Явление божества Над светлым озером Норвегии своей Она идет, мечту задумчиво лелея, И шею тонкую кровь розовая ей Луча зари златит среди снегов алее. Берез лепечущих еще прозрачна сень, И дня отрадного еще мерцает пламя, И бледных вод лазурь ее качает тень, Беззвучно бабочек колеблема крылами. Эфир обвеет ли волос душистых лен, Он зыбью пепельной плечо ей одевает, И занавес ресниц дрожит, осеребрен Полярной ночью глаз, когда их закрывает. Ни тени, ни страстей им не оставят дни, Из мира дольнего умчались их надежды: Не улыбалися, не плакали они, И в голубую даль глядят спокойно вежды. И страж задумчивый мистических садов С балкона алого следит с улыбкой нежной За легким призраком норвежских берегов Среди бессмертных волн одежды белоснежной. 17—19 января 1901 Царское Село Негибнущий аромат Если на розу полей Солнце Лагора сияло, Душу ее перелей В узкое горло фиала. Глину ль насытит бальзам Или обвеет хрусталь, С влагой Божественной нам Больше расстаться не жаль: Пусть, орошая утес, Жаркий песок она поит, Розой оставленных слез Море потом не отмоет. Если ж фиалу в кусках Выпадет жребий лежать, Будет, блаженствуя, прах Розой Лагора дышать. Сердце мое, как фиал, Не пощаженный судьбою, Пусть он недолго дышал, Дивная влага, тобою; Той, перед кем пламенел Чистый светильник любви, Благословляя удел, Муки простил я свои. Сердцу любви не дано, – Но, и меж атомов атом, Будет бессмертно оно Нежным твоим ароматом. Над умершим поэтом О ты, чей светлый взор на крыльях горней рати Цветов неведомых за радугой искал И тонких профилей в изгибах туч и скал, Лежишь недвижим ты, – и на глазах печати. Дышать – глядеть – внимать – лишь ветер, пыль и гарь… Любить? Фиал златой, увы! но желчи полный. Как Бог скучающий, покинул ты алтарь, Чтобы волной войти туда, где только волны. На безответный гроб и тронутый скелет Слеза обрядная прольется или нет, И будет ли тобой банальный век гордиться, Но я твоей, поэт, завидую судьбе: Твой тих далекий дом, и не грозит тебе Позора – понимать, и ужаса – родиться. О Майя, о поток химер неуловимых, Из сердца мечешь ты фонтан живых чудес! Там наслажденья миг, там горечь слез незримых, И темный мир души, и яркий блеск небес. И самые сердца рожденных на мгновенье В цепи теней твоих, о Майя, только звенья. Миг – и гигантская твоя хоронит тень В веках прошедшего едва рожденный день С слезами, воплями и кровью в нежных венах… Ты молния? Ты сон? Иль ты бессмертья ложь? О что ж ты, ветхий мир? Иль то, на что похож, Ты вихорь призраков, в мелькании забвенных? «О ты, которая на миг мне воротила…»
О ты, которая на миг мне воротила Цветы весенние, благословенна будь. Люблю я, лучший сон вздымает сладко грудь, И не страшит меня холодная могила. Вы, милые глаза, что сердцу утро дней Вернули, – чарами объятого поныне Забыть вы можете – вам не отнять святыни: В могиле вечности я неразлучен с ней. Поль Верлен Сон, с которым я сроднился Сонет Мне душу странное измучило виденье, Мне снится женщина, безвестна и мила, Всегда одна и та ж и в вечном измененьи, О, как она меня глубоко поняла… Всё, всё открыто ей… Обманы, подозренья, И тайна сердца ей, лишь ей, увы! светла. Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела, Она горячие рождает испаренья. Брюнетка? русая? Не знаю, а волос Я ль не ласкал ее? А имя? В нем слилось Со звучным нежное, цветущее с отцветшим; Взор, как у статуи, и нем, и углублен, И без вибрации спокоен, утомлен. Такой бы голос шел к теням, от нас ушедшим… Lе Rve Fамilier[29] Мы полюбили друг друга в минуты глубокого сна: Призрак томительно-сладкий и странный – она, Маски, и вечно иной, никогда предо мной не снимая, Любит она и меня понимает, немая… Так, к изголовью приникнув, печальная нежная мать Сердцем загадки умеет одна понимать. Если же греза в морщинах горячую влагу рождает, Плача, лицо мне слезами она прохлаждает… Цвета назвать не умею ланиты ласкавших волос, Имя?.. В нем звучное, помню я, с нежным слилось. Имя – из мира теней, что тоскуют в лазури сияний, Взоры – глубокие взоры немых изваяний. Голос – своею далекой, и нежной, и вечной мольбой, Напоминая умолкших, зовет за собой… 1901 |
