Через щелку в бархатном занавесе Джон Мэй обозрел темный зрительный зал и заметил Андреаса Ренальду, сидящего в королевской ложе с несколькими мужчинами средних лет, в элегантных черных костюмах, бросавших томные взгляды на обнаженные бедра хористок. Передние ряды были заполнены тучными газетными обозревателями, которые, не сводя глаз со сцены, делали пометки на больших листах бумаги. Оркестр помещался внизу и был обнесен стальной сеткой – подобную меру предосторожности применили, поскольку авансцену вынесли к самому краю оркестровой ямы и некоторые танцоры подходили к ней слишком близко, к вящему удовольствию духовиков из оркестра.

Выйдя из коридора, Мэй направился к задним рядам партера. И увидел хохолок Брайанта, торчащий из-за реконструированного сигарного киоска.

– Я думал, ты ведешь наблюдение за кулисами, – прошептал Брайант.

– Там встать негде, чтобы никому не мешать. Кто-нибудь проверил лонжу у дублера Сенешаля?

В следующем акте Юпитеру надлежало обернуться мухой, дабы пролезть в замочную скважину дверцы в темницу Эвридики. Для этого ему придется пронестись над головами зрителей.

– Я упомянул об этом Джеффри Уиттейкеру утром. Они используют двойную страховку с дополнительным набором тросов. Ты слышал, что жена Сенешаля подала в суд, обвиняя компанию в халатности?

– Я ее не виню. Глэдис сообщила, что свяжется с нами, если узнает что-то новое о судьбе Петрович. Подруга Филлис упорно стоит на том, что ее похитили. Хотел бы я знать, каким образом ее похититель влез и вылез из дома.

– Тем же, каким влез и вылез отсюда, пробормотал Брайант. – Вдруг он волшебник.

На сцене раздался огненный взрыв, когда Юпитер провалился под сцену и снова появился в виде насекомого, причем довольно упитанного. Провода мерцали в свете прожекторов, когда он вырос из земли и грациозно проплыл мимо первого ряда зрительного зала. Брайант задержал дыхание, ожидая, что вот-вот произойдет что-то ужасное, но бог благополучно приземлился в правом углу, чтобы запеть дуэтом со своей возлюбленной. Брайант увидел, как Джон Стикс покидает центр сцены со связкой серебряных ключей от темницы.

– Скажи, у кого хранятся ключи от кабинетов на верхнем этаже?

Мэй на секунду задумался.

– Ты наверняка найдешь их в коробке в кабинете управляющего компании. А на что они тебе?

– Да есть одна мысль, – прошептал Брайант, пропустив мимо ушей вопрос Мэя. – Пройду к лифту через боковую дверь, не хочу тащиться по всем этим лестницам.

– Может, поручишь Бидлу?

– Нет, мне надо найти это самому. Стой здесь и наслаждайся представлением. Картина уже заканчивается. – Брайант выходил из киоска, когда рой двукрылых человеческих существ заполонил сцену и бодрым хором запел.

Занавес упал по окончании эпизода и снова поднялся, едва стихли аплодисменты. Вниманию зрителей предстала оргия, устроенная Плутоном на берегу реки Стикс, и сцена вновь заполнилась скачущими златогрудыми женщинами. «Случаются вещи и похуже, – решил Мэй, – чем охранять театр холодной зимней ночью».

Брайант попытался включить свет, но освещение на верхнем этаже было отключено. Гнетущая темнота заставила его сердце биться чаще. Он распахнул дверь в архив и включил фонарик. Под грудой фотографий и программок он обнаружил стол Крукшенка. Рядом лежала кипа вздувшихся от сырости папок со строительными планами, копиями чертежей с головоломными хитросплетениями устройств под сценой, техническими проектами, слишком сложными и громоздкими для практического применения. Брайант зажал фонарь между колен и принялся перелистывать фолианты, поочередно откладывая их в сторону. Наконец он наткнулся на нужную папку – ту, что содержала детали внешнего убранства здания.

Вот она, эта статуя, установленная на шпице крыши, и ряд сопроводительных пометок. А ее ускользнувшее от всех имя – Евтерпа; и тут внезапно все начало вставать на свои места.

Его ввел в заблуждение – с кем не бывает? – этот пылающий факел, который она вздымала ввысь. Ввел в заблуждение, поскольку его вообще не должно было быть в ее руках.

Согласно машинописному тексту, подколотому под картинкой, это была копия. Оригинал статуи был снесен с крыши по инициативе импресарио Эмиля Литтлера, возжелавшего видеть ее у себя в саду, но при перевозке она разбилась. Тогда заказали копию, и статую воссоздали, но с ошибкой: вместо традиционной двойной флейты Евтерпа держала в руках пылающий факел. Брайант удивленно покачал головой.

Евтерпа, муза лирической поэзии. Он нашел лист бумаги и при свете фонарика начал торопливо что-то записывать.

Евтерпа и пылающий факел.

Пробираясь сквозь толчею на улицах Кэмдена, он вспомнил теорию Брайанта о статуе. Евтерпа не пострадала во время войны и уже более полувека по-прежнему возвышалась над крышей театра «Палас». Сегодняшний облик города сильно изменился. Декоративная палладианская лепка,[23] искусная чеканка оград, укромные дворики и таинственные улочки, тонущие в постоянном полумраке, – все эти восхитительные нелепости, придававшие столице неповторимый колорит, были взорваны, списаны в расход, ликвидированы. Застройщики с такой рьяной энергией изобретали Лондон будущего, что Лондон его юности исчез с лица земли. Офисы располагались за стеклянными перегородками, словно таким образом доказывали прохожим факт своей прибыльности. В современном мире все диктуется соображениями целесообразности. Слава богу, Кэмден изменился не так сильно, как об этом твердят. Расположение улиц осталось в точности таким, какими он помнил.

Дождь прекратился, но от сырости сводило мышцы ног, и он еле двигался. Мэй подумал, не идет ли за ним по следу клыкастый человек. Обернулся и оглядел тротуар позади себя. Кэмден заполонили студенты и туристы, фланирующие мимо торговых палаток. Каких только товаров здесь не предлагали: кольца в нос, серьги для пупка, бархатные шляпы, кожаные куртки, тряпье с символикой поп-группы «Готы и Легионеры Божьи», пистолеты для скинхедов и сексуальных игр. Кругом царила атмосфера праздника. Мэй был самым великовозрастным из прогуливавшихся. Необычно большие изваяния космического корабля, танка, ботинка «док-мартенс», кресла-качалки свешивались со второго этажа магазинов на главной улице, напоминая игрушки, выброшенные выросшими отпрысками великана. Кэмден-Лок уцелел, превратившись в скопление магазинчиков, торгующих одеждой, ювелирными изделиями, фимиамом, лапшой и мебелью. На мостовых было грязно, шумно, хаотично, но столь оживленно, как никогда не бывало на тополиных аллеях пригорода.

Мэй сожалел, что рядом нет Лонгбрайт, но этот путь ему необходимо было проделать самому. Он остановился напротив двери квартиры, расположенной над пабом «Конец света». Почтовый ящик был забит досками, что придавало входной двери запущенный вид. На прикрепленной к перемычке двери затертой металлической табличке значилось:

Под ней висела фотокопия:

У женщины, открывшей дверь, было широкоскулое, доброе лицо, обрамленное взлохмаченными кудряшками обесцвеченных волос. Похоже, она не успела до конца накрасить губы и нанести тени на веки, так что больше походила на нечесаного раскормленного пуделя, нежели на достопочтенную ведьму.

– О господи, Джон, я начала беспокоиться! – воскликнула Мэгги Эрмитедж и бросилась его обнимать. – Извини, что не пришла на похороны Артура, но меня бы одолели вибрации. Ужасно, правда? Хочу сказать, знаю, для него это великое путешествие, движение по пути в загробную жизнь, но мне будет не хватать наших ежемесячных посиделок. Извини за входную дверь. Напьются и блюют в почтовый ящик. Не говори мне про заботу об обществе. Пойдем наверх. – Она повела его по темному наклонному коридору. – Нима хотела устроить торжественное прощание с Артуром, но я наотрез отказалась. Она мусульманка, а я люблю использовать для обряда сухой шерри, и мы поругались.