Задремал я только к рассвету.
4.
Опять зазвонил телефон. Меня это на сей раз не обрадовало, будто это был звонок не с занятий по физике, а с урока физкультуры. Электронный будильник рядом с диваном показывал восемь утра. Я поднялся и побрел в коридор.
– Алло, – сказал я трубке.
В трубке молчали. Если это будет женщина, ее мама, придется вежливо соврать, что ошиблись номером.
– Алло, – повторил я.
– А Аню можно, – наконец раздался робкий мужской голос.
– Она спит.
Тут трубку у меня выхватили. Аня стояла рядом со мной в пижаме и недовольно смотрела на меня.
– Але-але! – протяжно крикнула она неведомому абоненту. Очень похоже на интонацию радио-ди-джея. – …А, этот. Это двоюродный брат из Харькова…
Я вернулся в комнату и плотно затворил двери, чтобы не слышать разговора. Включил телевизор. Там передавали утренние новости. В Москве опять что-то взорвали. Телевизор я выключил.
Подошел к пианино «Украина», поднял крышку и попытался сыграть полонез Огинского. Разумеется, у меня ничего не получилось. Аня, наверное, успела закончить беседу. Было слышно, как она открыла в ванной воду.
– Что ты играл? – спросила она, вернувшись из ванной. Одной рукой, будто туземка корзину бананов, она придерживала обмотанное вокруг мокрых волос полотенце.
– Полонез Огинского.
– Что-то не очень похоже.
– Я знаю. Я не умею играть на пианино. Мама когда-то пыталась научить, но ничего из этой затеи не вышло. Полонез Огинского очень любила моя бабушка. Она даже хотела, чтоб его играли у нее на похоронах.
– Хочешь, я тебе сыграю полонез Огинского? – спросила она.
– А ты умеешь играть?
– Я закончила музыкальную школу. И даже одно время думала поступать в музучилище. Так ты хочешь, чтобы я тебе его сыграла?
– Сыграй что-нибудь, пожалуйста, но только не полонез Огинского.
– Что?
– Сыграй «Крейцерову сонату», – попросил я. И она сыграла.
IX. Грех
В магазине православной книги я приобрел церковную брошюру «Перечень грехов в помощь кающемуся». Всего грехов было упомянуто 376. Последний пункт – 377, благоразумно включал в себя все прочие грехи и страсти, не упомянутые выше.
Я выписал грехи, в отношении которых моя совесть была чиста. Вот они:
134. Убийство.
138. Аборт.
139. Выкидыш.
143. Деторастление.
144. Кровосмешение.
146. Сожительство в духовном родстве.
147. Похищение жены.
152. Скотоложество.
156. Совокупление с бесами.
160. Похищение церковного имущества.
275. Вызывание «летающих тарелок», инопланетян, т. е. бесов, общение с ними.
296. Употребление крови для искусственного омолаживания, а также детской плоти.
317. Хищение из могил.
Потом подумал немного и вычеркнул из списка аборт – все-таки мужчина должен иногда брать на себя часть ответственности. Что осталось? Двенадцать пунктов из трехсот семидесяти шести. Есть к чему стремиться.
X. Баллон
– Але-але!
– Привет, Аня. Это Растрепин.
– Привет.
– Ты на меня не злишься за вчерашнее?
– Нет, но коньяк я тебе предлагать больше не буду. Ты что-то новое про Дом узнал?
– Нет. Но я этим займусь, обещаю.
– Ты даже не знаешь, как зовут твоих соседей.
– А ты знаешь как их зовут?
– Знаю. Кто тебя интересует?
– Ну для начала те, кто живет на моей площадке.
– Сейчас загляну в блокнот, подожди… Квартира номер четыре: Фролова Варвара Архиповна. Квартира номер пять: Комиссаров Вилен Архимедович… Ты почему смеешься?
– Забавно. Варвара Архиповна и Вилен Архимедович – и на одной лестничной площадке.
– ОК. Это все, что тебя сегодня интересует?
– Нет.
– Что еще?
– Кто тебе звонил сегодня утром?
– Знакомый парень из Киева. Они с друзьями собираются в поход в Карпаты. Зовут меня с собой. Доволен?
– А почему ты сказала, что я двоюродный брат из Харькова?
– А что ты хотел, чтобы я ему рассказала? Что знаю тебя всего два дня, что ты вызвался помогать писать мне диплом, и на этом основании нализался коньяка и остался спать у меня дома?
– Я не нализался коньяка. Я не был пьян. Мое поведение вызвано застенчивостью.
– Твоя застенчивость, Растрепин, просто бросается в глаза.
– Ладно, не иронизируй.
– У меня сейчас кофе закипит.
– Я тебе позвоню, если узнаю что-нибудь полезное.
– Я тебе сама позвоню. Пока.
– Пока.
– Растрепин.
– Что?
– Те баллончики, чтоб ты знал, – они без аэрозоля.
XI. Библиотека
В читальном зале библиотеки было, на удивление, многолюдно. Преобладала молодежь – по возрасту абитуриенты. Ссутулившись, они сидели за столами, разложив перед собой, похожие на телефонные справочники, желтые подшивки. Огромные плафоны люстр над их головами напоминали привинченные к потолку яйца динозавров.
Вокруг, в лучах солнечного света, уверенно вальсировали пылинки. Пылинки, выполнив обязательную программу, неторопливо оседали на листьях фикусов. Фикусы стояли на подоконниках и издали казались пластилиновыми.
На противоположной от окон стене висели портреты классиков. Располагались портреты в каком-то маразматическом порядке. Толстой – Лермонтов – Чехов – Пушкин – Достоевский – Гоголь – Тургенев – Грибоедов. Бородатый – безбородый – бородатый – безбородый и так далее. «Пора прекращать бриться», – подумал я, достал паспорт и занял очередь.
Впереди меня толстая девушка чихала не переставая. Ее мучила аллергия. Рядом размеренно пыхтел ксерокс. Из его щели вылезали бумажные копии, горячие, как свежеиспеченный хлеб.
У библиотекаря я попросил подшивку центральной газеты «Ударник» за требуемый период. С момента выхода газеты прошло уже более десяти лет. Поэтому с меня сначала удержали гривну за архивные поиски, и только затем библиотекарь потянулась к соседней полке – туда, где стояла затянутая в корсет картона неряшливая подшивка.
С подшивкой я разместился в углу, под стендом с текстом гимна Украины. Моим соседом оказался препротивный старикашка. Себе он набрал годовую подшивку какого-то эротического журнала и с увлечением разглядывал раздутые от силикона молочные железы моделей. Иногда он подталкивал меня в бок, показывал пальцем в фотографию чьей-то задницы и фамильярно подмигивал.
Я, не обращая внимания на соседа, углубился в изучение подшивки «Ударника». После часа работы я, наконец, не без труда обнаружил искомую статью.
Интервью с командиром воинской танковой части было датировано 1992 годом. Командир дежурно рапортовал об успехах, делился мыслями о конверсии, отрицал факт дедовщины, ратовал за профессиональную армию. Все бы это не заслуживало ни малейшего внимания, если бы не отповедь клеветникам. Командир, между прочим, полковник, яростно клеймил шовинистические настроения. Из текста явствовало, что в газете «Вечерний разговор», ныне, к слову сказать, не существующей, была размещена статья, позволяющая себе нелицеприятные выпады относительно военной части и «офицерской чести».
Я пошел еще за одной подшивкой, и с меня опять стянули деньги. Как оказалось, потратился я не зря. Материал, вызвавший гнев полковника вышел в апрельском номере газеты «Вечерний разговор» того же 1992 года.
Статья спряталась в подвале последней полосы. Иллюстраций не было. Рубрика, в которой она находилась, обозначалась, как «Загадки истории». Сама же статья называлась не менее банально: «Гиперборея: миф или реальность?». Внизу текста стояла подпись: Я. Краезнавская – явный псевдоним.
Я сходил к ксероксу, но статью мне скопировать не разрешили, мотивируя это тем, что единственному экземпляру газеты может быть нанесен непоправимый ущерб. Затем намекнули, что за десятку эта проблема легко разрешима, но я только махнул рукой, купил писчую бумагу и ручку, вернулся на место. Там меня снова ткнул в бок старикашка и сказал:
