Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Глава пятнадцатая

После завтрака, прошедшего в напряженной атмосфере предрассветных часов, я прислушался к тонкому слабому Голосу разума и поспешил уйти от своих безмолвных сотрапезников. Заперся наверху, в своей квартире. Внимательно припомнил все детали своего поведения за столом и пришел к категорическому заключению, что оно было безукоризненным. И что ушел я в последний благоприятный момент. В голове у меня гудело, словно работала бетономешалка. Или это был мой пульс? Не знаю. Во всяком случае шум путал мои мысли. Я не мог сосредоточиться в нужной степени. А как трудно человеку сдерживать свои хорошие чувства! Даже, когда ему известно, что они вызваны искусственно. Дружелюбие, любовь, радость, смех распирали мою грудь. Я задыхался от них. Мне было ясно, что я закричу, если не буду постоянно сжимать зубы. Время от времени я делал это слишком сильно, и они тихонько поскрипывали. Было мучительно: ведь жаль, что вся эта возвышенность души так и погибнет во мне неразделенной? И я расходую столько сил только на то, чтобы заглушить ее стремление проявиться?

Занавески на окнах светлели, терялся их красноватый оттенок — где-то там на западе тонул усталый лик Шидек-са. А на востоке триумфально вставал Ридон. Удивительная, бесконечная гонка солнц!.. Сейчас на улице, наверное, начинается белый хрустальный дождь. Я напрягся, чтобы услышать его звук… Сейчас лес, вероятно, стал серебряным. Я попытался представить его в своем воображении… Сейчас поле, вероятно, превращается в изумрудную бесконечность…Я мечтал слиться с его волнующей энергией.

Я вздрогнул — рука сама протянулась, чтобы отдернуть занавески. Но не будем их отдергивать! А я займусь… Чем? Нужно, заняться чем-то будничным, но так, чтобы сосредоточить на этом все свое внимание. Самое важное — превозмочь первые приступы, как сказал мне кто-то, кажется, Одеста. Потом будет значительно легче.

Я вскочил, включил искусственное освещение. Взял флексор, вынул его из футляра и положил на столик. Изучи орудие преступления! Не носи вещь, устройства которой не знаешь! Овладей единственным имеющимся в данный момент у тебя оружием. Повод был убедительным. И так далее. Я разобрал флексор. Начал приглушенный монолог — это тоже помогает сосредоточиваться:

— Ну-ка, сейчас посмотрим на тебя. Вот оно… Хороший у тебя заряд. И ты в хорошем состоянии. А может быть ты новый?.. Я раньше не имел дела с такими красавцами, как ты, но я в тебе разбираюсь. Ясно… Или нет!

Я вынул зарядную капсулу и с осторожностью положил ее на другой край стола.

— В наше время человек заботится о себе и сам себе самый лучший друг. Самый верный, самый искренний, самый надежный друг — сердце мое забилось от сильного чувства привязанности к самому себе… Я овладел собой, но неохотно: — Стоп, стоп, смотри на руки! Ага… Ясно! Простая машинка и эффективная.

Примерно десять минут продолжал в том же духе. И должен отметить, что когда я снова собрал флексор, у меня уже было представление как о его устройстве, так и о способах использования. Одно-два упражнения, конечно, не сейчас, а после обеда, и тогда я бы чувствовал себя вполне уверенно в его компании. Но, конечно, после обеда! При всем том, что кризис в моем состоянии миновал. Она была права. Одеста! Одеста! Не смиряйся, не успокаивайся… Нельзя смиряться и успокаиваться! Мы не «ничто» по аравнению с ними! «У них нет души человеческой», — как удачно выразился сам Вей А Зунг. Бедняги. Я убрал флексор в чехол и повесил у пояса. Бедняги! Я воображал, что ненавижу их. Какое заблуждение! А они? Эйфория!.. Но, когда знаешь, что хорошие чувства, которые ты испытываешь, навязаны извне, то наряду с ними испытываешь затаенное отвращение. Отвращение к самим этим хорошим чувствам. И не преступление ли доводить человека до такого состояния? Ведь так?..

Я подошел к окну, но даже не остановился перед ним, а тотчас же вернулся и сел в кресло. Теперь я уже успокоился и вообще был в совершенно уравновешенном состоянии, однако ничто не мешало мне выждать еще полчаса или час. А потом — снова за работу. «Работа». Звучит нелепо, если вдуматься в ее содержание. Внезапно язспомнил о Джеки. Не сомневался, что с Элией он в надежных руках, но мне ужасно захотелось, чтобы он был здесь со мной. Веселый, игривый песик! Да хорошо бы и Элия пришла. Встречу ее поцелуем!.. Что же мне хотел передать Дженетти? Что же он написал на том несчастном клочке пленки?

— Да! Входи! — закричал я, когда понял, что кто-то уже давно подает мне сигналы из-за двери. — Входи, входи!

Последние слова были излишними, потому что Рендел уже закрывал за собой дверь.

— Симов? — его совиные глаза совсем округлились. — Ты здесь?

— А что, не должен был? — отпарировал я вопросом.

— Сказать по правде, я удивлен. Другими словами: я надеялся, что тебя не найду.

— Если бы я знал, что ты меня ищешь, и я бы надеялся на то же самое, — сознание, что я отлично собой владею, наполняло меня радостью.

— Я возвращаюсь из биосектора, — пояснил Рендел. — Опоздал. А вчера весь день, одни заботы и неприятности. Иначе я бы пришел вчера.

Я пытливо рассматривал его. Он стоял, держа руки за спиной, как будто они его смущали, и покачивался, впрочем мастерски пружиня взад-вперед с носков на пятки, старательно сохраняя на своем длинном, я бы сказал, почти лошадином лице, одно и то же сосредоточенно углубленное выражение. Именно оно больше всего меня заинтриговало — ибо свидетельствовало об усиленно скрываемой психической неустойчивости, которая могла бы дать мне некоторые преимущества в диалоге, если сам я буду уверен в себе. Однако я с огорчением осознал, что у меня сейчас аналогичная мимика. И заколебался по поводу возможности пускаться сейчас в какой-либо диалог.

— Но зачем начинать с обмана? — спросил меня Рендел и настойчиво стал ждать ответа.

— Действительно, зачем? — ответил я.

— Смысла нет, — согласился он, тряхнув головой. — Поэтому слушай: до сих пор я умышленно сторонился тебя! У меня были заботы и неприятности, правда, были, но они мне не мешали встретиться с тобой. Просто я затаился. Потому что колебался, и не знал, как поступить.

— А теперь не колеблешься, — догадался я.

— Нет. Уже нет.

Я решил не искать подоплеки в его отзывчивости. И постарался воспользоваться моментом «его доверия», который, по всей вероятности, никогда не повторится, по крайней мере, по отношению ко мне.

— Садись, — сказал я. — Кофе, что-нибудь прохладительное?

— Нет, нет! — замахал он руками. — Не трудись. И без того у меня такое чувство, что я совершаю ошибку.

— Что заставляет тебя сомневаться в себе? — я наклонился к нему, демонстрируя свое расположение.

— Только дурак всегда уверен в своей правоте. — Рен-дел улыбнулся мне так широко и непринужденно, что почти до самых десен открылись его крупные зубы.

Он нравился мне все больше, особенно после этой своей улыбки, да и вообще.

— Ну, вот что, — он сел напротив, внезапно став серьезным, снова дерзко сжав свои костлявые кулаки. — Вчера вечером ты разговаривал с Одестой Гомес и, уверен, она произвела на тебя прекрасное впечатление — кроткая, чувствительная и самоотверженная. И у меня было такое же впечатление. Но все же еще до убийств у меня были кое-какие сомнения по отношению к этой женщине. Некоторые нюансы в ее поведении никак не соответствовали тому идиллическому образу, какой она нам предлагала с таким усердием. А после убийств? Тогда я начал наблюдать за ней целенаправленно и утвердился в своем первоначальном мнении, что Одеста Гомес — не искренний человек.

Рендел провел пальцами руки по лицу, словно снимая паутину. Он тяжело дышал, морщил лоб… Было видно, что внутри он ведет изнурительную борьбу с приступами эйфории. Так же как и я. Только мне отлично удавалось владеть собой!

Я слушал его, исполненный сочувствия к его душевным проблемам.

— Она, Одеста Гомес, нашла труп Фаулера. А было ли это случайностью? Нет! Она пошла в лес как бы по наитию. Все мы ищем в противоположном направлении, а она — по наитию! Ничего себе\ — он снова делал упор на некоторых своих словах, как и при нашей первой встрече, но на сей раз это не показалось мне нарочитым. Видимо, просто хотел обратить мое внимание и свое… — Видишь ли, комиссар, она лично, может быть, никого и не убивала, но что как-то замешана во всей этой истории, не подлежит сомнению…

39
{"b":"107378","o":1}