Анжелике казалось, что ее мужа нет рядом уже целую вечность. На самом деле он отсутствовал всего пять дней.

Если он уладит все дела с англичанами на реке Святого Иоанна, все равно он вернется не раньше, чем через неделю.

Что же ей сейчас предпринять? Может быть, поговорить с Коленом? А кто разберется в этих подозрительных пятнах? Может ли так повредить материю неядовитое вещество?

Анжелика вдруг снова подумала о торговце пряностями, который приплыл с экипажем Ванерека, корсара из Дюнкерка, и после отплытия «Бесстрашного» остался в Голдсборо со своим слугой с Карибских островов.

Наказав Северине следить за каждым, кто придет навестить их мать и маленькую сестру, Анжелика пошла посоветоваться с этим человеком. Но, как назло, два или три дня тому назад он исчез. Никто не мог сказать, уплыл ли он по морю или ушел лесной тропой, — слишком многие бывают в этим местах.

Анжелика вспомнила, как Колен говорил на Совете о том, что нужно завести журнал и вписывать в него каждого, кто пробудет в Голдсборо больше двух дней. И любой гость города должен указывать, когда и в каком направлении он намерен уехать. Мудрое решение!

Анжелике хотелось посоветоваться с Коленом. Однако об опасности, нависшей над ними, говорила лишь ее женская интуиция, доказательства же были скудны, а порой смехотворны. Она боялась, что ее сочтут нервозной особой, которая надоедает окружающим и, как знать, может быть ищет предлог остаться наедине с губернатором Коленом Патюрелем. Пожалуй, впервые в жизни Анжелика не знала, что она должна предпринять и даже что думать. Ее не оставляли сомнения: то до боли в сердце она была убеждена в близкой и страшной опасности, то ее боязнь рассеивалась, и их положение представлялось довольно прочным.

В конце концов, что произошло из ряда вон выходящего?

Два человека в пылу схватки нанесли друг другу смертельные удары, шалун-котенок попался под ноги грубому матросу, прожорливая свинья отравилась ядовитой завязью картофеля, старая индианка напилась допьяна.., обычные жизненные происшествия и несчастные случаи.

Полуденный ветер дышал в лицо зноем, доводя Анжелику до изнеможения.

Если бы Жоффрей был здесь… Никогда она так отчетливо не ощущала, что он — ее надежда и путеводная звезда. Из всех испытаний, которые он преодолел, из всех трудностей, которые он превозмог, родилась его удивительная интуиция, сродни животному инстинкту. Если он говорил: «Это пустяки», можно было не волноваться. Если он говорил: «Надо поостеречься», приходилось быть начеку. Враг не дремал, но и Жоффрея нельзя было обмануть невинной внешностью; ему не мешали ни жара, ни ветер.

Но муж был далеко. С какими врагами сейчас воюет он? Где-то там, на востоке, в центре Французского залива… Где он? Как хотелось ей поскорее его увидеть!

Анжелика направилась в лагерь Шамплен. Она нашла мисс Пиджон одну: англичанка сидела на стволе поваленного дерева, скрестив руки на коленях.

Анжелика подошла к ней, села рядом, обняла за плечи и тихо сказала по-английски: «My poor dear, моя бедная, моя дорогая…» Мисс Пиджон заплакала.

Какие мечты, какая нежность и преданность скрывались за тонким увядающим лицом старой девы с американского побережья, выросшей между дремучими лесами и морем, воспитанной в соответствии со строгими правилами пуританской морали? Но каждый человек имеет право на тайные мечты.

— Почему его довели до такой ярости? — наконец смогла. выговорить она. — Он был такой чувствительный! Ничтожный пустяк мог вывести его из себя…

Анжелика знала, что говоря так о преподобном Пэтридже англичанка была отчасти права. Этот человек и в самом деле был чувствительным на свой манер и, как все глубоко образованные люди, страдал от мракобесия невежд и скудоумия рода людского.

— Он так боялся за свою паству, за наши души. Когда мы оказались рядом с французами, он постоянно призывал нас молиться. Кому понадобилось говорить ему, что нас собираются отправить в Квебек в сопровождении иезуита и принудить принять католичество?! Ведь это же не правда?

— Конечно, нет! Как вы недоверчивы! Я ведь много раз вам повторяла, что здесь, под покровительством графа де Пейрака, вы в безопасности! Почему вместо того, чтобы поверить мне, Пэтридж разъярился из-за очередных вздорных слухов?!

— Вы правы! Но, знаете, после того, как в схватке с индейцами его, беднягу, ранили в голову, он стал чересчур вспыльчивым…

Старая дева говорила о воинственном пасторе с нежностью и упоением, которые она ни разу не позволила себе проявить при его жизни. Анжелику связывали с ней общие воспоминания о путешествии из Брансуик-Фолса в Голдсборо, после кровавой бойни в поселке англичан, и она согласилась с мисс Пиджон.

— Признаюсь, я никогда не видела, чтобы кто-нибудь столь мужественно переносил страдания, получив такую ужасную рану. Это был человек исключительной стойкости.

— Вы тоже так думаете?

Женщины еще беседовали некоторое время, и мисс Пиджон понемногу стала успокаиваться. Анжелика уже подумывала о возвращении, как вдруг увидела всадника. Издали она узнала Колена. Он заехал в лагерь, что-то спросил, и ему указали на то место, где находились женщины.

Вскоре Колен прискакал к ним, галантно поклонился и обратился к Анжелике:

— Уже поздно, сударыня. Вам не следует возвращаться одной в Голдсборо. Вы совершили ошибку, придя сюда без сопровождения. Я приехал за вами.

Затем он по-английски заговорил с мисс Пиджон:

— Мисс, не могли бы вы завтра прийти на заседание Совета. Я хотел просить вас по утрам заниматься английским языком с детьми гугенотов. Их будут привозить к вам на телеге, и за работу вы будете получать продукты, жалование и нашу помощь.

— Так это правда, что нас не выдадут канадцам? — воскликнула вконец успокоенная мисс Пиджон.

— Конечно, нет. Кто распространяет эти дурные слухи? Я только что еще раз заверил ваших соотечественников, что подобные слухи безосновательны. Как только улягутся волнения в Массачусетском заливе, вы сможете беспрепятственно вернуться в Новую Англию. А пока подумайте о моем предложении.

Колен посадил Анжелику на круп своей лошади. Ей приходилось обеими руками держаться за пояс Колена. Теперь Анжелике ничего не оставалось, кроме как принять его покровительство. После разыгравшейся драмы, едва не перечеркнувшей любовь графа де Пейрака и Анжелики, ее отношения с Патюрелем были довольно щекотливыми. И если уж, невзирая на это обстоятельство, Патюрель приехал за ней в лагерь англичан, значит он тоже чувствовал опасность и считал своим долгом любой ценой защитить Анжелику.

— Какая неосторожность! — проворчал он наконец. — Я понимаю, отчего ваш муж временами теряет терпение и делается несговорчивым. Как можно было в одиночку пуститься в такой опасный путь?!

В этот момент они проезжали мимо почти достроенного нового форта, вокруг которого охранники начали зажигать фонари.

— Но чего мне бояться? — удивленно возразила Анжелика. — Дорога от Голдсборо до лагеря Шамплен мне кажется надежной. Теперь нечего бояться внезапных набегов ирокезов, как в прошлом году.

— Бояться следует не только ирокезов.

— Значит, ты тоже чего-то опасаешься? Чего же? Патюрель медлил с ответом.

— Кто знает? Кругом неспокойно.

— Не будь таким мнительным! Скажи мне… Поговори со мной откровенно.

— Я не могу сказать ничего более определенного, чем то, что уже говорил на корабле, когда за тобой пришел иезуит:

«Берегись, тебе хотят причинить зло».

— Однако иезуит был расположен к нам. Уверена, что он был бы на нашей стороне. А теперь этот человек умер. О, Боже мой! И мальчик пропал. Да, ты прав, кругом неспокойно.

И Анжелика рассказала Патюрелю обо всем, что ее беспокоило: о необъяснимом сне госпожи Каррер и госпожи де Модрибур во время родов Абигель, несомненно, связанном с кофе, выпитым обеими женщинами; о подозрительной смерти свиньи Рамберов, о ложных известиях, жертвами которых стали Жоффрей, Колен и она сама.