Сержант сняла куртку и перчатки и бросила их в угол.

– Меня доконала дорога сюда. Поезда не ходят. Ночь проспала на станции в Четеме. – Она вздохнула. – Ну ладно, хоть не пришлось рассылать приглашения на свадьбу. Вот была бы морока возвращать подарки.

– Что случилось?

– Да он сыграл отбой.

– Совершеннейший ублюдок, – возмутился Брайант, едва скрывая радость в голосе. – А какую причину он назвал, позволь узнать?

– Ну, войну, конечно. Нехорошо, говорит, думать о себе, когда людям вокруг так трудно. Не надо, дескать, рожать детей в столь смутное время и так далее и тому подобное. Ведь это я хотела оформить наши отношения. Думала, вдруг умру незамужней. Мы отправились за город к его родителям, почти без бензина, и, наверное, я слишком много говорила о работе. Поругались, но в конце концов пришли к соглашению. Он обещал не упоминать о своей работе в полиции, пока я не начну говорить о своей работе в отделе. Но не могу я жить там, где мне нечего делать, я что, эвакуированная? В итоге позвонила в отдел и поговорила с мистером Бидлом. Хотела предупредить, что возвращаюсь.

– Он ничего мне не сказал, – с негодованием заметил Брайант.

– Странно. Ну, как он, прижился?

– Нет, не прижился. Смотри, я сам себе завариваю чай со старой заваркой. – Наконечником дротика для дартса он выловил из кружки наполовину растворившийся кусок сахара. – У нас один кусок сахара на весь отдел, потому как пользоваться услугами черного рынка, по мнению Бидла, неэтично. Слава богу, сегодня у него заканчивается испытательный срок. Он хочет нас покинуть и вернуться обратно в столичное управление, и наши чувства взаимны. Вот, на всякий случай, я сохранил твою кружку. – Он отлил ей половину своей порции.

– Артур, ты что, его выжил?

– Да я из кожи вон лез, стараясь его ублажить, неблагодарного сопляка.

– Как идет расследование? – спросила Фортрайт.

– Полагаю, придется мне взять тебя назад. Только ты разберись в себе.

Ответив на абсолютно другой вопрос, он повернулся к окну и, обхватив кружку, принялся греть пальцы, улыбаясь сам себе.

– Я думала, что пригожусь тебе, – сказала Фортрайт, – в связи с этим последним происшествием.

Он обернулся, улыбка погасла.

– Ты это о чем?

– Как только я вошла, зазвонил телефон. Опять стряслось что-то странное.

Дом на Лиссом-Гроув стоял вдали от дороги в окружении потрепанных берез. Тропинка, ведущая к фасаду с обеих сторон, так заросла, что Мэй и Фортрайт вымокли, пока пробились к входу. На крыльце их встретил возникший из полумрака сержант Кроухерст и отпер им входную дверь.

– Когда ее видели в последний раз? – спросил Мэй, шагнув в коридор, оклеенный блеклыми обоями.

– Позавчера вечером, сэр. Девушка, с которой она снимает дом, ушла на ночь, но сосед видел, как она заходила с покупками. Вчера ее не было на репетиции. Решили, что она заболела и взяла выходной, но когда она не появилась и сегодня, та девушка, что с ней живет, позвонила в полицию. Я прибыл по вызову и… – ну, сами видите.

– Кто она такая?

– Хористка, зовут Джен Петрович. Ей шестнадцать. А это Филлис.

Стройная девушка протянула руку. У нее были всклокоченные светлые волосы, обрезанные на уровне подбородка, и широкий мужской свитер, который был ей велик на несколько размеров.

– Здравствуйте, проходите.

Она распахнула дверь в переднюю комнату, загроможденную всем тем, без чего не могут обойтись юные девушки, впервые выпорхнувшие из родного гнезда: обеденными тарелками, чулками, журналами, огарками свечей, радиолой, пластинками танцевальной музыки без конвертов.

– Вот сюда, рядом, – сказала Филлис, обхватив себя тонкими руками. – Не могу на это смотреть. – Она чуть заметно картавила, что присуще жительницам Уилтшира.

Черный ход вел из кухни в маленький дворик. Окно над раковиной было разбито. На деревянной сушилке осталось несколько засохших пятнышек крови. Повернувшись, Мэй увидел на выбеленной стене напротив страшное дугообразное кровавое пятно.

– Когда вы в последний раз видели Джен? – спросила Фортрайт.

Филлис нервно прикусила губу и уставилась в дверной проем.

– Два дня назад. Утром. Я уезжала к другу в Брайтон. Он учится в колледже в Суссексе. Джен собиралась на репетицию.

– Какой она вам показалась?

– Да вполне. Мы говорили о том, чем займемся в выходные. Правда, ей все порядком поднадоело, но только из-за того, что ее слишком напрягали репетиции. Говорила, что хочет уйти, не дожидаясь премьеры.

– Почему?

– Слишком жесткое расписание. Я хочу сказать, она ведь еще ребенок и роль получила, утаив свой возраст. Боялась, что не справится. Ну, и события этой недели стали для нее последней каплей.

– Вы давно с ней знакомы?

– О, всего несколько недель. Не думаю, что Петрович – ее настоящая фамилия. Она не хотела, чтобы вокруг знали, откуда она. Не удивлюсь, если окажется, что она еврейка.

– У вас есть ее фотография?

– Нет, но, кажется, ее сфотографировали в театре для рекламы.

– Джон, взгляни на это.

Фортрайт указала на угол за раковиной. В полумраке лежала расколовшаяся надвое чашка. Рядом в кафельный пол был воткнут короткий нож с широким лезвием и темными пятнами на ручке. Сержант вышла из кухни, позвонила в отдел и пригласила к телефону доктора Ранкорна.

– Вызовем кого-нибудь из судмедэкспертов прямо сейчас, – сообщила она Мэю, зажав рукой микрофон. – А ты лучше пригляди за Филлис.

Мэй осторожно вышел из тесной кухни и вернулся в гостиную.

– Я звонила ее тете, но никто не ответил, – сказала Филлис, прохаживаясь по краю ковра. – Иногда она к ней ходит, когда ей все наскучит. Я не знала, что еще сделать. Звонила ее мать, хотела с ней поговорить, а я просто не могла ответить, куда она делась.

– Когда вы заподозрили, что она пропала? – спросил Мэй.

– Я пыталась до нее дозвониться из Брайтона, но решила, что она пошла в театр. Потом, вернувшись, зашла в кухню и увидела все это…

Мэй еще раз оглядел кухню.

– Странно. Дыра в окне не столь велика, чтобы в нее можно было пролезть, тогда откуда следы борьбы? И от двери черного хода не так близко, чтобы кто-то мог войти и открыть замок.

Фортрайт проверила замок.

– Дверь по-прежнему заперта. – Она медленно повернулась, осматривая стены. – Может быть, он зашел сюда раньше и она пыталась убежать, вырваться от него.

Мэй возвратился в гостиную. Филлис сидела, уперев руки в бедра, с безучастным видом уставившись в пол.

– Когда вы вошли, – спросил он, – то открывали входную дверь снаружи?

– Да. Замок сломан, поэтому, уходя, его нужно закрывать на два оборота, иначе он сам по себе откроется.

– А как насчет двери черного хода? Вы к ней подходили?

– Нет. Увидела, что здесь творится, и вышла. Затем позвонила в полицию, и меня соединили с вашим управлением.

– Когда это было?

– Около двух часов назад.

– Подождите. – Мэй позвал констебля, находившегося в саду перед домом. – Кроухерст, зайдите сюда на секунду.

– Сэр?

– Каким образом звонок поступил к нам?

– На станции позвонили по рабочему телефону мисс Петрович, сэр. Как только они поняли, что это номер театра, звонок перевели на отдел.

«Уверен, так оно и было. Хотели скорее перевалить груз на чужие плечи». Он посмотрел на творившийся в гостиной хаос, на Филлис, которая, казалось, вот-вот расплачется.

– Вас не затруднит показать мне другие комнаты?

– Нет, конечно.

Две маленькие спаленки, ванная комната и туалет. Их пытались несколько освежить: спальни выкрасили в обнадеживающий желтый цвет, ванную комнату – в розовый, но, чтобы квартира приняла жилой вид, одной дешевой краски явно не хватало.

– В какой из спален спала мисс Петрович? Нет, просто покажите, ни к чему не прикасайтесь.

Постель не заправлена, носки и свитер валяются на полу. Скомканное банное полотенце – в ногах кровати, на стеганом одеяле. Порядок книг на полках не нарушен. Если прибегали к насилию, то это произошло не здесь. Он медленно обошел комнату, проверив оконные фрамуги и ручки двери. Квартира напоминала его собственное жилье.