— Святой отец был излишне многословен, — сказал Виль д'Авре, когда толпа стала расходиться после очередного и последнего коленопреклонения. — Я не перестаю удивляться, с каким вниманием матросы слушают и считают удачными те проповеди, где подробно описываются козни чертей и борьба с ними ангелов и святых. Такую начинку для пирога или, если угодно, салат, они любят больше всего. Кроме того, матросам и, особенно бретонцам, явно нравится иметь повод падать на колени. Похоже, что сегодняшняя процедура немного успокоила их… Этим летом им все время не везло с ветром и они как-то растеряны. Некоторые даже дезертируют — позавчера, например, исчез молодой рыбак. Капитан так рассвирепел, что даже попросил священника помочь ему навести порядок. Увы, он сам попался в сети пашей дорогой герцогини. Она так заморочила ему голову, что это сказывается на дисциплине экипажа. Тем хуже для него и для всех тех, кто позволяет надуть себя. Подумать только, даже этот старый пень Пари вроде бы не прочь предложить ей руку и сердце…

— Господин маркиз, поскольку вы обладаете познаниями во многих науках, не сможете ли вы определить по почерку характер человека? — спросила Анжелика. — Я давно собираюсь показать вам один заинтриговавший меня документ.

Виль д'Авре признал, что имеет некоторое представление о графологии и даже считается большим знатоком в этой области.

Когда они вернулись домой, и маркиз удобно устроился в своем гамаке, Анжелика вручила ему бумагу, найденную в кармане погибшего злоумышленника, о котором уже упоминалось.

Едва взглянув на листок, он сразу же помрачнел.

— Где вы взяли эту чертову грамоту? — спросил он Анжелику, бросив на нее пронзительный взгляд.

— Я нашла ее в кармане одного человека, — ответила она. — Но что примечательного в этой тайнописи?

— А то, что она очень сродни почерку сатаны!

— Разве кто видел когда-нибудь почерк сатаны?

— Да, и существует несколько образцов его почерка. Наиболее достоверный относится к прошлому веку, ко времени процесса над доктором Фаустом. Этот текст написан непосредственно под диктовку сатаны, с чем согласны все эксперты. Как правило, сатана подписывается именем одного из своих семи главных демонов. Под фаустовским документом стоит подпись «Асмодей».

Внимательно рассмотрев заковыристую подпись, в которой Анжелика разглядела контуры мифического грифона, он прошептал:

— Велиалит!

— А кто он?

— Один из семи, самый обворожительный и самый активный из них. Он умело скрывает свою жестокость под покровом внешней красоты и привлекательности. Он обладает огромной эротической мощью, но вся его энергия направлена в конечном счете на разрушение. Не зря он пользуется репутацией самого развращенного исчадия ада. Власть его огромна, поскольку под его командой находятся восемьдесят легионов демонов, иными словами, более полумиллиона злых духов.

Виль д'Авре задумчиво покачал головой.

— Восемьдесят легионов! Ну и дела!

— Вы разделяете мое мнение, что этот почерк может быть его почерком?..

— Я вижу в этой росписи сходство с самой герцогиней…

— Так она Велиалит! — прошептала Анжелика.

Некоторое время они помолчали, затем маркиз снова растянулся в гамаке и зевнул.

— Почему вы назвали ваш корабль именем Асмодея? — спросила она.

— Эта идея пришла мне в голову, пожалуй, случайно. Асмодей — главный распорядитель игорными домами ада, именно он искушал Еву в земном раю. Он и есть змий!.. Он мне симпатичен. Я вообще люблю шутить с демонами. В конце концов, это просто бедные черти, которых никто не жалеет… Богословы ошибаются, приписывая им всевозможные злодейства. Ужасны не они, ужасен дух зла, когда он вселяется в человека.

Анжелика посмотрела на него с нескрываемым удивлением.

— Я восхищена глубиной ваших рассуждений. Маркиз слегка покраснел.

— Я изучал теологию и даже демонологию. У меня был дядюшка-епископ, который собирался завещать мне часть своих доходов. Чтобы угодить ему, я какое-то время занимался богословием. Но по правде сказать, я не люблю долго задерживаться на одном предмете, и поэтому отказался от немалых богатств моего дорогого дяди. Тем не менее, я до сих пор с интересом беседую на эти темы с понимающими « людьми. В Квебеке я познакомлю вас с братом Люком, монахом, которому нет равных в искусстве гадания на картах, с мадам де Кастель-Морга, очень эрудированной персоной, а также с маленькой госпожой д'Арребу, если она соизволит выйти из своего уединения и приедет к нам из Монреаля. Очень интересная женщина! Я люблю ее как сестру. В Квебек она приезжает только ради меня, во всяком случае в большей степени, чем ради своего мужа, который, по-моему, явно заслуживает лучшего отношения с ее стороны. Между прочим, он мой добрый друг. Да, но зачем я все это вам говорю, вы же знаете их. Ведь этой зимой он приезжал к вам в форт Вапассу…

Кстати, он сразу же потерял из-за вас голову… Так же, как и Ломени-Шамбор. Ваши чары явно сильнее, чем все восемьдесят легионов духов и возглавляющий их красавец-демон. Справиться с ними было бы для вас сущим пустяком, Анжелика!.. Что это вы так странно смотрите на меня, милый друг?

— Из нашего разговора следует скорее всего, что мы оба теряем рассудок… — прошептала Анжелика.

— Я не понимаю, — сказала Анжелика, глядя на круглое лицо Петронильи Дамур, которое на этот раз ей показалось оплывшим и побледневшим. — Так вот, я не понимаю, почему мадам де Модрибур взяла в лодку Кроткую Марию, а не вас. Конечно, она не могла знать, что «Единорог» потерпит крушение, но если бы она взяла вас, то вам не пришлось бы перенести это страшное испытание.

— Да я сама все время задаю себе этот вопрос, — воскликнула гувернантка, чуть не расплескав от волнения чашку с горячим липовым настоем, которую она держала в руке.

Анжелике удалось зазвать к себе Петронилью Дамур «поболтать у камина». Поскольку старая дама чувствовала боли в желудке, Анжелика заодно приготовила для нее специальный настой. Сейчас, сидя на скамеечке напротив Анжелики, она шумно втягивала губами целебную жидкость. Вынужденное морское купанье, волнение, усталость как-то сразу заметно состарили эту и без того страдавшую одышкой и не любившую вылезать из дома женщину. Ее руки и губы слегка дрожали. Казалось, что в застывшем взгляде ее больших светлых глаз блуждало некое подобие улыбки, как если бы она испытывала тщеславное удовлетворение от обладания какой-то важной тайной. Заподозрив некоторую невменяемость Петронильи, Анжелика поняла, что конкретными вопросами она ничего не добьется и решила сыграть ва-банк по-иному. Именно поэтому она упомянула о том, что герцогиня взяла с собой в лодку Кроткую Марию, дав таким образом почувствовать чуть тронувшейся бедняжке, что она ей искренне сочувствует.

— Вы совершенно правы, мадам, — говорила Петронилья, покачивая головой, увенчанной помятым и чуть косо сидевшим чепцом. — Вы совершенно правы. Никому не пожелаю пережить кораблекрушение, когда холодная вода заливает и глаза, и уши, и рот, и ты не знаешь, когда и как это кончится. Не могу больше видеть все эти корабли, море, гальку, мое сердце уже не выдерживает…

Руки ее затряслись так сильно, что Анжелика взяла у нее из рук чашку с настоем.

— Видите ли, если бы вы сели в лодку с герцогиней! — сказала она успокаивающе, — вы бы не попали в эту жуткую переделку. Странно, что она не взяла вас с собой — ведь вы очень дороги ей, и она не может обходиться без вас!

Анжелика произнесла эту фразу, чувствуя, что эпизод с лодкой был ключевым в глазах старой гувернантки.

— Я думаю, что причина заключается в моей нелюбви к ее брату, — сказала Петронилья.

Что за брат?.. У Анжелики даже екнуло сердце, но она вовремя удержала себя и не стала прямо задавать этот вопрос… Ничего не сказав, она поднесла Петронилье новую чашку с отваром. Та отпила несколько глотков, но было видно, что думала она о другом.

— А я-то надеялась, что уж в Америке он до нас не доберется. Так вот, представьте себе, он уже ожидал ее здесь. И лодку за ней послал он. И я, и капитан Симон говорили ей, что уже темно, и море разволновалось. Капитан предупреждал, что здесь могут быть коварные рифы. «Виден берег с огоньками, подождите, пока мы не станем на якорь». Куда там! Попробуйте остановить ее, когда зовет брат.