— Достаточно ли вы осторожны, маркиз? Вам не следует его провоцировать таким образом. Он может быть опасен.

— Да нет! У нас с ним такая привычка — иногда пикироваться. А в сущности, мы добрые друзья…

Вид у него был довольный и расслабленный.

— В целом все прошло отлично. Мы в добром здравии после этой пирушки в полутьме!.. Это само по себе результат. Я доволен этим вечером… Спите спокойно, Анжелика. Все уладится… Поверьте мне…

Однако он не добавил своего обычного: «Жизнь прекрасна, моя милая, улыбнитесь!»

— Я живу совсем рядом, — сказал он. — При малейшей необходимости зовите меня…

Когда на прощание он взял ее руку, чтобы поцеловать ей кончики пальцев, она невольно удержала его.

Она не могла совладать с собой. Ей просто необходимо было кому-то довериться.

— Вы верите, что он был здесь? — спросила Анжелика прерывающимся от волнения голосом. — Я живу как в дурном сне… Где он? Это же ужасно — гнаться за ним по пятам. Можно подумать, что он избегает меня, что он уклоняется от встречи… Где он? Может быть, они его убили?.. Может быть, он и не вернется? Вы все всегда знаете, я уверена, что вы и сейчас многое разузнали. Скажите мне всю правду. Я готова ко всему, лишь бы не эта мучительная неопределенность.

— Он приезжал сюда, это точно, — сказал сдержанно маркиз, — он был здесь всего два дня назад.

— С ней?

— Что вы хотите сказать, дитя мое? — ласково спросил Виль д'Авре и взял ее руки в свои, как бы поддерживая ее.

— Что говорят здесь о нем.., и о герцогине де Модрибур?

— О нем?.. Что ж. Его здесь знают; одни его боятся, другие уважают. Он граф де Пейрак, хозяин Голдсборо. Ходят слухи, что Никола Пари хочет продать ему свои владения по берегам залива Святого Лаврентия. Именно в связи с этим они встречались на прошлой неделе.

— А она?

— Что вам известно? — спросил в свою очередь маркиз.

Анжелике пришлось капитулировать.

— Она сказала мне, что он ее любовник, — призналась она сдавленным голосом и довольно бессвязно рассказала о своей встрече с Амбруазиной.

Виль д'Авре слушал молча, часто хмурился, и Анжелика почувствовала, что нашла в нем искреннего друга, причем более надежного, чем ей раньше казалось.

Когда она закончила, маркиз покачал головой, не скрывая своих сомнений. Он не был ни удивлен, ни потрясен.

— Мнения о нашей дорогой герцогине в здешних краях резко разделились,

— сказал он. — Одни превозносят ее до небес как святую, обладающую безупречными добродетелями. Таков бретонский капитан, который готов сменить веру, чтобы ей понравиться. Другие, менее легковерные, догадываются о том, какова ее подлинная натура. Но, похоже, репутацию свою она бережет. Может быть, она и пускает к себе в постель кое-кого из окружающих ее изголодавшихся мужиков, но это остается в тайне.

— Так было и в Голдсборо, и в Порт-Руаяле, — брезгливо заметила Анжелика. — Одни лгут, другие помалкивают от стыда или от страха, третьи строят себе иллюзии и преклоняются перед ней.

Она на мгновение заколебалась, затем решила не скрывать ничего из испытанного ею унижения.

— ..У нее на стене висел камзол Жоффрея.

— Чистая комедия!.. — живо отреагировал Виль д'Авре. — Хитрый ход, чтобы вывести вас из себя. Она знала, что вы приедете. И хотела вас уязвить… Она украла этот камзол…

— Вы уверены? — умоляюще воскликнула Анжелика.

— Почти уверен! Это так на нее похоже. И хитрость ее чисто женская. Надеюсь, вы на нее не клюнете. Меня более беспокоит другое: готовясь к вашему приезду, она постаралась подготовить соответствующим образом местных жителей, которые при встрече с вами могли поддаться вашему обаянию. С ее подсказки одни принимают вас за опасную интриганку, другие — за распутницу, которая спит с индейцами, либо за дьявольское отродье на службе у еретиков, которые намерены изгнать правоверных французских католиков с земель, отведенных им Богом. Для тех, кто питает симпатии к графу де Пейраку, вы Мессалина, наставляющая ему рога, а для тех, кто его боится, вы тоже опасны, так как беззаветно преданы ему.

— Мне показалось, однако, что Никола Пари говорил со мной если и не любезно, то во всяком случае без открытой враждебности.

— Старик — это особая статья. Он верит самому себе, и даже Амбруазина не в силах помешать ему думать по-своему. Но он вбил себе в башку, что должен жениться на ней, ухаживает за ней со всей настойчивостью, и один Бог знает, до какой степени может задурить ему голову эта сирена со змеиным языком.

Рассказ об измышлениях, распространяемых о ней Амбруазиной, Анжелика слушала вполуха. Куда важнее для нее было возрождение надежд, связанных с ее мужем.

— Значит, и здесь, ссылаясь на Жоффрея, она солгала?..

— Думаю, да… Вы мне рассказали, с какой злобой она отзывалась о мужчинах, что она хотела убить Абигель, что скрипела зубами при одной мысли о любви и уважении, какие питают к вам чуть ли не все. Именно к вам, а не к ней… Но в этих ее излияниях нет ни малейших признаков торжества любовницы, уверенной в чувствах мужчины, отвоеванного у соперницы… И я готов биться об заклад, что ее попытка поймать в свои сети нашего несгибаемого графа, сеньора де Пейрака кончилась для нее полнейшим унижением. Похоже, что ее горестные упреки по адресу мужчин об этом как раз и свидетельствуют.

— Значит вы не верите, что он ее любовник?

— Впредь до дальнейших указаний, нет, — заявил он шутливо.

— Боже! До чего я вас люблю, — воскликнула, обняв его Анжелика.

Обрадованная и успокоенная новыми надеждами, она отправилась спать.

Кантор приютился в пристройке, и Анжелика слышала, как он ворочался, а иногда негромко храпел за перегородкой. Это обеспечивало ее безопасность, не говоря уже о сагаморе Пиксарете, который сидел перед домом у маленького костра, завернувшись в походное одеяло, и поддерживал огонь, бросая в него время от времени ветки.

Ночь была сырой и холодной. Казалось, соль и запах трески въелись во все, проникали всюду, даже под одежду. Густой туман опустился на поселок. Анжелика не стала разжигать огонь в очаге, а забралась сразу под одеяла, разостланные на дощатом щите, служившем постелью. Жилища, которые часть года пустуют в зависимости от скитаний и передвижений рыбаков, похожи друг на друга. Все та же грубо сколоченная мебель — кровати, столы, табуретки,

— сарай с запасом дров, иногда несколько котелков, кувшинчиков и сделанных из тыкв бутылей.

В их жилище, довольно просторном, имелись также две скамьи с подлокотниками, сделанные из ошкуренных жердей и поставленные по обе стороны очага, да трухлявый сундук в углу. На балках были развешаны початки кукурузы и шкуры каких-то мелких зверьков.

Анжелика вся дрожала от холода. Она никак не могла заснуть, а задремав, просыпалась внезапно с ощущением пережитого кошмара. Огромные ньюфаундленды Никола Пари свободно бродили по поселку. На ночь их отвязывали, и они несколько раз с ворчанием подходили к Пиксарету, вынюхивали что-то через щели в стенах хижины. Это напоминало Анжелике деревню, ее детские страхи перед волками.

Она вспомнила, что герцогиня, обвиненная ею в попытке отравить Абигель, не отрицала в общем и своего намерения убить ее котенка. Когда Анжелика думала о безобидном зверьке, попавшем в руки этой жестокой женщины, ужас, внушаемый ей Амбруазиной, перерастал в своего рода недомогание. Зло, причиняемое животным и маленьким детям, всегда вызывает особое чувство омерзения. Нападение на существа, которые не могут защитить себя, лишенные не только необходимой физической силы, но и такого средства общения, как слово, — это свидетельство крайней подлости, всегда считавшееся у людей первым признаком сатанинского начала. Люди видят в этом проявление худшей части человеческого «я», головокружительную бездонную пропасть своей порочности, своего грехопадения и безумия, печать вечного проклятия…

Проникая в сердце человека, Сатана хочет увидеть в этом отражающем образ Бога зеркале свои гримасы…