У меня пересохло во рту, и слова прозвучали хрипло:

—   Не... Не обязательно же применять силу.

—   Правда? — спросила она, и я встала столбом, вытаращив глаза от страха. Айви отпустила сумочку, та упала на пол. — Давай проверим.

Она прыгнула, я отдернулась, хватая ртом воздух, нырнула к ней, оттолкнувшись от стены с намерением мимо нее проскочить. Если она меня схватит, я труп. Потому что это не страсть, это гнев, гнев на себя, наверное, но оттого не менее опасный.

Звук удара Айви об стену в том месте, где я только что была, заставил сердце скакнуть к горлу. Я резко развернулась. Айви неслась на меня, я схватила ее за руку, дернула, пытаясь повалить, но Айви вывернулась, покатилась — судя по звуку, и я развернулась — ...но слишком медленно.

Сдержалась, не пискнула, когда белая рука охватила мое горло, пальцы прижали руку, вывернули кисть так, что стало больно. Я обмякла в ее захвате — с ее вампире кой реакцией мне не соперничать. Вот и все. Я во власти Айви.

—Ну, Рэйчел? — шепнула она, шевеля мне волосы дыханием. — Делай мне больно, покажи, что ты этого не боишься! Если ты не воспитана в сознании, что это норма, то это труд­нее, чем ты думаешь.

Она не мазохистка, она реалистка, пытающаяся меня заставить понять. Я стала отбиваться в страхе, и плечо пронзило болью. Не от захвата Айви — он был прочен, но не причинял бол и, — а от моих усилий освободиться. Я застыла, вытаращен­ными глазами глядя на стену. Спиной я ощущала тепло ее тела, и у меня мышцы начало одну за другой сводить от покалыва­ния, возникшего высоко в шее и потекшего вниз...

—   Мы можем делить кровь без любви, если ты сможешь мне сделать больно, — выдохнула Айви, обдав мне ушную раковину теплом. — Можем делить кровь без боли, если ты меня по­любишь. А середины нет.

—   Я не хочу делать тебе больно, — сказала я, зная, что моя магия действует как бейсбольная бита. Тонкости мне всегда недоставало. Она сделает больно, и очень больно. — Отпусти, — потребовала я, шевельнувшись.

Она сжала хватку, и в результате моих стараний наши тела только сблизились. Жаркий ком свернулся у меня внутри. Это началось как предметный урок, чтобы я к ней не приставала, но теперь... Господи, а что, если она укусит меня прямо сейчас?

—Ты не даешь нам найти баланс на крови, Рэйчел, — сказала Айви. — Любовь есть боль. Пойми это. И прими.

Это не так. Это не должно быть так, во всяком случае. Я снова задергалась.

—Ой-ой! — простонала я, переступая на месте. Меня прошибло потом. Аромат Айви окутывал меня, успокаивая, умиротворяя, неся воспоминания о входящих в меня зубах, и эти воспоминания вышли на передний план сознания, как и добивалась эволюция. И когда у меня закрылись глаза от выброса адреналина, когда сильнее зашумела кровь, я поняла, в чем именно моя беда. В том, что я не хотела—не хотела, чтобы Айви отпустила меня. — Айви? — обратилась я к ней.

—Черт побери! — прошипела она, и жар ее голоса ударил меня почти физически.

Дуры мы обе неимоверные. Я хотела только поговорить, а она хотела только показать мне, как опасно будет искать равновесие крови. А теперь уже поздно думать.

Захват стал жестче, и я обмякла в нем.

—Господи, как ты хорошо пахнешь! — выдохнула она, и у меня кровь загудела в жилах. — Не надо было мне тебя трогать...

С ощущением нереальности я попыталась шевельнуться; Айви позволила мне повернуться к ней лицом. Сердце билось у меня в горле, и я проглотила слюну, глядя в ее идеальное лицо, разрумянившееся от опасности нашего положения. Глаза ее были черны как абсолютная ночь, и в них отражалась я — с полуоткрытыми губами, с глазами, полными страсти. В ее глазах, окрашенная жаждой крови, переливалась темнота, а ниже, в самой глубине — хрупкая незащищенность ее существа.

—Не  могу делать  тебе больно, — сказала  я, и  что-то  неслыш­но шепнул внутри меня страх.

Шея пульсировала памятью о ее губах, радостным ощущением, когда она тянула, брала то, что ей нужно было, чтобы за­полнить щемящую пустоту души. Она закрыла глаза, и я, глу­боко дыша, почувствовала, как расслабляется мое тело, при­слоненное к ней, как она опускает лоб мне на плечо.

—Я не  буду тебя  кусать, — сказала  она, едва  не  касаясь  меня зубами, и меня пронзил всплеск желания. — Не буду.

У меня будто в душе потемнело от таких слов. На вопрос, что она сделает, ответ был получен. Она уйдет. Она отпустит меня, оставит и уйдет.

Ощущение утраты вихрем взмыло в легких, лишив меня воздуха.

—Но я хочу, — сказала она, и скованное цепью желание в ее шепоте пронизало меня снова.

Я ахнула от неожиданного ощущения в середине тела, от которого  я  будто  взлетела — чувство  стало  вдвое  мощнее,  ведь  я уже почти потеряла надежду. Следом пришел страх, и захват Айви стал сильнее. Я замерла, когда она склонила голову, и ее губы погладили меня  совсем рядом со шрамом.

—   Кусай или отпусти, — выдохнула я с кружащейся от жела­ния головой. Как это случилось? Как это случилось так быстро?

—   Закрой глаза, — сказала она, и серый голос полон был эмоциями, которые она пыталась сдержать.

Пульс у меня стучал молотом, а веки трепетали. Я ощутила, как она отодвинулась, мысленно видела ее черные глаза, горящий в них жар, как она стряхивает с себя путы самоограниче­ния и бросается в яростное исполнение желания, неудержимо­го желания, и как душу ее обволакивает вина.

—   Не шевелись, — сказала она, и я задрожала, ощутив ее дыхание у себя на щеке. Она меня укусит. Боже мой, на этот раз я все сделаю лучше. Я не дам ей утратить самообладание. Я смогу.

—   Обещай мне, — попросила она, проводя пальцем по моей шее — у меня перехватило дыхание, — что это ничего не изменит. Что ты знаешь: это только глоточек на пробу, и я никак потом не буду тебя поощрять. Я никогда больше к тебе не при­коснусь — только когда ты сама придешь ко мне. Если ты сама придешь. И не приходи, если ты сама не захочешь всего цели­ком, Рэйчел, не захочешь полностью. Иначе я не могу.

Глоточек на пробу. Проба уже была, но я все равно кивну­ла, не размыкая век. Дыхание вырывалось из меня резкими тол­чками, и я чуть не застонала от легкого прикосновения к шра­му, пославшего молнию вниз живота. Я ахнула, ощущая стену спиной» ощущая крепнущий захват рук Айви. Сердце билось, нетерпение и предвкушение проникали глубже, сильнее.

Мягкость ее губ на моих губах я почти не заметила, пока ее рука не оставила шрам, не сдвинулась на шею сзади, удержи­вая меня. Я застыла.

Она меня целует?

Первый  импульс — отдернуться  прочь — взметнулся  и  погас, и все перепуталось, потому что тело еще резонировало приливом эндорфинов от прикосновения к шраму. Глоточек на пробу, сказала она. Адреналин хлынул вновь. Айви, увидев, что нет реакции отторжения, едва ощутимо касаясь губами губ, снова нашла рукой шрам.

У меня вырвался стон. Она отпустила меня слегка — просто чтобы я понимала, что  она делает, и знала: сейчас я получу все.

—Боже мой, Айви! — простонала я, беспомощно раздираемая противоречием между умом и чувствами, и она прижала меня к стене, а губы на моих губах стали увереннее, напористее. Едва ощутимый намек на кончик языка заставил меня ахнуть, я снова замерла, не зная что делать. Это было слишком. Я не могла думать, а легкое прикосновение Айви ослабело и вдруг, действительно вдруг она отодвинулась.

Я навалилась спиной на стену, тяжело дыша, открыв глаза, рукой прижимая трепещущую жилку на шее. Айви стояла в четырех футах от меня, глаза у нее были сплошь черные, а тело явно страдало от усилия, которого стоило ей меня отпустить.

—Все или ничего, Рэйчел. — Она отшатнулась, сделав шаг назад, и вид у нее был испуганный, — Я не уйду первой, но и не поцелую тебя никогда, если не ты начнешь. Но если ты попробуешь мною манипулировать, чтобы я тебя укусила, я буду считать, что ты приняла мое предложение, и пойду тебе на­ встречу. — В ее глазах читался испуг. — Всем своим существом.