Шарль БодлеР Искупление Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали? Тоска, унынье, стыд терзали вашу грудь? И ночью бледный страх… хоть раз когда-нибудь Сжимал ли сердце вам в тисках холодной стали? Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали? Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью? С отравой жгучих слез и яростью без сил? К вам приводила ночь немая из могил Месть, эту черную назойливую гостью? Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью? Вас, ангел свежести, томила лихорадка? Вам летним вечером, на солнце у больниц, В глаза бросались ли те пятна желтых лиц, Где синих губ дрожит мучительная складка? Вас, ангел свежести, томила лихорадка? Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам? Угрозы старости уж леденили вас? Там в нежной глубине влюбленно-синих глаз Вы не читали снисхождения к сединам? Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам? О ангел счастия, и радости, и света! Бальзама нежных ласк и пламени ланит Я не прошу у вас, как зябнущий Давид… Но, если можете, молитесь за поэта Вы, ангел счастия, и радости, и света! Погребение проклятого поэта Если тело твое христиане, Сострадая, земле предадут, Это будет в полночном тумане, Там, где сорные травы растут. И когда на немую путину Выйдут частые звезды дремать, Там раскинет паук паутину И змеенышей выведет мать. По ночам над твоей головою Не смолкать и волчиному вою. Будет ведьму там голод долить, Будут вопли ее раздаваться, Старичонки в страстях извиваться, А воришки добычу делить. Совы Зеницей нацелясь багровой, Рядами на черных березах, Как идолы, старые совы Застыли в мечтательных позах. И с места не тронется птица, Покуда, алея, могила Не примет останков светила И мрак над землей не сгустится. А людям пример их – наука, Что двигаться лишняя мука, Что горшее зло – суета, Что если гоняться за тенью Кого и заставит мечта, Безумца карает – Движенье. Привидение Ядом взора золотого Отравлю я сон алькова, Над тобой немую тьму Я крылами разойму. Черным косам в час свиданья Холод лунного лобзанья, Руки нежные твои – В кольца цепкие змеи. А заря зазеленеет, Ложе ласк обледенеет, Где твой мертвый гость лежал, И, еще полна любовью, Прислоненный к изголовью Ты увидишь там – кинжал. Старый колокол
Я знаю сладкий яд, когда мгновенья тают И пламя синее узор из дыма вьет, А тени прошлого так тихо пролетают Под вальс томительный, что вьюга им поет. О, я не тот, увы! над кем бессильны годы, Чье горло медное хранит могучий вой И, рассекая им безмолвие природы, Тревожит сон бойцов, как старый часовой. В моей груди давно есть трещина, я знаю, И если мрак меня порой не усыпит И песни нежные слагать я начинаю – Всё, насмерть раненный, там будто кто хрипит, Гора кровавая над ним всё вырастает, А он в сознанье и недвижно умирает. Сплин Бывают дни – с землею точно спаян, Так низок свод небесный, так тяжел, Тоска в груди проснулась, как хозяин, И бледный день встает, с похмелья зол, И целый мир для нас одна темница, Где лишь мечта надломленным крылом О грязный свод упрямо хочет биться, Как нетопырь, в усердии слепом. Тюремщик – дождь гигантского размера Задумал вас решеткой окружить, И пауков народ немой и серый Под черепа к нам перебрался жить… И вдруг удар сорвался как безумный, – Колокола завыли и гудят, И к облакам проклятья их летят Ватагой злобною и шумной. И вот… без музыки за серой пеленой Ряды задвигались… Надежда унывает, И над ее поникшей головой Свой черный флаг Мученье развевает… Слепые О, созерцай, душа: весь ужас жизни тут Разыгран куклами, но в настоящей драме. Они, как бледные лунатики, идут И целят в пустоту померкшими шарами. И странно: впадины, где искры жизни нет, Всегда глядят наверх, и будто не проронит Луча небесного внимательный лорнет, Иль и раздумие слепцу чела не клонит? А мне, когда их та ж сегодня, что вчера, Молчанья вечного печальная сестра – Немая ночь ведет по нашим стогнам шумным С их похотливою и наглой суетой, – Мне крикнуть хочется – безумному безумным: «Что может дать, слепцы, вам этот свод пустой?» |
