<1906 Париж> «Я здесь расту один, как пыльная агава…» Я здесь расту один, как пыльная агава, На голых берегах, среди сожженных гор. Здесь моря вещего глаголящий простор И одиночества змеиная отрава. А там, на севере, крылами плещет слава, Восходит древний бог на жертвенный костер, Там в дар ему несут кошницы легких Ор... Там льды Валерия, там солнца Вячеслава, Там брызнул Константин певучих саламандр, Там снежный хмель взрастил и розлил Александр, Там лидиин «Осел» мечтою осиян И лаврами увит, там нежные Хариты Сплетают верески свирельной Маргариты... О мудрый Вячеслав, Χαιρη! [26] – Максимильян. Апрель 1907 Коктебель «Дубы нерослые подъемлют облак крон…» Дубы нерослые подъемлют облак крон. Таятся в толще скал теснины, ниши, гроты, И дождь, и ветр, и зной следы глухой работы На камне врезали. Источен горный склон, Расцвечен лишаем и мохом обрамлен, И стены высятся, как древние киоты: И чернь, и киноварь, и пятна позолоты, И лики стертые неведомых икон. <1909 Коктебель> «Я не пойду в твой мир гонцом…» Я не пойду в твой мир гонцом, Но расстелюсь кадильным дымом — В пустыне пред Твоим лицом Пребуду в блеске нестерпимом. Я подавил свой подлый крик, Но я комок огня и праха. Так отврати ж свой гневный лик, Чтоб мне не умереть от страха... Сиянье пурпурных порфир Раскинь над славе предстоящим. ...И кто-то в солнце заходящем Благословляет темный мир. <1910> «День молочко-сизый расцвел и замер;…» День молочко-сизый расцвел и замер; Побелело море; целуя отмель, Всхлипывают волны; роняют брызги Крылья тумана. Обнимает сердце покорность. Тихо... Мысли замирают. В саду маслина Простирает ветви к слепому небу Жестом рабыни. <22 февраля 1910 Коктебель> Надписи на книге <1> Богаевскому Киммериан печальная страна Тебя в стенах Ардавды возрастила. Ее тоской навеки сожжена, Твоя душа в горах ее грустила, Лучами звезд и ветром крещена. 7 марта 1910 Феодосия <2>
Алекс. Мих. Петровой Тысячелетнего сердца семь раз воскресавшей Ардавды Вещий глухой перебой, вещая, слушаешь ты! 6 марта 1910 Феодосия <3> Сергею Маковскoму В городе шумном построил ты храм Аполлону Ликею, Я ж в Киммерии алтарь Горомедону воздвиг. 7 марта 1910 Феодосия «В полдень был в пустыне глас:…» В полдень был в пустыне глас: «В этот час Встань, иди и всё забудь... Жгуч твой путь». Кто-то, светел и велик, Встал на миг. В полдень я подслушал сны Тишины. Вестник огненных вестей, Без путей Прочь ушел я от жилищ, Наг и нищ. И среди земных равнин Я один. Нет дорог и граней нет — Всюду свет. Нету в жизни ничего Моего, Розлил в мире я, любя, Сам себя. Всё, что умерло в огне, — Всё во мне. Всё, что встало из огня, — Часть меня. Толща скал и влага вод — Всё живет. В каждой капле бытия — Всюду я. Влажный шар летит, блестя, Бог-Дитя. Пламя радостной игры — Все миры. 9 апреля 1910 «К Вам душа так радостно влекома…» К Вам душа так радостно влекома! О, какая веет благодать От страниц «Вечернего альбома»! (Почему «альбом», а не «тетрадь»?) Почему скрывает чепчик черный Чистый лоб, а на глазах очки? Я заметил только взгляд покорный И младенческий овал щеки, Детский рот и простоту движений, Связанность спокойно-скромных поз... В Вашей книге столько достижений... Кто же Вы? Простите мой вопрос. Я лежу сегодня: невралгия, Боль, как тихая виолончель... Ваших слов касания благие И в стихах крылатый взмах качель Убаюкивают боль... Скитальцы, Мы живем для трепета тоски... (Чьи прохладно-ласковые пальцы В темноте мне трогают виски?) Ваша книга странно взволновала — В ней сокрытое обнажено, В ней страна, где всех путей начало, Но куда возврата не дано. Помню всё: рассвет, сиявший строго, Жажду сразу всех земных дорог, Всех путей... И было всё... так много! Как давно я перешел порог! Кто Вам дал такую ясность красок? Кто Вам дал такую точность слов? Смелость всё сказать: от детских ласок До весенних новолунных снов? Ваша книга – это весть «оттуда», Утренняя, благостная весть... Я давно уж не приемлю чуда, Но как сладко слышать: «Чудо – есть!» |
