Я все рассказала ей, у меня не было причин скрывать свое прошлое. Она, в свою очередь, открыла мне, что приходится двоюродной сестрой моему отцу, она – дочь старшей сестры его отца, моей двоюродной бабки. Я принялась жадно расспрашивать об отце, но она охладила мой пыл, сказав, что ее мать вышла замуж за бедного дворянина против воли своего отца и потом не поддерживала со своими родными никаких отношений. Тем не менее, моя новоявленная родственница проговорилась о том, что пыталась наводить справки о графстве Росвуд, но увы, никаких прав на графство она не имела.

Я призналась ей, что жду ребенка, и что мой муж уехал по делам. Она горячо сочувствовала моему одиночеству. Постепенно мы подружились. Она сопровождала меня на прогулки на бульвар Чейндж, где находились всевозможные лавки с тканями, галантереей, украшениями. Несколько раз она попросила меня одолжить ей небольшие суммы и заметно пополнила свой гардероб.

Я позабыла ее фамилию, звали ее, кажется, Анной. Замужем она по ее словам никогда не была. Питала ли она надежду все же устроить свою жизнь или нет, мне сейчас трудно сказать. Тем более, я не задумывалась над этим тогда, у меня было достаточно собственных забот.

Анна постепенно начала тратить мои деньги, как свои собственные (которых, впрочем, не имела). Наверное, я бы еще долго не замечала этого, но однажды утром, проснувшись, я увидела ее у моей постели. Она с обычной своей суетливой заботливостью осведомилась о моем здоровье, и узнав, что я чувствую себя прекрасно (как и всегда), предложила отправиться в театр.

Поездка в театр заняла у нас почти целый день. А когда мы вернулись в гостиницу (Анна нанимала комнату в той же гостинице, что и я) и поднялись ко мне, чтобы поужинать, то не застали на месте мою горничную. Оказалось, что горничная моей приятельницы тоже исчезла. Но что было еще хуже, исчезли мои деньги.

Брюс настоятельно советовал мне отдать деньги под проценты одному его знакомому ювелиру, честному человеку. В сущности, Брюс оставил мне сумму большую, чем та, которую я принесла ему в приданое. Из глупого детского упрямства я оставила деньги у себя. И теперь должна была расплачиваться за этот необдуманный поступок.

Разумеется, горничные были в сговоре. А найти деньги было проще простого, я держала их в кошеле в ящике стола.

Анна всполошилась и заявила, что немедленно должна отправиться дать знать городской страже о совершенной краже и описать приметы воровок. Она уехала в моей карете, своей у нее не было. И, конечно, вместе с ней отправились мой кучер и слуга.

Я долго ждала возвращения Анны, наконец усталость взяла свое, я улеглась в постель.

Наступило утро. Анна не возвращалась. У меня оставалось совсем немного денег, лишь то, что я захватила с собой в театр. Мне не хотелось бродить пешком по шумным и запруженным грубой толпой лондонским улицам. Я послала гостиничного слугу за обедом в трактир.

Так я прожила несколько дней. Надежда на возвращение Анны постепенно угасала.

Я начинала понимать, что эта мошенница просто обвела меня, неопытную дурочку, вокруг пальца. Я пришла в отчаяние. Конечно, естественным выходом было бы отправиться к Джону и Эмили, но глупое самолюбие не давало мне решиться на этот разумный поступок.

Как я появлюсь у них после того, как исчезла, не дав им знать о своем переезде? Нет, нет…

На третий или четвертый день меня подстерегла новая неожиданность: явились кредиторы. Я сама не понимала, откуда у меня взялось столько долгов. Я решила быть честной: обещала все заплатить, объяснила, что меня ограбили и попросила об отсрочке.

Мою честность и прямоту не оценили, слишком многие должники, отказываясь платить, приводили аналогичные аргументы. Но ведь другие лгали, а я говорила правду! Но кредиторы не знали милосердия. И вот за мной уже явились, чтобы вести в тюрьму.

Тщетно я уверяла их, что я леди Карлтон. Мне не верили. А ведь знатное происхождение могло бы спасти меня от долговой тюрьмы. В отчаянии я закричала, что мое происхождение и супружество может подтвердить лорд Элмсбери. Но мне по-прежнему не желали верить. Я упала на колени, умоляя послать за Элмсбери. Я рыдала и заверяла, что, если он откажется подтвердить мои слова, я немедленно и покорно отправлюсь в тюрьму.

Наконец, на мое счастье, моим мольбам вняли. Гостиничного слугу отрядили в особняк Элмсбери. И вот за окном раздается стук колес. К чести графа, следует сказать, что он приехал немедленно.

Меня освободили. Элмсбери принял меры для того, чтобы мошенницу разыскали. И действительно, ее и двух горничных, а также моих неверных слуг удалось найти.

И тут-то обнаружилось самое странное и парадоксальное во всей этой истории: Анна и вправду оказалась именно тем лицом, за которое себя выдавала. Теперь пришла ее очередь умолять о пощаде. К ней отнеслись снисходительно, приняв во внимание ее происхождение. Но горничные и слуги попали в тюрьму. Малоимущим и простолюдинам часто не везет подобным образом. Сколько раз приходится слышать о том, что такой-то доблестный полководец был взят в плен, где к нему отнеслись весьма почтительно. При этом обычно ничего не говорится о множестве солдат, погибших во время сражения. Они – множество, он – единица. Увы!

Подобно заблудшей овечке, я кротко и смиренно, признав откровенно свою вину, поселилась в доме Элмсбери.

Надо заметить, что моя не вполне честная родственница в дальнейшем оказалась одним из источников самых невероятных сплетен обо мне. По-видимому, это утешало ее чувствительно задетое самолюбие.

Те из вас, кто уже успел ознакомиться с пасквильным сочинением о моей жизни, теперь, вероятно, разочарованы.

Да, конечно, мой рассказ о том, как все было на самом деле, мало напоминает красочное повествование о лондонской долговой тюрьме, в которой я якобы оказалась.

Нет, я не сидела в тюрьме. И тем более никогда не была любовницей известного в свое время разбойника по кличке Черный Джек. И, соответственно, он не помогал мне бежать из тюрьмы. И уж конечно, я не жила вместе с ним в доме старой сводни по прозвищу Мамаша Красная Шапочка. И никогда я не заманивала своей красотой несчастных богатых глупцов в трактирах по ночам, чтобы Черный Джек затем мог обчистить их карманы.

О, как легковерны люди, особенно читатели!

Ну, допустим, все это было бы на самом деле. Я сидела бы в тюрьме. Я стала бы любовницей разбойника, который помог бы мне бежать оттуда. Я помогала бы ему в его беззакониях и жила бы вместе с ним в публичном доме. Допустим! Но подумайте хорошенько, неужели я так легко могла бы затем стряхнуть с себя все это и сделаться знатной дамой? Ведь та жизнь, которой мы живем, накладывает на нас весьма чувствительный отпечаток. И не дай Бог никому провести долгое время в тюрьме. Даже попав в заключение по ошибке или по ложному, несправедливому обвинению, человек невольно пропитывается всей этой грязной душной атмосферой тюрьмы; и отмыться потом не так-то просто!

Однако я продолжаю разочаровывать читателей.

Итак, я не была любовницей Черного Джека. И, соответственно, после его казни не перешла к студенту Майклу Годфри.

С почтенным сэром Киллигрю, содержателем Королевского театра, я познакомилась, уже бывая при дворе. Я никогда не служила в театре в качестве актрисы. Дамы благородного происхождения вообще не числились среди тогдашних актрис.

И, конечно, это была бы слишком головокружительная карьера: из актрис – в порядочные замужние женщины.

И ни одна актриса (во всяком случае, в мое время) не сумела сделаться знатной госпожой; тем более, придворной дамой.

Даже знаменитая Нелл Гвин, женщина и вправду одаренная (и не только как женщина, но и как настоящая актриса театра), сделавшись официальной любовницей короля и даже матерью королевского отпрыска (хотя и незаконнорожденного), осталась всего лишь актрисой, затем бывшей актрисой, но отнюдь не знатной дамой.