— Она только что изложила теорему итальянского ученого-гидравлика и, думается мне, вполне обоснованно исправила его формулу, — сказал он. — Вам нечего тревожиться. Вы, стало быть, не знаете, что ваша хозяйка — одна из величайших ученых женщин мира; она постоянно обменивается математическими постулатами с Парижем, с докторами из Сорбонны.

Анжелика прислушивалась, не вполне улавливая смысл столь удивительных речей.

Она наклонилась над Амбруазиной и, просунув руку ей под голову, попыталась напоить ее. И опять тонкий, но одурманивающий аромат, источаемый тяжелой копной черных волос герцогини, поверг ее в странное смятение. То было как бы предупреждение ей. «Что означает этот запах?» — спросила себя Анжелика.

Но тут она увидела, что глаза Амбруазины открыты и внимательно смотрят на нее. Поняв, что больная пришла в сознание, Анжелика улыбнулась ей.

— Выпейте, — настойчиво повторяла она, — прошу вас, выпейте, вам станет легче.

Герцогиня с трудом приподнялась. По-видимому, после случившегося с ней припадка она была совершенно разбита. Она стала пить мелкими глотками, словно совсем обессилев, и Анжелике пришлось не раз подбадривать ее, чтобы та выпила всю микстуру до конца. Герцогиня откинулась назад и вновь опустилась на подушки. Но теперь она чувствовала себя лучше.

— Жар спал! — отметила Анжелика, положив руку на ее лоб, ставший менее горячим. — Не тревожьтесь более.

И она пошла вымыть руки и убрать свои лекарства. Служанки госпожи де Модрибур взволнованно окружили Анжелику.

— Ах, сударыня, не покидайте нас, — заклинали они. — Останьтесь с нами на эту ночь, побудьте с ней, мы так опасаемся за нее.

— Да нет же! Вы беспокоитесь напрасно, говорю вам.

Тревога, которую испытывали женщины за свою благодетельницу, начинала казаться ей чрезмерной.

— Она уснет, уверяю вас. И вам тоже надо уснуть, — посоветовала она.

— Адемар, убери все эти ведра и попрощайся с дамами! Пойдем, ты понесешь нам фонарь до порта.

Почему все эти люди обвивали, словно щупальцами, ее и Жоффрея, сковывая их движения? Это было какое-то наваждение.

Она приблизилась к нему. Глаза его были устремлены на герцогиню де Модрибур. В обрамлении роскошных черных волос, рассыпанных на кружевной подушке, — слишком тяжелых, слишком пышных — лицо спящей казалось маленьким, словно детским. Анжелика сказала вполголоса:

— Вы идете?

Но Жоффрей де Пейрак, по-видимому, не слышал ее. Мысли стали путаться в голове Анжелики, у нее начиналась мигрень. Больше всего на свете ей хотелось удалиться, убежать вместе с ним. Это была потребность, где желание оказаться в его объятиях было единственным, властно заявлявшим о себе. Ей казалось, что это стало жизненной необходимостью, вопросом жизни и смерти. Нельзя было допустить, чтобы она потеряла его еще и сегодня вечером, а иначе…

Она чувствовала, что нервы ее напряжены до предела.

— Сударыня, останьтесь, — повторяли женщины, стеная хором.

— Она, быть может, умрет! — воскликнула Дельфина дю Розуа трагическим тоном.

— Нет, нет!

Они окружили ее еще плотнее.

— Останьтесь! Останьтесь! — канючили они. — О, сжальтесь, добрая госпожа!

В зрачках их бился непонятный страх. Анжелику осенило:

«Они безумны!» Инстинктивным жестом она вцепилась в плечо графа, ища у него спасения.

Казалось, он пришел в себя, и, взглянув на нее, увидел ее побледневшее, искаженное лицо. Тогда на глазах у всех он обвил рукой ее талию.

— Сударыни, будьте рассудительны, — сказал он. — Госпожа де Пейрак также нуждается в отдыхе; не обессудьте, но я увожу ее. Если же какие-то опасения касательно вашей хозяйки вновь посетят вас, прибегните к услугам доктора Парри. Он будет вам весьма полезен.

При этих словах, иронию которых они не могли оценить, Жоффрей чрезвычайно любезно откланялся и вышел, увлекая за собой Анжелику.

— Эта герцогиня де Модрибур и ее люди утомляют меня, — заметила Анжелика, когда они очутились на улице и стали спускаться к берегу. — У меня такое ощущение, что она делает их невменяемыми. Я была просто изумлена, увидев ее. С чего это я вдруг вообразила, что она непременно должна быть толстой пожилой женщиной?.. Из-за ее герцогского титула, наверное, и потому, что ее называют благодетельницей…

— И к тому же, вы знали, что она является вдовой герцога де Модрибура, недавно скончавшегося в весьма преклонном возрасте. Если я верно подсчитал, ему сейчас было бы больше восьмидесяти лет… Что не мешало ему быть супругом необычайно красивой женщины моложе его на целых сорок лет.

— Ах, я начинаю понимать! — воскликнула Анжелика. — Так вот в чем дело — брак между владениями! Слишком много юных девушек, почти девочек, подчас вынуждены терпеть подобное в угоду своим семьям.

Вздрогнув, она прильнула щекой к плечу графа.

— Да и я сама, помню, полагала, отправляясь в Тулузу, что выхожу замуж за старика.., чудовище, вроде Жиля де Ре…

— В герцоге де Модрибуре было понемножку всего этого. Похоть, бесстыдство, разврат. Говорили, что он отдавал в монастыри на воспитание девочек-сироток, дабы, как только они войдут в девичий возраст, сделать их своими любовницами или даже, если они были благородного происхождения, жениться на них. Они, надо полагать, быстро ему надоедали, и, когда умерли его первые три, нет, четыре жены, при дворе было много пересудов на сей счет. Говорили, что он их отравил. Молодой король даже удалил его на некоторое время от двора. Тем не менее Модрибур присутствовал на королевской свадьбе в Сен-Жан-де-Лю. Но я отказывался с ним встречаться.., именно из-за вашей юности и красоты. Еще ранее того он приезжал ко мне в Тулузу, желая получить секреты магии для общения с дьяволом.

— Боже мой, какая ужасная история! Был ли он женат на этой герцогине во время королевской свадьбы? Нет, вряд ли, она была тогда еще слишком молода, бедное дитя!..

— Она не столь уж и молода, — не без ехидства заметил Пейрак. — Не думаю, что она такой уж ребенок. Это женщина сверхъестественного ума и необычайной образованности.

— Но.., можно подумать, что вы знакомы и с ней? — поразилась Анжелика.

— Мне известна только ее репутация. Герцогиня защитила в Сорбонне диссертацию по исчислению бесконечно малых, изобретенному господином Декартом. Именно в этой связи я и услышал о ней, ибо внимательно слежу за развитием Науки в Европе. Я даже читал небольшой трактат, принадлежащий перу герцогини, где она подвергала сомнению не только идеи Декарта, но и законы лунного тяготения. Когда наставница королевских невест произнесла имя их благодетельницы, я не был уверен, что речь идет о той самой женщине. Мне это казалось слегка не правдоподобным, но выходит, что Голдсборо принимает в своих стенах одного из первых докторов honoris causa note 8 нашего времени.

— Мне с трудом верится в это, — прошептала Анжелика. — Столько событий за несколько дней!

Они подошли к кромке воды. С наступлением прилива небольшой деревянный настил, протянувшийся довольно далеко в море, позволял без помех сесть в шлюпку. Навстречу им вышел Жак Виньо, высоко подняв фонарь, чтобы указать путь. Ночь, окутанная дымкой, была, однако, не совсем темной. Невидимая луна изливала сквозь туман угрюмый свет, который мерцал на зыби волн таинственными светлячками, разливаясь по свинцовому нагромождению скал и полуостровов. Было нечто тревожное в этой игре неясных, ускользающих пятен света. Казалось, что рваные клочья тумана, похожие на чудищ, блуждают в ожидании чего-то неведомого.

Анжелика и граф де Пейрак уже собирались ступить на мол, когда раздался донесшийся неизвестно откуда далекий и однако же различимый, душераздирающий крик — крик женщины.

Он долго метался в воздухе — жуткий, бесконечный, словно порожденный человеческим страданием, невыразимой, бесконечной пыткой.

Он словно возник из самой ночи, из глубины причудливых черно-траурных туч, что мчались над ними.