Конечно, в данном случае угрозы удушения нет, так как жертва — это существо, которое дышит, как и питается, всей поверхностью своей «кожи». Предназначение этих двух гарот в том, чтобы обездвижить его во время операции и зарегистрировать некоторые его реакции через встроенную в них электронику. Сейчас Элия и Рендел стягивают гароты. Одну — вокруг его надгрудной части, другую — вокруг нижних конечностей. Ткани сжимаются, уплотняются, уменьшая свой объем. Когда становится ясно, что приближается предел их плотности, Элия прекращает свои действия, так что между концами гароты остается расстояние, достаточное для следующей фазы затягивания. Рендел, однако, продолжает затягивать до тех пор, пока юс не издает тихий болезненный звук.

Элия переключает климатическую установку, и зал наполняется антисептическим воздухом. Затем мы все трое отправляемся в помещение для стерилизации. Сбрасываем, перчатки и маски в специальный бункер, моем руки дезинфицирующими средствами и надеваем новые перчатки и новые стерильные маски. Поверх хирургической экипировки надеваем длинные силиконовые фартуки с эластичными капюшонами. Возвращаемся в зал.

Пока Элия обтирает туловище юса формалином, мы с Ренделом переносим из шкафов к операционному столу контейнеры для консервации, которые будут нам необходимы в процессе его расчленения. На хирургической коляске располагаем различные коробочки, тазики, банки с физиологическим раствором. Запасаемся и пакетами для дополнительного предохранения органов — насколько сумеем отделить их — от высыхания. Затем снимаем стерильную упаковку с вспомогательных материалов.

Тем временем Элия занялась настройкой хирургической пилы. Я прохожу мимо нее и становлюсь рядом с юсом. В состоянии полной беспомощности он выглядит еще более слабым и недоразвитым, чем обычно. Он делает отчаянные усилия, чтобы освободиться от гарот, но их хватка не позволяет ему большего, чем движения, похожие на спазмы. Безуспешны его попытки и «разъесть» их, как те тросы, только их электронику он окончательно вывел из строя. Глаза его все также закрыты, а зоны его груди почти совсем не видны — материя перед ними сгустилась до непроницаемости. Тепло, струящееся от него, насыщено каплями конденсированного пара. Его контурная бахрома то ощетинивается, то опадает в обреченных порывах к движению, к бегству От всего его существа исходит сильное напряжение. Паника и страх. Он понял, наконец, что его ожидает.

Рендел включает лампы над столом и смоченной в йоде кисточкой обозначает на туловище юса места разрезов. Темно-желтые линии выходят недостаточно контрастными на коричневой материи скафандра. Нужно повторить всю эту работу, что Рендел и делает, на этот раз какой-то белой пастой. Сразу по завершении маркировки он прикрепляет к юсу электроды, взятые из его прибора для временной парализации регенеративных процессов. Распечатав одну из коробок, он достает из нее небольшую помпочку с пластмассовым катетером. Подготовляет и специальный интубатор для глубокого проникновения в рану.

Наличие скафандра значительно усложнит решение нашей задачи, но объект должен быть в нем, чтобы оставаться живым как можно дольше. И что еще более важно — чтобы установить, какая именно процедура вызовет его смерть.

Элия стелит по обе стороны юса гигроскопические простынки. На случай если из его внутренностей все-таки появится и нормальная телесная жидкость. Рендел настраивает свой прибор на максимальную мощность. Нажимает кнопку, и юс покрывается мелкими, как от озноба, мурашками. Несмотря на это, Элия делает скальпелем довольно аккуратный разрез в скафандре. Рендел ухватывает форцеп-сом один край разреза и очищает его, чтобы увидеть под ним плоть. Мы поставляем ретракторы и с их помощью раздвигаем в стороны края отверстия. Элия сообщает точное время, а Рендел нетерпеливо тянется к хирургической пиле. Я даю ему знак, что начинать буду сам, и он с неохотой опускает руку.

Я беру пилу Наклоняюсь и, прежде чем ее включить, медленно провожу зубцами по дрожащей плоти юса. И только тогда он открывает глаза. Я уставляюсь в них, чтобы испить и унизительную мольбу о милости, и смертельный ужас, исходивший из их глубины.

Как я и запланировал, я оборвал свои воспоминания именно в этот момент. Оказалось, что это гораздо легче, чем я ожидал. Тревожащая легкость. Похоже, что я оторвался от Системы только потому, что она «захотела» этого. Да, именно она. А не юсы.

Меня окружал мрак, по сравнению с которым прежний побледнел даже в буквальном смысле. Я не мог понять, открыты ли мои глаза. Допускал даже, что я ослеп. Не было никаких ощущений — ни человеческих, ни юсианских. Не было и представления о том, где я нахожусь, и в чем — в своем теле или в скопировавшем меня энергороботе.

Но уже и у меня было воспоминание, которое не являлось моим.

Итак, обмен восприятиями, мыслями и чувствами все-таки состоялся. И теперь я знал: юсы овладели не только материей во всех ее формах. И не только временем — когда-то, страшно давно — они пошли еще дальше, еще выше…

Они овладели силой, которая исходит от них самих. Открыли и способ вливать ее в свои материалы, машины, конструкции. Именно поэтому наши ученые не могут их понять — в своей глубине юсианские творения являются психическими! Такова и вся их полипланетарная система. По ней непрерывно течет психическая энергия юсов.

А это означает, что, в сущности, Система «заряжена» их коллективным сознанием. Атакже, что в критических ситуациях она действует, руководствуясь их инстинктами — они пускают в ход ее защитные механизмы и всегда получают наиболее правильные реакции, так как их путь минует разум и эмоции, он прям и молниеносен. Вот почему я оказался вне ее охвата так легко. Мой план в этой его части просто совпал с ее импульсом выбросить меня из себя. Чтобы оберечь своих обитателей от дальнейшего, уже невыносимого сопереживания при моем воспоминании о Странном юсе.

Но я, однако, должен был показать им его до конца.

Я сосредоточился на своем физическом состоянии. Отсутствие ощущений было теперь мне хорошо знакомо. Я вновь находился на пороге контакта — я был оставлен здесь. Системой ли? Нет. Мрак и тишина вызывали какое-то до оцепенения мучительное колебание, а это чувство, да и любое другое, не могло исходить от нее. Потому что если юсы и вливают в нее все, что одушевляет их самих, души она все же не «приобрела». И несмотря на их коллективное сознание, никогда не станет чем-то большим, чем колоссальным роботом, распространившимся в радиусе тысяч световых лет. Впрочем, не сильно отличающимся от уничтоженных мною роботов — ведь юсы постарались и в них влить свою «кровь».

Итак, я сумел поставить начало беспрецедентного противоречия: между юсами и их Системой. Между их инстинктами, которые мешали возобновить контакт со мной, и их надеждой, что тот стянутый гаротами несчастный все же будет пощажен, что заставляло их стремиться к продолжению контакта, причинявшего им такой ужас.

Я знаю, я ощутил их ужас. Их и панику, и бессилие, и надежду. Чувства. Я сопереживал им, как и они сопереживали моему воспоминанию. Но их колебание сейчас мне было чуждо. У меня были очень серьезные мотивы продолжать. Но как? Конечно, через энергоробот! Он был единственным средством для проникновения в Систему, а так как я был скопирован в нем, нужно было, чтобы мы были связаны друг с другом, чтобы я мог его задействовать. Если он все еще существует.

Я представил себе его, каким он был — каким был я-в последние мгновения перед контактом. Туловище с едва проступающим под тяжелыми юсианскими формами человеческим силуэтом. Мое лицо, смутно обозначавшееся через собравшиеся блестящие складки. И мои глаза, почти потерянные в глубине других, нечеловеческих глаз…

Оно появилось как будто ниоткуда. Просто возникло во мраке и так и застыло, неузнаваемое, уже никакое — похожее на огромный ком, светящийся в синеватой плазме. Я начал мысленно притягивать его к себе. И чем больше он приближался, тем все более отчетливо я возвращался в тот свой образ человека-юса. Хорошо, хорошо! Но он не дошел до меня. Остановился. Оцепенел в мучительном колебании.