– Но ведь Коринна знает, что я была женой Карл-тона, что Брюс – мой сын. Не тревожься, Нэн, и пошли мне Сесилью.

– С удовольствием! – воскликнула Нэн. – Вот уж кто заслужил хорошую взбучку!

– Не будь злюкой, Нэн Бриттен, это тебе не идет, – я снова улыбнулась.

Вскоре в комнату вошла плачущая Сесилья.

– Я не виновата, не виновата, – с порога начала причитать она.

– Я не сержусь на тебя, Сесилья, даже если ты и лжешь мне сейчас. От раба нельзя требовать честности. Должно быть, рабы бессознательно стремятся мстить своим господам просто за то, что те – господа; и в такой мести есть своя справедливость.

– Ваша светлость! Я никому ничего не сказала, ваша светлость! Это все Нэн, она оговорила меня. Она просто ревнует вас ко мне.

– Но ты и вправду многое знала?

– Я знала от других служанок, ваша светлость. Я сама никогда не сплетничала о вас!

– Ну, ладно, ладно. Я не стану бранить тебя.

– Только не бейте меня!

– А этого тем более не будет! Даже и не думай ни о чем подобном.

– Но вы не пожалуетесь на меня донье Инес?

– Конечно, нет. Разве я похожа на маленькую девчонку, которая жалуется старшим?

Сесилья невольно хмыкнула.

– Иди, Сесилья.

Она кинулась целовать подол моего платья, и я ей не препятствовала, потому что иначе она решила бы, что я сержусь на нее.

Это все было мне уроком. Поскольку было и вправду кое-что такое, что должны были скрывать мы все – я, Санчо, Коринна.

За обедом я отметила, что донья Инес встревожена. Она изо всех сил пыталась скрыть свои чувства, но это ей явно не удавалось. Одета она была по-прежнему, строго, чопорно; черное платье с белым накрахмаленным воротником и затянутые узлом на затылке волосы уродовали ее, подчеркивая бледность ее смуглой кожи и впалые щеки.

Мне стало ясно, что сплетни о Санчо, о дуэли Санчо и Брюса дошли и до нее.

Отца не было дома. Донья Инес объяснила, что пропал Фернандо, испанец, слуга одного из наших соседей. Он был послан в загородное поместье с каким-то поручением и не вернулся. Несколько человек, в том числе мой отец, отправились на поиски. Снова оживились слухи о таинственном загородном доме, где якобы появлялся призрак женщины-вампира. Я догадывалась о том, что, должно быть, донье Инес известно, что сплетничают, будто вампир – это ее мать, донья Консепсион, таинственно превращенная в чудовище мулаткой Хуаной. Я представляла себе, как тяжело должно быть думать обо всем этом донье Инес с ее строгостью и чопорностью. Я предположила, что отец поехал нарочно, чтобы снова увидеть своими глазами заброшенный дом и в очередной раз убедить донью Инес, что на самом деле никакого вампира нет.

После обеда моя мачеха неожиданно пригласила меня к себе в спальню. Я возблагодарила Бога за то, что встречу с доном Санчо я назначила ночью. Да, не следует встречаться днем. К чему излишние сплетни…

В спальне доньи Инес над жесткой деревянной кроватью висело распятие. И мебель здесь была жесткая, угловатая. Я опустилась на высокий стул с резной спинкой. Внезапно я заметила, что донья Инес не садится.

– Что с вами, донья Инес? Почему вы не садитесь? На щеках ее заалели красные пятна. Она скрестила пальцы опущенных рук. Я заметила, что тыльная сторона ее ладоней уже сморщилась и старчески пожелтела.

– Я не смею сидеть в присутствии ее светлости герцогини без ее дозволения, – чопорно и нервно произнесла она.

Что за тактику она решила избрать в разговоре со мной?

– Оставим эти церемонии, – кротко начала я. – Разумеется, вы можете сидеть в моем присутствии. Ведь я для вас не герцогиня, а всего лишь дочь вашего супруга, ваша падчерица.

Она опустилась на стул напротив меня и тяжело вздохнула.

Некоторое время она нервно ломала пальцы.

Я удивлялась, видя, сколько детского сохранилось в поведении этой пожилой дамы. Сейчас она удивительно походила на робкую и замкнутую девочку-подростка, поглощенную какими-то своими, пугающими ее саму мыслями, и не знающую, как ей держаться со взрослыми женщинами; смущенно и нелогично бросающуюся в крайности: от робости к заносчивому упрямству.

– Не знаю, как начать разговор, – наконец призналась донья Инес.

Пока она молчала, я успела обдумать свое поведение. Я решила, что с доньей Инес лучше всего будет все отрицать. Я подумала было, не начать ли этот малоприятный разговор мне самой, выведя таким образом мою мачеху из затруднительного положения; но все же решила, что это может быть воспринято как желание быть чересчур любезной.

– Я догадываюсь, донья Инес, что вы пригласили меня сюда не просто так. Но я не знаю, о чем вы хотели бы побеседовать со мной.

Донья Инес снова тяжело вздохнула. Видно было, что ей и вправду трудно заговорить со мной. Нет, конечно, она хотела говорить о Брюсе и Санчо.

Я терпеливо ждала.

Наконец донья Инес, кажется, решилась.

– Я… Я слышала сплетни… Конечно, я знаю, что это неправда… Речь шла… Эти несносные слуги… Речь шла о поединке, будто бы состоявшемся между лордом Карлтоном и доном Санчо Пико…

– Что вы имеете в виду, донья Инес? – я придала своему голосу оттенок суровости.

– Я… Я умоляю вас, пощадите мою дочь! Она так влюблена в своего супруга! Она не вынесет его измены!

Бедная донья Инес! Если бы она знала истину! Но об этом и думать было нечего.

– Лорд Карлтон не изменяет своей супруге, – спокойно сказала я. – А я люблю Коринну как сестру. Клянусь вам, донья Инес, у вас нет оснований тревожиться из-за отношений Коринны и лорда Карлтона.

– Я так и подозревала, что все это лишь сплетни. Простите меня, ваша светлость! Я просто ослеплена своей любовью к единственной дочери.

«Не хватает еще, чтобы и она, как Сесилья, кинулась целовать мне подол платья», – невольно пришло мне в голову.

– Не будем возвращаться к этому, донья Инес.

– Я накажу слуг..

– Право, не стоит. Это только привлечет к нелепой сплетне излишнее внимание.

– Да, пожалуй, – неуверенным голосом произнесла донья Инес.

Я покинула ее апартаменты и ушла к детям. Почти час я провела, играя и беседуя с ними. Оба уже недурно говорили по-испански. Сьюзен, одетая как взрослая дама, училась обращаться с веером. Когда пришло время детского ужина, я попрощалась с детьми и ушла к себе.

Ужин взрослых прошел спокойно. Мы с доньей Инес выпили кофе и покурили в гостиной. Мы болтали о пустяках, всячески стараясь показать друг другу, что напряженная послеобеденная беседа забыта.

Но меня ночью ожидал разговор более напряженный, разговор с доном Санчо Пико.

Пожелав друг другу спокойной ночи, мы с доньей Инес разошлись по своим комнатам.

Мой разговор с доном Санчо начался не совсем удачно.

Когда я вошла в спальню, он уже ждал меня.

– Как вы вошли? – спросила я. – Дверь заперта на ключ.

– Зато не заперты окна.

– Вас могли увидеть в саду. В комнате могла оказаться моя горничная.

– Едва ли. Ведь у нее нет ключа, ключ есть только у вас.

– О нас ходят довольно неприятные сплетни… Я пересказала ему свой разговор с доньей Инес.

– Но вы уверили ее в том, что это всего лишь сплетни? – Он остановил на мне выжидательный взгляд, снял очки и положил их на туалетный столик.

– Ее, собственно, не интересую я, и вы не интересуете. Она озабочена семейным счастьем своей дочери Коринны, – я напрягала все силы, чтобы подавить свою иронию. – Она опасается, что бедняжка Коринна, без памяти влюбленная в своего супруга, не переживет его измены.

Санчо снова перешел со мной на «ты».

– Надеюсь, ты ее успокоила?

– Да.

Он уже достаточно хорошо знал меня и чутко улавливал мое настроение, оставшись наедине со мной.

Он молча смотрел, как я быстро переодеваюсь. В энергичности моих движений не было ничего от нежной томности приготовлений к любовной ночи.