Мы принимали самые различные меры предосторожности. Нэн, наряженная в мое платье, в нарядном парике, торжественно выезжала в моей карете и отправлялась на прежнее место наших с Брюсом свиданий, где ее ждал некий актер, с которым она тайком от Большого Джона встречалась. Но связь с актером дворцовые сплетники приписывали мне. В то время как я, выскользнув в платье служанки из дворца, бежала на свидание к Брюсу. Да, когда я влюблялась, я просто теряла голову.

Но это ложь, будто я ворвалась к леди Карлтон и осыпала ее оскорблениями. Это просто еще одна попытка интриганов и завистников унизить меня, выставить дурной и невоздержанной женщиной.

Все и без того завершилось скверно. Графиня Каслмейн оказалась ловчее, чем я предполагала. Она выследила нас и раскрыла новое место наших с Брюсом свиданий. На этот раз, чтобы побольнее уязвить Коринну и ранить и меня, она заказала какому-то продажному писаке памфлет. Разумеется, леди Каслмейн позаботилась о том, чтобы гнусные листки попали в руки Коринны. Брюсу снова пришлось объясняться с ней. Опасаясь, что все эти огорчения дурно повлияют на ее здоровье, лорд Карлтон окончательно перестал видеться со мной. Теперь я не могла видеть и сына.

Я потеряла голову. Мне снова, как когда-то в юности, чудилось, что я не смогу жить без любви Брюса, без нашей близости. Вскоре я узнала, что у леди Карлтон родился сын. Она быстро поправилась, и уже был назначен день отплытия. Я ждала в карете у дома Элмсбери. Рано утром Брюс и Элмсбери выехали на конях из ворот. Я приветствовала их с неожиданной для себя самой робостью и осведомилась о здоровье леди Карлтон. Брюс молча проехал вперед. Элмсбери задержался и сказал мне, что мне лучше уехать. Сначала я оскорбилась, затем подумала, что меня может увидеть сын, это огорчит и встревожит мальчика. Я приказала кучеру ехать во дворец. Карлтон и его семья покинули Лондон.

Однако буквально через неделю я получила письмо от неизвестного. В письме говорилось, что леди Карлтон внезапно и тяжело заболела и скончалась на корабле.

Трудно описать, что я почувствовала. Мне было жаль Коринну, такую молодую и красивую, жаль ее детей, оставшихся сиротами. Но одновременно я уверяла себя, что эта внезапная смерть – знак того, что мы с Брюсом все же должны быть вместе. Я говорила себе, что заживу спокойной жизнью матери семейства, что стану настоящей матерью детям Брюса, заменю им умершую мать. Я уже сама поверила в то, что Брюс по-прежнему, как в юности, любит меня, и готов соединить навсегда наши жизни.

Я решила ехать в Америку. Я не показала письмо Эмили и Джону. Конечно, они стали бы отговаривать меня. Поэтому я просто приказала Нэн и Большому Джону готовиться в дорогу. Я брала с собой только самое необходимое. Конечно, со мной должны были ехать и дети. Две няньки также согласились отправиться в далекую Америку; они слыхали, что там легко выскочить замуж за богача. В порту я уговорилась с одним капитаном, заплатила ему огромную сумму денег, и он согласился отвезти нас на своей старой посудине в Америку. Удивительно! Я, которая всегда считала себя заботливой матерью, теперь готова была рисковать жизнью детей.

Незадолго до моего скоропалительного отъезда Англию посетила принцесса Генриетта, родная единственная сестра короля; пожалуй, единственное существо, к которому он питал искренние нежные чувства. Генриетта была замужем за братом французского короля Людовика. Естественно, она прибыла со свитой, состоящей из очаровательных французских красавиц. Я заметила, что король весьма заинтересовался одной из них, пятнадцатилетней Луизой Керуэй. Я с грустью подумала, что моя молодость проходит; что всегда найдутся юные красавицы, способные увлечь его величество. А я не привыкла быть на вторых ролях. Нет, самое время было оставить светскую суету и преобразиться в законную супругу Брюса Карлтона, владелицу табачных плантаций.

Генриетта пробыла у нас недолго. А в день отплытия я узнала, что король получил известие о скоропостижной кончине любимой сестры. Я подумала о его чувствах, о том, что надо бы утешить его в его горе. Но я слишком хорошо успела узнать этого человека. Нет, ему никто не был нужен.

Две кареты доставили меня, детей, слуг и наше имущество в порт. Мы погрузились на корабль.

«Прощай, Лондон! Прощай, Англия! Прощай, светская жизнь!», – думала я.

Я полагала, что с прежним моим существованием покончено навеки. О, как я ошибалась.

Наконец-то мы с Нэн и Большим Джоном погрузились на корабль. Нам предстояло плыть долго, пересечь океан. «Форчун» был старой посудиной, но капитан Фрэнк Мердок показался мне настоящим морским волком. Его загорелое обветренное лицо было словно вырезано из цельного полена темного дерева, левый глаз прикрывала черная повязка, правый смотрел насмешливо и жестко.

– Добро пожаловать, госпожа герцогиня, – приветствовал он меня.

Я чуть склонила голову.

Шумный лондонский порт оставался позади. Мы отплывали в неведомое. Я даже почувствовала легкий страх. И тут же невольно вспомнила о том, что мой сын Брюс дважды пересекал океан. Но ведь он плыл со своим заботливым отцом, спокойным и уверенным в себе, мужественным человеком. А я? Я виновата перед своими маленькими детьми. Кому я доверила жизни Сьюзен и Чарльза? Что с ними будет?

Корабль вышел в открытое море. Смеркалось. Я впервые покидала Англию. Дети спали в каюте под присмотром верной Нэн и двух нянек. Я заслышала мужские шаги по палубе и вдруг струхнула. Боже, что со мной? Я всегда считала себя бесстрашной. Вздрогнув, я быстро обернулась. Передо мной почтительно остановился Большой Джон. Дружелюбный гигант наклонил голову.

– Что случилось, Джон? – мягко спросила я.

– Миледи, меня прислала Нэн.

– Что же? Что-то с детьми? – я встревожилась.

– О нет. Все в порядке. Нэн просто просила сказать, что вы ни о чем не должны тревожиться. И от себя прибавлю: я один стою целой дюжины телохранителей. Поверьте, это не хвастовство.

Я почувствовала, как на моих глазах выступают невольные слезы. Я протянула руку и благодарно пожала огромную лапу верного слуги.

Джон отошел, чтобы не нарушать моего уединения. Но теперь я уже не казалась себе такой беззащитной. Я подняла голову. Какое звездное небо! В Лондоне я совсем не видела звезд. Занятая суетной жизнью, разве я когда-нибудь поднимала голову? Невольно мне вспомнилось детство. Дом тети Сары. Порядок во всем, спокойное довольство. Как давно я не навещала моих названных родных! Не то чтобы я забыла их, но в последнее время я ограничивалась только тем, что посылала деньги. Да, печально все это.

Мерный ход корабля, плеск волн за кормой вызывали в памяти все новые воспоминания.

Почему-то вспомнились мои бесчисленные платья, портниха-француженка, парикмахер, роскошные дворцовые апартаменты, художник Питер Лилли, которому я позировала. Вспомнила я бульвар Чейндж, многочисленные лавочки и магазины, отстроенные после страшного пожара. Жалела ли я о прежней жизни? Пожалуй, нет. Но в какие-то моменты я чувствовала себя несколько усталой для того, чтобы начинать новую жизнь.

Подул резкий ветер. Похолодало. Я спустилась по узкой деревянной лесенке вниз в каюту. Большой Джон оставался еще на палубе. Кто знает, о чем он думал. О чем думают слуги? Кому из господ это интересно? Мне тотчас припомнился мой юный слуга-негр. Его привез когда-то Брюс Карлтон. Среди знатных дам высшего света в моде была экзотическая обстановка. Я ни в чем не уступала остальным. Мою гостиную украшали китайские и японские лакированные подносы и вазы, в золоченой клетке раскачивался на кольце пестрый попугай, шлейф моего парадного дворцового платья нес Тенси в богатом восточном костюме, чалма его была украшена драгоценными камнями. Сначала я хотела взять Тенси с собой, но затем подумала, что ему еще нет и двенадцати, он будет обузой в трудном и, возможно, небезопасном путешествии. Я оставила Тенси в семье Элмсбери; я знала, что Джон, Эмили и их дети не обидят маленького негра.