Первый тяжелый всхлип подкосил ее, и гордая, стоическая Айви перестала себя сдерживать. Рыдания сотрясли ее плечи. Да, она оплакивала его смерть, но и себя она оплакивала, и у меня тоже глаза наполнились слезами и слезы пролились, и я рухнула рядом с ней перед его холодным телом. Кистен был единственный, кто знал всю бездну греховности, в которую за­сосал их Пискари, все вершины экстаза. Ту захватывающую дух мощь, которую обещал он им, и ту страшную цену, которую за нее брал. Только он принимал Айви такой, как она есть, и те­перь не будет никого, кто мог бы понять. Даже я.

—    Бедная моя, — шептала я, покачивая ее в объятиях, пока она рыдала в этой тесной спальне у захолустного причала на реке Огайо. — Я знаю, кем он для тебя был. Мы найдем того, кто это сделал. Найдем и загоним, как зверя.

А она рыдала, — будто никогда не пройдет ее горе.

Потом это горе охватило и меня, холодное и тяжелое, горе по синим глазам и улыбке» которые я любила и которых никогда больше не увижу. И моя рука нашла руку Кистена, соленые горькие слезы хлынули из глаз, в скорби, боли и сожалении, что я так непоправимо его подвела.

Две недели спустя

Я перебросила ручку сумки на согнутую в локте руку, чтобы открыть дверь нашей церкви, щурясь на влажно сияющую вывеску «ВАМПИРСКИЕ ЧАРЫ». Айви хотела мороженого, а поскольку она не настолько его хотела, чтобы идти за ним под дождь, меня как последнего лоха развели за ним пойти. Все потому, что я на что угодно готова, лишь бы снова увидеть, как она улыбается. Те еще две недели у нас выдались. И, конечно, надо было купить еды для кошки и жидкость для мытья посу­ды. И кофе кончился. Жуть подумать, как быстро «сбегать в магазин» превращается в поход с тремя сумками.

Дверь приотворилась, и я проскользнула внутрь. Прислонившись для равновесия спиной к двери, я сбросила туфли. Было темно, потому что луна еще не взошла, а тучи были гус­тые. В святилище я притормозила и локтем нажала на выклю­чатель. Безрезультатно.

—   Блин с дерьмом! — ругнулась я и еще несколько раз по нему стукнула — просто чтобы душу отвести. — Дженкс! — заорала я. — В святилище снова пробка сгорела!

Ответая не ожидала вообще-то, но куда Айви девалась? Она должна была заметить.

Неловко переложив в руке пакеты, я двинулась в кухню. Сделав три шага, я застыла. Запах незнакомых вампиров. Многих. И застарелый дым. И пиво.

—   Черт! — выругалась я шепотом, чувствуя, как хлестнул по жилам адреналин.

—   Давай! — крикнул кто-то, и вспыхнул свет.

Я в панике бросила пакеты и стала в стойку, ослепленная сиянием.

—Сюрприз! — заорал хор голосов из гостиной, и я развернулась с колотящимся сердцем. — С днем рождения!

Я вытаращила глаза, стоя с отвисшей челюстью и сжатыми кулаками. Баночка «Чоко-чанк» катилась по полу к ногам Айви. А моя подруга улыбалась, и я медленно выпрямилась. Сердце все еще хотело выскочить, а Дженкс закладывал круги от меня к ней, рассыпая сверкающее золото.

—Купилась! — кричал он, и детки его подхватили припев,

наполнив воздух цветом и звуком. — Купилась, Айви! Смотри,

она даже не догадывалась!

Я в полном ошалении стала подбирать пакеты. На диване сидели Дэвид, Кизли и Кери, Айви стояла возле дальнего выключателя. Все улыбались, но и правда ведь, как сказал Дженкс, я «купилась».

Других вампиров, кроме Айви, здесь не было, и единственный напиток, который я видела — это были три двухлитровые банки газировки на кофейном столе. А запах вампиров, сигарет и пролитого пива шел от потертого бильярдного стола, стояще­го теперь у стены святилища. Когда я уходила, его там не было. И сейчас при виде этого стола у меня горло перехватило — стол когда-то принадлежал Кисте ну.

—Но у меня день рождения был в прошлом месяце, — сказала я, все еще сбитая с толку.

Вперед вышла Кери. У нее на голове был бумажный колпак, но на ней даже он выглядел пристойно, против всяких ожиданий.

—Мы не забыли, — сказала она, обняв меня. — Нас отвлекли. С днем рождения, Рэйчел.

Я честно не знала, что сказать. Кизли тоже был в бумажной шляпе, а когда увидел, что я на него смотрю, снял ее. Но пикси остались в шляпах, мечась вокруг как угорелые.

Я взглянула на бильярдный стол, и на глаза навернулись слезы. Потом я посмотрела на окружающие меня лица. Под этими улыбками читалась мольба ко мне, почти отчаянная мольба притвориться, будто все нормально. Будто жизнь снова такова, какой она должна быть. Будто я не потеряла здоровенный ку­сок себя самой. И что того, кто должен был бы здесь быть и никогда уже не будет, я не теряла.

Что ж, я улыбнулась.

—Ух ты! — сказала я, подходя взять мороженое, которое Айви подобрала с пола. — Класс! Ребята, вы меня отлично ку­пили. — Отпустив пакеты на диван, я сняла куртку. — Правда не могу поверить. Спасибо, ребята!

Кери стиснула мне руку выше локтя, и тут же ахнула.

—    Я забыла пирог! — воскликнула она, широко раскрыв зеленые глаза. — На столе оставила!

—    Еще и пирог? — сказала я и вздрогнула, когда Дженкс щелкнул выключателем, и стереосистема рявкнула «Личный Иисус» Мэрилина Мэнсона, пока Дженкс не прикрутил ее по­спешно. Наверное, Кери испекла пирог, потому что предыду­щий я выбросила. Не могла я его есть, пока Кистен лежал в морге, да и сейчас, когда он кремирован, а пепел в комнате у Айви, мои чувства не изменились. Но сегодня здесь были мои друзья, и я поняла, что пирог Кери придется есть, чтобы не за­деть ее чувства.

Дженкс отлетел ко мне, шуганув детей от газировки.

—    Черт побери, еще и пирог! — сказал он жизнерадостно, потому что Кери расстроилась из-за своей оплошности. — Да что ж за день рождения без пирога? Я тебе помогу, Кери.

Эльфийка покачала головой,

—    Ты оставайся, — сказала она уже на полпути к двери. — Там тебе делать нечего, я за ним схожу и сейчас же вернусь. — Она резко остановилась, повернула назад, сияя и улыбаясь: — На, — сказала она, снимая с себя колпак и надевая на меня. — Носи.

Айви хихикнула, я подняла руку потрогать шляпу.

—Спасибо, — сказала я, ругая себя за страх задеть ее чув­ства. Ага, класс. Буду есть пирог в этой дурацкой шляпе. Не дай бог, у кого-нибудь фотоаппарат найдется.

Темные артритные пальцы Кизли собрали ручки холщовых мешков с моими покупками.

—Я разберу, ты развлекайся, — сказал он, поднимая их с дивана. Неуверенно повернулся, склонил прямой когда-то стан, чтобы поцеловать меня в щеку отцовским поцелуем. — С днем рождения, Рэйчел. Ты потрясающая девушка, и твой отец то­ бой бы гордился.

Если они так хотели меня развеселить, то очень неудачный выбрали способ.

—Спасибо, — ответила я, чувствуя ком в горле. И обернулась, ища, чем бы заняться.

Айви смотрела, как Дженкс раздает детям газировку в пластиковых заглушках, которыми в сборной мебели закрывают отверстия. Дэвид перехватил мой взгляд и направился ко мне. Из-под синих джинсов виднелись поношенные коричневые ботинки, и он остановился передо мной неуверенно. Я не ви­дела его с той ночи, как лежала на полу под транквилизатором, а он говорил Миниасу, что имеет законное право принимать за меня решения. Дэвид, как и Кери, спас мне жизнь.

—С днем рождения, — сказал он, явно желая добавить еще что-то.

Черт побери» одного рукопожатия здесь мало, и я, чувствуя, как меня согревает волна благодарности, притянула его поближе и обняла. Руки, твердые и настоящие. Уютно в таких руках. Сложный запах вервольфа наполнил мне ноздри, и я закрыла глаза и ощутила тяжесть в груди, отметив разницу между его объятиями и объятиями Кистена. Никогда больше мне не обнять Кистена.

Я стиснула зубы и твердо решила не плакать. Я не хочу говорить о Кистене. Я хочу притвориться, что все нормально. Но что-то надо было сказать. Нельзя, чтобы Дэвид счел меня не­благодарной после всего, что он сделал.

—   Спасибо, — сказала я ему в рубашку. — Ты мне жизнь спас.