Пульс у меня грохотал, колени подкашивались. У нас те­перь каждое утро может стать несколько более неловким... или куда более, черт побери, интересным.

—Ты обещала, что не покинешь меня, — сказала она, и голос ее стал беззащитным.

А потом она ушла — резкими шагами, подхватив сумочку, сбежала из церкви — и из той неразберихи, в которой меня оставила.

Я уронила руку, охватила сама себя, будто чтобы не дать себе развалиться. Что же я натворила? Просто стояла и позволяла ей все это делать? Надо было ее оттолкнуть, но я этого не сделала. Я это начала, и она, воздействуя на мой шрам, добилась от меня, чтобы я без страха увидела ее предложение и всю ту страсть, которая может за ним последовать. Все или ничего, сказала она, и теперь, попробовав это «все» без привкуса страха, я понима­ла, о чем она говорит.

Грохот мотоцикла Айви донесся из открытого окна — и растаял, влившись в далекий шум потока машин. Я медленно сползла по стене, на пол, хрустнув коленями и пытаясь переве­сти дыхание.

О'кей, — подумала я, все еще ощущая, как резонирует, гудит во мне обещание Айви, —- Так что мне теперь делать-то?

Мое внимание привлек сухой треск крыльев в высоких окнах, и я встала, вытирая с шеи пот. Дженкс? А где он был пять минут назад, и какого черта мне теперь делать? Айви сказала, что не сделает первого шага, но как мне оставаться в церкви теперь, когда между нами резонирует этот поцелуй? Каждый раз, когда она теперь будет на меня смотреть, я буду гадать, что она думает.

Может быть, этого она и хотела?

—   Привет, Рэйч! — весело бросил Дженкс, слетая с потолка. — Куда это Айви пошла?

—   Не знаю. — В полуоглушенном состоянии я вышла в кухню, пока он не заметил, в каком я виде. Очевидно, у ребенка с крыльями все в порядке. — А ты сейчас спать не должен? — спросила я, потирая саднящую руку. Черт, если будет синяк, к платью подружки он будет невероятно кстати. Зато хоть свежего следа от укуса не будет, а то он бы тоже подошел.

—   Ах ты черт, — сказал Дженкс, и я опустила глаза, встретив его неодобрительный взгляд. — Воняет тут. Ты ее снова провоцировала?

Это все же не был вопрос, и я вошла в кухню, не остановившись.

—   Дура ты, ведьма, — сказал он, рассыпая на лету серебристые искры. — Она вернется? Или ты ее на этот раз напугала так, что она уйдет совсем? Ну что тебе неймется? Не можешь не расчесывать?

Дженкс, замолчи, — сказала я устало, взяла забытую бутылку с водой и направилась в гостиную. Там есть радио, включу его достаточно громко — и не буду слышать Дженкса. — Мы с ней поговорили, вот и все. — И она целовала меня. — Я получи­ла ответы на кое-какие вопросы. — А еще она возилась при этом с моим шрамом, и это было здорово. Черт побери, откуда мне было это знать заранее? Я же думала, что я натуралка. И ведь я натуралка и есть? Или как? Или у меня «латентные склонности»? А если они и есть, так они что — оправдание тому, чтобы думать не головой, а «точкой джи»? Что вообще все это значит? Что я настолько примитивная?

Он влетел за мной в пустую гостиную. Я села на приступок у камина, пытаясь собраться с мыслями. Включила радио, нарвалась на веселенькую прыгающую мелодию, и выключила нафиг.

      —Ну?

Дженкс сел мне на колено почти с надеждой во взгляде. Но я вздохнула, и он тоже грустно опустил крылья.

—Я просила о балансе на крови, и она поставила определенные условия, — начала я, глядя в высокие окна на кроны дубов. — Она не сделает первого шага к тому, чтобы брать мою кровь, но если я хоть намекну, что мне этого хочется, она это поймет так, что я хочу... все сразу.

Он смотрел на меня, не понимая, и я добавила:

—Дженкс, она меня поцеловала.

Он вытаращил глаза, и я где-то в глубине души уверилась, что он не осознавал, в чем закавыка, и не хочет теперь показывать, что не додумался.

—   Тебе понравилось? — спросил он напрямую, и я поморщилась, дернула коленом. Он взлетел — и сел опять туда же.

—   Она при этом играла с моим шрамом, — пробормотала я, краснея. — Я отлично почувствовала, как бы это было — забыться и поплыть по течению, но я не понимаю теперь источ­ника моих чувств. Она все мне перепутала — и просто вышла.

—   Понятно... — Дженкс помолчал, будто не зная, что спросить. — И что же ты теперь будешь делать?

Я улыбнулась ему невесело. Его безусловная поддержка пролилась бальзамом на душу, и мне стало легче. Ему плевать было, что делаем мы с Айви, пока мы все вместе и друг друга не уби­ваем.

—Откуда я знаю? — сказала я, вставая. — Сменим тему?

—Ну давай, — сказал Дженкс, поднимаясь вместе со мной. — Ты только думай, о чем тебе надо думать. До тех пор хотя бы, пока не съезжаешь.

Поставив бутылку на подоконник, я взяла метлу и стала снова подметать наш новый пол. Съезжать оттого, что Айви меня поцеловала? Нет, не стану. Она сказала, что не будет так больше делать, и я ей поверила, зная, что она этого хотела с тех самых пор, как мы поселились вместе, а я была тупа как бревно из-за ее умения скрывать свои желания. Это мне только дали попробовать, что могло бы быть, и мы тут же вернулись на прежнюю дистанцию, чтобы я успела подумать. Разложить по по­лочкам. Поворот бы все это побрал!

Дженкс на миг завис в воздухе, сел на подоконник, в солнечный луч.

—Так лучше, — сказал он, оглядывая голые стены. — Я не знаю, почему вы работяг не позвали. Дело ерундовое, а то, что вы сэкономили — капля в море той суммы, что нужна будет на переосвящение церкви. — Он вдруг забеспокоился: — Ведь ее

же будут переосвящать? Мы же не можем переехать.

Разогнувшись от совка, в который я сметала пыль, я повернулась к Дженксу, услышав тревогу, которую он хотел бы скрыть. Не важно, насколько велика сейчас неловкость между мной и Айви. Если мы разойдемся напрочь, Дженкс может потерять сад. А у него детишек слишком много, и Маталине тоже совсем не хочется столбить новую территорию. Дженкс говорил, что она нормально себя чувствует, но я все же волновалась.

—Мы не переезжаем, — ответила я деловым голосом и сунула совок в мешок для строительного мусора. — Мы ищем способ переосвятить церковь.

С неприятной ситуацией мы с Айви разберемся нашим обычным способом... то есть притворимся, что ее вообще нет.

Это мы здорово умеем — что она, что я.

Успокоенный Дженкс глянул в сад, и солнце блеснуло на ярко-желтой шевелюре.

—Все равно надо было работягам дать стены чинить, — сказал он. — Сколько вы на этом сэкономили? Сотню баксов? Слезы и сопли.

Я отставила метлу и стряхнула мусор в мешок, ища завязку.        

—Я после свадьбы Трента получу прилично бабла, если только не обойдется без происшествий. Но шансов на такое мало. Дженкс фыркнул:

—   При твоем счастье? Точно не обойдется.

Я оглядела гостиную, пытаясь прикинуть, как взять мешок с мусором, чтобы не напороться на вылезший гвоздь или острую щепку. Хотя в помещении было пусто и гулко, но стены снова были на месте и обнажившийся пол был чист. Съездить в магазин быстренько за новыми плинтусами — и можно будет все ставить на место. Да на самом деле и не надо ждать плинту­сов. Можно все поставить на место сейчас, а доделать позже. И если подсуетиться, то могу это сделать даже до прихода Айви. Может, даже легче будет одной, чем вдвоем.

—   Сейчас телефон зазвонит, — сказал Дженкс, сидя на руч­ке метлы. Я замерла и вздрогнула, когда так и случилось.

—   Ну, знаешь, Дженкс! Жуть берет, — буркнула я, отпуская мешок и подходя к камину. Я понимала, что слышит он скорее всего, как щелкает электроника, но все равно на нервы действует. А он улыбался во весь рот, когда я брала трубку.

—   «Вампирские чары», — сказала я самым что ни на есть профессиональным голосом. Высунула Дженксу язык, и он с веселой мордой сделал мне неприличный жест. — Говорит Морган. Мы вам поможем, ночью или днем, живые или мертвые.