Я снял таз и поставил его под батарею остывать, как она и просила. Несколько лепестков с цветочного букета уже успели опасть на холодильник. За окном распласталась ночь, и стекло в раме стало зеркалом. Я не абрикос в своем компоте. Я лиса в своем винограднике…
– Любишь на себя глядеть? – спросила Тамара Николаевна.
– Нет. Просто, когда слышишь о себе так много, хочется взглянуть на себя, как на чужого. Хочется понять, кто все-таки тот человек, который рассматривает тебя с другой, противоположной стороны стекла, и что у него с тобой общего.
– Есть хочешь?
– Нет, благодарю, я перекусил в пиццерии.
– Ты мне очень помог с вареньем.
– Всегда к вашим услугам, Тамара Николаевна.
– Там, куда я еду, клубника не растет, – она вытерла свои мягкие руки о передник с петухами, а потом сказала:
– Не делай ей больно. Ты Ане нужен.
– Я знаю, я помогаю ей писать дипломную работу.
– И все-таки ты дурак, – опять улыбнулась Тамара Николаевна, – Да, вот еще. Мы с Сергеем Алексеевичем решили подарить тебе этот холодильник. Аня рассказывала, что ты живешь, как в лесу. Просто пещерный человек какой-то.
– А разве холодильник не нужен сыну Сергея Алексеевича?
– Им на свадьбу подарили целых два холодильника.
– Но меня вы ведь почти совсем не знаете.
– Я двадцать лет проработала психологом в поликлинике, и житейский опыт у меня есть. И я знаю, чего можно ждать от людей, зятек.
С психологами и с потенциальными тещами лучше не спорить. Их самоуверенность непоколебима. И я молча кивнул, здесь, на улице Достоевского, ощущая, как где-то в животе рождается бес, готовый «выкидывать коленца».
2.
Теперь у меня появился холодильник, и я себя чувствовал совсем счастливым. Каждый вечер, я помногу открывал его и помногу захлопывал, смотрел, как внутри загорается лампочка. К сожалению, обычно мне нечего было в него класть. Тогда я засовывал в холодильник что попало: сигареты, пустые бутылки, коробки с диафильмами, фашистскую каску, археологическое зелье, однажды даже попытался впихнуть трехколесный велосипед «Гном-4»…
Холодильник и впрямь замечательная вещь – я узнал, что в efo системе содержится газ фреон – хладогент. Испаряясь, он поднимается к небесам и там проделывает дыры в озоновом слое. Сквозь дыры к земле беспрепятственно просачивается солнечная радиация. От этого люди болеют раком кожи, а боги падают с облаков, ненароком оступившись…
3.
На неделе, во вторник мы с Аней провожали Тамару Николаевну и Сергея Алексеевича в Россию. Прошло не так много времени с тех пор, как я встречал на этом же вокзале Ф., но мне казалось, что уже успел смениться целый геологический пласт.
Зеленые вагоны, синие проводницы. Ночь. Женский голос диктора. Поезд отправляется с третьего пути. Сергей Алексеевич и Аня ходили покупать сладкую воду. Я курил. Тамара Николаевна рылась в сумках, искала паспорта и билеты. Сергей Алексеевич и Аня вернулись, они несли бутылки с клубничной газировкой.
– Ну, будете у нас на Колыме, милости просим, – Сергей Алексеевич попробовал пошутить и крепко пожал мне руку.
– Непременно, – ответил я совсем не то, что он ожидал от меня услышать.
Он хлопнул меня по плечу. Мол, мы почти родственники. Мужская солидарность и-все такое. Когда они, наконец, сели в купе и начали махать нам ладонями через стекло, Аня взяла меня за руку. И я понял, что матери ее, несмотря ни на что, приятно нас видеть вместе.
Поезд тронулся, и мы с Аней бок о бок пошли прочь, туда, где горели маячки такси. Теперь мы остались одни.
«А в сущности, – подумал я, – Мы всегда и были одни. Я и она».
– Кто такой Витя? – спросил я.
– Придурок, – ответила Аня совсем не по-христиански.
XXVI. Сон
1.
Уже пять дней я живу у Ани. Она купила обои и попросила меня помочь их наклеить в прихожей: вот так я и остался. Завелся в квартире, как таракан. Обои, к слову сказать, мы так и не поклеили.
Сейчас опять какой-то пост, и я не ем мяса вместе с Аней. В пищу мы употребляем овсянку, гречку и пшено, словно две тупоголовые горлицы. От этого у меня в желудке, вопреки всем диетологическим теориям, полный катарсис.
Как раз на этой неделе по телевизору показывают «Гостью из будущего». По одной серии в день. Когда-то этот фильм запускали каждые школьные каникулы, и, исходя из этого, я посмотрел его не меньше сорока раз. Аня не понимает меня: как можно смотреть старые детские фильмы, а мне нравится, и я не даю ей переключать канал на «Animal Planet», вновь и вновь наблюдая, как Коля Герасимов, с пустыми кефирными бутылками и мелофоном через плечо, удирает от алчных и жестоких космических пиратов.
Ночую я в комнате на надувном матрасе. Каждый вечер я дую в его ниппель, чтобы он разбух от воздуха (возиться с раскладушкой гораздо проще). Но матрас старый и ночью спускается так, что к рассвету мои кости упираются в пол.
Тогда я зову спаниеля и мы с Кидом отправляемся гулять на улицу, и там прохладное утро бросается за солнцем, словно за апортом.
Мы гуляем рядом со спортплощадкой, и каждый день смотрим, как лысый Анин сосед, немного напоминающий Сергея Алексеевича, занимается на турнике: подтягивается раз пятьдесят, делает скрепку и выход на одну. Помню, в школе, на зачете по гражданской обороне, нам тоже нужно было три раза сделать выход на одну. Я этого никогда не умел, и попросил нашего военрука позволить мне вместо турника три раза надеть противогаз, и наш военрук, доброй души человек, когда-то убивавший в компании с одними неграми других негров в Мозамбике, пошел мне навстречу и все разрешил.
Почему-то Кид любит лаять на соседского физкультурника. Образ жизни у физкультурника – здоровый, вид приветливый, мировоззрение положительное, но собаке он не нравится напрочь. И я начинаю подозревать, что Кид лает на соседа специально, чтобы угодить мне, умная собака.
Собаки вообще умнее людей – они даже в космос раньше нас полетели. За это я треплю Кида по голове и говорю:
– Пора завтракать, дружище. Мамочка ждет, – и вздыхаю: – Как же я опустился…
2.
Этим утром Аня отчитывает меня за то, что я, во-первых, не вынес мусор, а, во-вторых, забыл помыть лапы Киду. Кроме того, сериал «Гостья из будущего» заканчивается: космические пираты в сорок первый раз получают по заслугам, а Алиса Селезнева улетает к себе 2084 год, оставляя одноклассников под кайфом иллюзий, и настроение у меня от этого паршивое.
Я включаю спортивный канал, и там, удивительное дело, вновь показывают матч Кубка Конфедерации, который я уже смотрел здесь месяц назад. Все так же темнокожий парень падает в центральном круге, все так же футболисты готовы разреветься, как дети.
Вдруг звонит телефон.
– Подойди, – кричит Аня из кухни.
Я беру трубку:
– Алло.
В трубке сначала молчание, а потом раздается робкий голос. Сегодня по календарю День Сурка, не иначе.
– Э-э-э… А Аню можно?
– Нет. Она не будет с вами беседовать.
– А с кем я говорю?
– Отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Полковник Давоян. Вы знаете, что кража солярки – это серьезное нарушение законодательства?
В трубке тут же начинается дробь коротких гудков. Он и впрямь – придурок, этот хороший мальчик Витя.
– Кто звонил? – слышу я Анин голос.
– Это «Utel».
– И сколько денег я должна?
– Нисколько. Я договорился, что мы рассчитаемся соляркой.
– Ты что – договорился с автоответчиком?
– Да. Я мастер техники коммуникации. У меня даже справка есть, то есть диплом.
Из кухни пахнет вареной крупой и молотым кофе. Отчего-то я чувствую глухое раздражение, и оно щекочет мне кадык. Пока Аня занимается стряпней, я беру в прихожей ее сумочку и начинаю рыться там остервенело, как бомж в помойном баке. Достаю оттуда уже знакомые предметы: приборчик, косметичку, зеркальце, платок, авторучку, помаду. А еще мне попадается пустая телефонная книжка, студенческий билет, проездной талон, карта города, тампоны на четыре точки и календарик с Владимировским собором. На календарике некоторые дни помечены маркером. Сначала я думаю, что так обозначены посты, а потом понимаю, что это расписание менструальных циклов. Весь этот хлам я запихиваю обратно, потом возвращаюсь в комнату и закуриваю.