После очередного взмаха тряпкой из-под стеллажей с книгами покатилось по паркету серебряное кольцо. Лиана остановилась. Кольцо выкатилось на середину комнаты и, тонко зазвенев, упало. Успокоилось. Через пару секунд Лиана уже держала его в руке.

Кольцо было старинным, почерневшим от времени, но не утратившим своего причудливого изящества. Скорее даже эта чернота придавала ему какой-то дополнительный шарм. Из переплетения хаотических линий, уложенных одна на другую по капризной прихоти неизвестно мастера, выглядывала маленькая, объемная голова то ли змейки, то ли ящерицы с венком из листьев и крупным глазом-изумрудом, поблекшим от пыли. Лиана осторожно протерла кольцо чистой тряпкой. Камень вспыхнул и заиграл, переливаясь зелеными гранями. Секунду поколебавшись, Лиана осторожно надела кольцо на безымянный палец левой руки и отвела руку в сторону. Размер был ее, кольцо сидело, как влитое.

«Красота какая… Нужно бы отдать его Елене Арнольдовне, когда она придет за деньгами, – с сожалением подумала Лиана. – Но как хочется оставить его себе…»

Змейка подмигнула изумрудным глазом, как заправский сообщник.

«Не смей! – оборвала себя Лиана. – Это кольцо тебе не принадлежит! Может быть, с ним связано что-то… Хотя… Пойдем на компромисс. Поношу его до прихода хозяйки, а потом отдам. В этом же нет ничего страшного…»

Она огляделась по сторонам, словно спрашивая совета у дома. Щелкнула клавиша магнитофона, кончилась кассета, в доме наступила абсолютная тишина. В этой прозрачной, разреженной солнцем тишине, дом смотрел на Лиану, пристально, внимательно, всем своим существом, смотрел и нечего не говорил. Лиане стало не по себе. Она потянулась было правой рукой к кольцу, чтобы снять его и положить куда-нибудь подальше, но в это время раздался стук в дверь.

«Кто бы это мог быть? – удивилась Лиана. – Мой адрес знают только Митька и Макс, но и тот и другой сейчас на работе…»

По спине пробежала легкая дрожь, покрыв мурашками все тело.

— Кто там? – настороженно спросила Лиана, не торопясь открывать дверь.

— Ты вчера забыла свой зонтик, – услышала она хриплый женский голос.

И рука Лианы, словно только того и ждала, моментально повернула ключ в замке. На крыльце дома, освещенная ярким, совсем не осенним солнцем, стояла Ампира.

Раскрытый зонтик, который Лиана вчера подобрала в метро, загораживал ее от всего, что находилось за спиной, проводя резкую границу между стоящей перед Лианой девушкой и всем остальным миром.

— Ты забыла свой зонтик, – повторила Ампира, быстрым взглядом окинув растрепанную рыжую фигурку в короткой, выцветшей, черной футболке. – Мы так и будем стоять на пороге?

Внутри Лианы, раздирая друг друга, боролись два чувства. Инстинкт самосохранения и все, связанное с ним, говорил ей, что нужно немедленно, сию же секунду, закрыть дверь прямо перед носом у этой нахалки, и ни на какие провокации с ее стороны никогда не реагировать. Но какое-то другое чувство, то ли извечное женское любопытство, то ли что-то гораздо сильнее, какое-то мощное энергетическое притяжение, звенящим шепотом буравило мозг: «Если ты сейчас ее выгонишь, ты никогда не узнаешь, каким образом ей удается писать такие замечательные песни, ты никогда не поймешь чего-то очень важного для себя, ты сейчас даже смутно не представляешь чего, но потом будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь…»

— Проходи, – сказала Лиана и шагнула в сторону, запуская Ампиру в свой дом и свою жизнь.

«Пусть я потом буду жалеть о том, что сделала это, – шепнула она зашедшемуся в истерике инстинкту самосохранения. – Но лучше один раз пожалеть о том, что сделано, чем потом всю жизнь корить себя за то, что не сделано и чего уже никогда не вернешь…»

Затянутая в черную кожу длинного плаща, Ампира переступила порог дома и с резким хлопком закрыла зонтик.

— Я не ждала гостей, – сказала Лиана. – Раздевайся, я пока переоденусь.

Она взлетела по лестнице вверх, в свою комнату с балконом, натянула любимые синие джинсы и голубую джинсовую рубаху и так же моментально скатилась вниз.

Ампира, так и не сняв кожаного плаща, стояла у бильярдного стола и пристально смотрела на нарисованный мелом крест. За ней, по только что вымытому Лианой паркету, от порога в комнату тянулась черная цепочка рифленых следов.

— Ты играешь в бильярд? – Ампира так резко повернулась к Лиане, что полы ее плаща взлетели, как крылья. – Что означает этот крест?

— Не имею ни малейшего представления, – Лиана решила придерживаться предложенных правил игры. – Он достался мне в наследство от квартирной хозяйки.

— Странный дом… У меня почему-то какое-то смутное ощущение, что все это я уже когда-то видела, – Ампира тронула рукой карточный столик, коснулась корешков книг, опустила и подняла балдахин над кроватью, задумчиво повторила. – Странное ощущение… – и тут же впилась глазами в лицо Лианы. – Я не люблю странных ощущений! Я поняла это вчера, когда увидела тебя. И теперь понимаю снова.

— Во мне есть что-то странное? – удивилась Лиана.

— Ты и твой дом вызываете во мне какие-то непонятные эмоции. То, что я сама себе объяснить не могу. Я шла сюда, надеясь на то, что вчера ошиблась: концерт, эмоциональная встряска, рокеры эти рыдающие, мало ли что… Но я оказалась права.

— В чем?

— Все люди делятся на несколько категорий, я не буду перечислять тебе мою классификацию, но смею тебя уверить, что до вчерашнего дня не было ни одного человека, который бы не укладывался в определенный разряд. Ты оказалась первой. Но исключений из правил в такой игре, как жизнь не существует. Либо ты очень хорошо маскируешь свою принадлежность к определенной категории, либо…

— Либо что?

— Либо тебя просто нет. Именно это я и пришла выяснить.

— Здорово, – сказала Лиана. – Но, по-моему, несколько безапелляционно. По крайней мере, теперь ты убедилась, что я есть?

— Не до конца, – Ампира уселась в кресло, забросила ноги на карточный столик, засунула коричневую сигарету в мундштук и закурила.

Лиана продолжала стоять под ее пристальным взглядом.

— По-моему, ты слегка перегибаешь палку. Мир не состоит только из черного и белого. В нем масса различных оттенков и нюансов, впрочем, так же как и в людях. Нет откровенных негодяев и откровенных ангелов, в каждом из нас такое море всего, что подчас даже сам человек не может в этом разобраться, а уж говорить о чужом взгляде со стороны, причем достаточно коротком, вообще не приходится.

— Ты ошибаешься. Доминирующая личность есть в каждом. Есть эгоисты и карьеристы, есть счастливые мамаши, довольно утирающие нос своим сопливым отпрыскам, есть проститутки, торгующие своим телом, какими бы красивыми словами они не прикрывались, есть люди, берущие жизнь своими руками и люди, которых жизнь сама держит за глотку. И как бы ты ни маскировался, стараясь завалить свою доминирующую личность каким-нибудь дерьмом вроде красивых слов и благородных поступков, она все равно рано или поздно вылезет из тебя. Так со змеи слезает старая кожа и под ней оказывается новая, но от этого она змеей быть не перестает.

— Веселенькие у тебя понятия о жизни… – Лиана вынула тряпку из до сих пор не убранного ведра и демонстративно бросила ее на следы, оставленные Ампирой. – Ты не могла бы снять ноги со стола? Совсем не обязательно оставлять свою грязь на его поверхности.

— Какие пустяки, – дернула плечом Ампира, но ноги со стола все же сняла.

— Пускаться в философские беседы о природе людей – бессмысленно. Все равно каждый останется при своем.

— Да нет никакой философии, – поморщилась Ампира. – Есть непреложная истина.

— Твоя. Но это вовсе не значит, что для кого-то она тоже будет непреложной истиной, – возразила Лиана, вытирая пол.

— Чистота – залог здоровья? – усмехнулась Ампира.

— А почему бы и нет? Не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. Зло всегда возвращается.

— А за добро воздается сторицей? Чушь это все собачья! Бред кастрированного монаха, которому больше ничего не остается, как тешить себя и весь мир иллюзией о том, как замечательно делать добро. А знаешь, какие сны снятся этому монаху, когда он остается один? Какие демоны искушают его по ночам, какие мысли посещают его святую голову? – Ампира с силой потушила сигарету в пепельнице, тут же измазав рукав плаща в грязной луже на столешнице. – Черт!