Так что хватит проверок! Теперь время объезжать эту дьявольскую двойнообразную машинерию и помчаться с нею по хрональным трассам юсианской полипланетарной системы. У меня еще было что показать, и это — уже не воспоминания. Оно должно развиваться в настоящем и вместо сказочных элементов иметь все атрибуты триллера.

— Мое терпение на исходе, — произнес я голосом, шедшим как будто из преисподней. — Я готов прекратить контакт.

Угроза произвела желаемый эффект — я начал видеть и глазами энергоробота. Но почти без всякой пользы для себя. Только удостоверился, что все еще не получил необходимых знаний для понимания того, что я в сущности вижу: знакомого ничего не было. Л все же, несмотря на необычайно большие размеры, очень напоминало паутину. Сети которой были не плоскими, а трехмерными. И простирались во всех направлениях. Но их плетение было абсолютно однообразным, узлы отстояли на равном расстоянии друг от друга. Нити были одинакового пепельного цвета, и кажется, одинаковой толщины — около одного метра или даже больше. Время от времени эти сети покачивались будто от дуновения ветра и непрестанно дрожали.

Я занялся поиском слова для определения позы энергоробота — ведь, это была и моя поза, но иначе, как висящая, назвать ее не смог. Под моими нижними конечностями не было никакой опоры. Вокруг меня и надо мной — тоже. Так вот. В таком положении я был похож на гротескно увеличенную муху, полет которой был остановлен нитями еще в начале, то есть на периферии паутины.

Но я пришел сюда не для того, чтобы висеть. Нужно было продолжать. Нужно было обнаружить центр Системы и там нанести решающий психический удар.

— К центру. К центру! — я несколько раз повторил этот приказ, запечатлев в своем сознании. Зарядил им и свое энергетическое тело. Запрограммировал его — В ЦЕНТР!

Я услышал резкий, раздирающий звук, наверное воображаемый, но знал, что именно раздирается — это моя сущность. Но уже ничто не могло остановить меня. Выстрелил себе. Торпедой! Направленной прямо в цель. Слышатся удары, и пространство раскалывается. Вырываются синие гейзеры, зияют бездны черноты. На меня налетают потоки-стихии, налетаю на них и я. Вокруг меня зигзагообразно мечутся белые искры — их творит моя собственная аура, превратившаяся от сумасшедшего полета в пробивающую отверстия молнию. Я рассекаю встречные течения, одно, другое, третье, все выше и выше…

Но им как будто нет конца.

Это повторяется бесчисленное количество раз. Компоненты Системы, хаотичные и разнородные на поверхности, ужасающе одинаковые в глубине. Объединенные неразрывными хрональными связями, взаимодействующими мгновенно. И автоматически. Без воли, которая могла бы быть сломлена. Без эмоций, которые могли бы быть распалены. Без духа, который бы мог встать против моего духа. Они преодолевали мое стремление своей глубинной монотонностью. Гасили зигзаги тех моих белых искр. Было покончено и с моим полетом против течений. Теперь они меня головокружительно несли через абсолютное время. Я стиснул зубы, чтобы не закричать, а зубы мои плавились. Затем очередной поток бросил меня вращательным движением прямо вниз, я стукнулся без боли о черноту там и начал пропадать. Пока не наступило просветление — бледно-серое, как пепелище.

Я снова находился в паутине. Да, на том же месте. Просто потому, что оно везде одно и то же. И никакое путешествие не может его изменить. И никакое стремление. В сущности здесь не к чему стремиться. Здесь нет никакого центра.

Я пошевелился, двинулся. На этот раз повсюду вокруг меня были невидимые, но непоколебимые опоры. Они были и раньше, но тогда находились в реальности, скрытой от моего сознания. Атеперь я знал, где я нахожусь и именно поэтому мог их использовать. Наверху, внизу, впереди, сзади, в стороне, и вверх ногами. Пути создавал я сам. Но они вели во всех направлениях в никуда.

Я горько усмехнулся: вот, значит, что представляла собой их «объединенная духовность». Все же они сделали меня первым переселенцем в нее. Я протянул свою конечность — раздутое, бесформенное подобие руки, и прикоснулся к одной из нитей. Усилив нажим, попытался растрясти ее. Ничего не получилось. Она продолжала дрожать и покачиваться как прежде. Я вступил на нее и пошел по ней, думая, что по крайней мере мои вибрации как-то отразятся на ней. Нет, ничего не произошло. А казалась такой мягкой, податливой, волокнистой. Но при каждом соприкосновении со мной она тут же отвердевала — такова была реакция этих психоплазменных нитей, имевших размеры, а фактически, и функции канализационных труб.

Я остановился около ближайшего узла. Лег, прижимая к нему свои коммуникативные зоны. Они все еще находились в зачаточном состоянии, неразработанные, и несмотря на это сразу начали трансформировать мои вибрации в однородные ощущения — порядка, стабильности, безопасности, устойчивости. Защищенности. Уюта. Мне стало приятно, и я поспешил оттолкнуться от узла, хотя мне было ясно, что и это — напрасный труд. Зоны должны будут развиваться и совершенствоваться, независимо от моего желания. И очень скоро будут передавать мне и уже упомянутые, и еще черт знает какие ощущения, притом в любом положении, безостановочно, где бы я ни находился — на Эйрене или на Земле. Потому что впредь всегда буду также и здесь — в этой чужеродной паутине. Из нее никто и никогда не сможет выскользнуть. Из нее нет выходов. Она закрыта в самой себе и возвращает в цикл даже самые трудноперерабатываемые… отходы.

Продолжая создавать «путь» по невидимым опорам, я побрел по с древних времен повторяемой сети. Я шел без направления — двигался некий смоделированный психоплазмой гибрид, через который юсианское Коллективное сознание будет без любопытства вытягивать мою духовную энергию — мои чувства, мысли, надежды — и канализировать их. А это ведь уже известная история, не так ли? Насколько нечеловеческая, настолько и человеческая.

Я стоял в сером измерении, не имея даже тени, и накапливал в себе гнев. Но я ведь не был одинок в этом своем начинании. Мне помогали многие люди, знакомые и незнакомые, из бескрайнего далека, с Земли. Сотни неизлечимо больных, с упованием и ужасом ожидавшие путешествия к мифической Эйрене, осужденные на пожизненное заключение, безнадежные психические больные. Будущие переселенцы. Выделенные и подготовленные, чтобы быть принесенными в жертву чужой цивилизации для ее умилоств-ления.

Я жаждал отмщения и за Дженетти. Когда-то авторитетного профессора, превращенного растерянного, испуганного старца. Я вызвал в своем сознании его образ, вместе с образом того, кто отдал приказ о его ликвидации. Вей А Зунг — человек, бесспорные качества которого вознесли его до самого высокого положения на Земле. И вот уже десять лет он сгибает спину перед негуманоидами, выслушивает их претензии на их неимоверном, будто бы человеческом языке, и подпевает им, внутренне задыхаясь в бессильной ярости. Точно как я сейчас.

Мне приходили на помощь и с другой стороны — Фау-лер и Штейн, Одеста. Готовые отдать себя-целиком, хотя и для неизвестного, но человеческого дела, а теперь это — трупы, сделавшие двоих убийцами. Один из которых потерял мужской облик, а другой залез в юсианскую «кровать», чтобы мотаться тут в виде психоплазменного идиота.

Я разбередил и самые свежие свои раны. Вот я опять в бункере после несостоявшейся вивисекции. Погружаю в кузов автокара Рендела, находящегося в бреду, с рукой, наверное, навсегда искалеченной. «Идем», — зовуяЭлию. Но она уже приняла свое самое трудное решение. Остается там внизу с этим огромным, непонятным, нечеловеческим ребенком. Знает, что это — единственный способ поддержать меня. Смертельный способ — и я его принимаю.

Она стоит и мне подбадривающе улыбается, пока бронированные щиты дверей ползут друг к другу и, наконец, отрезают ее от моего взгляда. И вот я их блокирую. Снаружи. Несмотря на то, что ни ей, ни мне не известно, вернусь ли я, чтобы освободить ее. Или буду вынужден уничтожить ее.