Нет, товарищи, это не укрепляет дисциплины и не укрепляет нашу армию, а расслабляет. Как может рабочий, крестьянин или служащий перенести это, когда ему донесут, что командир убил его сына. Это можно применять в военное время, когда применялись суровые меры и они были оправданы. А теперь, Жуков говорит это единоначалие, это не единоначалие и не на основе сознания солдата, чтобы он знал, за что борется, а это личное подчинение — я сказал и выполняй мою волю. Товарищи, это правильно, но нужно воспитывать солдат в другом понимании этой дисциплины и подчинения.
О субординации. Это интересная субординация. Гречко, командующий группой войск в Германии, написал отчет, как прошло партийное собрание и как обсуждалось на партийных собраниях решение Пленума о Молотове, Маленкове и Кагановиче. Что же, очень похвально, что Гречко прислал отчет в ЦК. А Жуков делает ему разгон за это. Что тут антипартийного? Причем Жуков нам ничего не сказал об этом. Если бы Жуков был честным человеком, то он поступил бы по другому. Обычно у нас такие документы размножаются и рассылаются всем членам Президиума. Он бы получил этот документ и сказал: товарищи, я считаю действия Гречко неправильными, он нарушает принцип, порядки или субординацию, установленные в армии. Ничего подобного, он ничего не сказал, а молчком, как разбойник, в углу прижал и плечом жмет, чтобы синяков не было. Разве это воспитание? Нет, это не партийный метод воспитания армии, это отрыв от ЦК членов ЦК, а Гречко член Центрального Комитета партии. Это возмутительно.
Вам, видимо, рассказывали и про другие факты. Осенью в Киеве проходило военное учение. Я в это время был в отпуске и сказал, что поеду поохотиться. Но меня привлекала другая охота: на этом учении были все командующие военными округами, мне хотелось с ними встретиться и высказать свои соображения без маршала Жукова. При встрече я им сказал: как же так, только один Гречко прислал отчет. Тимошенко — старый волк, старейший после Буденного маршал, говорит, а субординация? Я говорю: какая субординация, а ЦК? Он отвечает: ЦК далеко, а министр обороны рядом.
Товарищи, разве Центральный Комитет может допустить такое? Разве это мыслимое дело? В Уставе записано, что перед Центральным Комитетом отвечает каждый член партии, независимо от того, какое положение занимает в партии или в государстве. Это Сталин продиктовал. Правильно? Абсолютно правильно. А тут субординация. А если у члена партии есть вопрос, который он хочет сказать Центральному Комитету и не может сказать своему начальнику. Разве таких случаев нет? Есть и будут долго. Есть у нас еще и бюрократизм, и самодурство не только в армии, но и вне армии, даже среди партийных работников. Я тоже к этой категории сколько лет принадлежу, но зазнаваться не надо, самодуры и у нас есть. Надо, чтобы Центральный Комитет мог вмешиваться.
Для чего был создан Главный Военный Совет? Туда входили все члены Президиума, все командующие округами и все командующие флотами. Он был создан для того, чтобы можно было выслушивать командующих о строительстве армии. Начальство на то и есть начальство, чтобы давать указания и не всякое начальство любит, когда говорят подчиненные. Это и в гражданских делах бывает, не только в военных, здесь я никаких анекдотов не выдумываю. Я не хочу вам называть фамилию генерала, потому что речь идет о генерале, который хорошо командовал под Сталинградом. После разгрома немцев был дан обед. Я был на этом обеде. Это было в 64-й армии, которой командовал Шумилов, членом Военного Совета был Сергеевa. Подвыпили по случаю победы над Паулюсом. За одним столиком сидели полковник и генерал и у них завязался спор военного характера. Генерал этот был украинец, по-русски нечисто говорил, и в этом споре, в этом вопросе, видимо, полковник был подкован больше и приводил сильнее аргументы и доводы. И вот, когда у генерала не хватило аргументов, то он сказал полковнику: не забывайтесь. А полковник ответил: есть не забываться, товарищ генерал. (В зале смех.) Это не анекдот, товарищи, это есть субординация — полковник не может быть умнее генерала. Товарищи, это страшное дело и поэтому если такая практика у нас заведется в армии, а она уже заводилась, то тогда ЦК будет связан с армией только через Жукова, а если кто с Жуковым не соглашается, тогда он ему будет говорить: не забывайтесь. А он ему будет отвечать: есть, товарищ маршал, не забываться. И все. Так ЦК будет изолирован от мыслящих людей, которые заботятся об укреплении нашей армии. Разве это можно допустить? Этого нельзя допускать ни в каких звеньях нашей советской, хозяйственной и партийной работы, надо учить людей смелее высказывать свои мысли, надо терпеливо выслушивать их, надо взять все то, что является хорошим, полезным, о чем они говорят, чтобы все лучшее отобрать и обратить его на служение общему делу, на пользу строительства коммунизма.
А Жуков внес предложение ликвидировать Военный Совет. Он сказал: а зачем, у меня есть коллегия. А в коллегии как: а, что, хам! А ему: извиняюсь, товарищ маршал, не подумал.
Если бы мы узаконили эти порядки, а они узаканивались, так это смерть.
Теперь. Ликвидация Военных Советов армий и округов, Военные Советы совещательные, при командующем. Товарищи, у нас члены ЦК, секретари ЦК компартий республик, к примеру, Кириченко или Мухитдинов, они при таком порядке будут в подчинении командующего, кандидат в члены Президиума ЦК тов. Мухитдинов должен тогда будет говорить: есть, товарищ Лучинский (там Лучинский командует). Это, товарищи, просто ужасные вещи. Зачем это нужно? Если вы все эти слагаемые части сложите, то к чему они ведут? К ликвидации партийного влияния, высвобождению от партийной зависимости, от партийного руководства, подчинению личности ему, Жукову.
Товарищи, разве партия может забыть о своей армии, которая столь доблестно сражалась за дело ленинизма? Это немыслимое дело.
Теперь, товарищи, Жуков непорядочный человек. Я вот вам расскажу. Мы обсуждали как-то вопрос о капиталовложениях в атомную промышленность.[262] Атомная промышленность — это удовольствие дорогое, но это оборона, почти сейчас главным образом. Вы знаете, как министры просят, дай ему волю, так он скажет для его министерства все деньги давай. Мы рассмотрели этот вопрос и сказали, что столько-то можем давать, а столько-то не дадим, потому что другим надо дать, потому что оборона это не только водородная бомба, а одновременно с этим нужно развивать и другие отрасли, потому что сама по себе водородная бомба не будет действовать, а нужно, чтобы штаны были, ботинки были, жилье чтобы было, чтобы машины были, чтобы угольная промышленность развивалась, чтобы все было в комплексе здесь сидят квалифицированные товарищи и понимают это дело, поэтому нельзя развивать односторонне, потому что всякое одностороннее развитие является ненормальным.
Жуков произнес речь. Я тогда председательствовал, и мне было просто не по себе. Заседание было широкое. Он маршал Советского Союза, влиятельный человек на военных, Министр обороны, он начал, чтобы на нас оказать давление, так, как это делают в Америке министры обороны, там, если нужны большие деньги, они начинают считать, сколько подводных лодок, сколько бомбардировщиков, — одним словом, пугают. Это мы так и знаем, что скоро бюджет будет рассматриваться, чтобы денег получить. Но это закономерно для капиталистического мира, но среди коммунистов — недопустимое вымогательство. Он произнес такую речь, что я ему говорю — «товарищ Жуков, Вы нарисовали такую картину, что мы только и живем потому, что есть американцы. Зачем же вы так говорите на Президиуме и для всех присутствующих на нем. Я считаю, что это не годится, я считаю это возмутительным».
Второе. Во время переговоров в Лондоне мы внесли свои известные предложения о порядке разоружения. В ответ нам внесли свои известные предложения Соединенные Штаты Америки, Англия, Франция и Канада. Там они поставили задачу — открыть небо, то есть разрешить американским самолетам летать над территорией Советского Союза и производить фотографирование, а мы чтобы летали над их территорией. Это предложение было Эйзенхауэра еще тогда, когда мы встречались с ним в 1955 году в Женеве. Мы тогда же забраковали его. Он меня спросил, как вы относитесь к этому предложению. Я сказал, что Ваше предложение неприемлемо для нас. Он говорит — «Как же это, почему? Вы гражданский человек, Вы не знаете, спросите у Жукова». Я говорю Жукову, он отвечает — «Нам это тоже не интересно». А теперь Жуков написал записку в ЦК о принятии предложения Эйзенхауэра.[263] Меня немного резануло. Но у нас есть такой закон — раз член Президиума написал предложение, мы его размножаем и рассылаем всем членам Президиума. Мы стали обсуждать это предложение. Этот вопрос относился к т. Громыко, это вопрос дипломатический, поэтому, какой черт его толкал в спину раньше других лезть в воду, не узнав броду. Стали обсуждать, выступали все, Ворошилов горячо выступил, все разбили Жукова. С того времени прошло не больше двух месяцев, он говорил — «товарищи, нам нужно принять предложение Эйзенхауэра, они сами этого предложения не примут». А если примут? Нельзя же рассчитывать на дураков в политике. Мы тогда потеряем доверие, какие же мы тогда будем руководители? Надо, чтобы мы имели доверие даже у наших врагов. А если они примут предложение, говорит тов. Жуков, нам тоже выгодно, мы будем знать, какие у них где объекты, заводы, точки. Я говорю — и нам не надо летать над их территорией и они пусть не летают, давайте мы проводить свою политику, которую мы проводим. Самая мудрая политика — войны мы не хотим, но не позволим спровоцировать себя, а если нападут — дадим в зубы.
