. Там было шумно и весело. Девочки, Мелинда и Сьюзен, помогали Нэн кормить завтраком малышей, Джона и Чарльза. Самый старший, Брюс, уже позавтракал, и теперь нетерпеливо спорил с Нэн.