Весной 1931 года Стивен Толбот плыл в Европу на «Квин Мэри». Он провел месяцы, начиная со своего дня рождения, изучая европейские операции Мишель, пока не узнал их насквозь. Как и было обещано, Роза снабдила его последними финансовыми подробностями, и это вызвало у Стивена мысль о том, как грандиозна задача, стоящая перед ним. Мишель не только ежедневно продавала дорожных чеков на миллионы долларов, она также расширяла свою базу среди европейцев. Итальянцы, едущие в Испанию, бизнесмены, держащие путь из Франции в Грецию, датские студенты колледжей, едущие на каникулы в Португалию, – все покупали дорожные чеки.

Стивен начал свое исследование в Париже, разыскав агентов «Глобал», которые, поскольку о его прибытии не сообщалось, были поражены, увидев его. Наблюдая, как они засуетились вокруг него, Стивен быстро завладел конторскими книгами компании и проверил отчетность. Через два месяца он сообщил Розе, что парижские агенты утаивают по меньшей мере 15 % от бизнеса ежемесячно. К тому времени, как Роза ответила, дав инструкции наказать воров, Стивен предпринял свои собственные действия. Он пригрозил виновным тюремным заключением, а в качестве альтернативы предложил безоговорочно подчиняться всем его указаниям. Одним ударом он завоевал лояльность агентов.

Стивен также открыл, что агенты «Глобал» могли служить другой цели. Он сам провел несколько дней, наблюдая центральный офис на улице Де Берри, удивленный числом людей, проходящих через него. Но это ничего ему не сказало, кроме того, что он уже знал. Нужно было поговорить с людьми, которые работали в офисе. Стивен допускал, что он не очень подходит для этого. Он никогда не имел взаимопонимания с наемными работниками и, больше того, не говорил по-французски. Кроме того, он не хотел, чтобы Мишель подумала, что он сует нос в чужие дела. Стивен дал инструкцию нескольким тщательно отобранным людям из числа агентов установить дружеские отношения со служащими с улицы Де Берри. Он хотел узнать, нравится ли им работать с Мишель, как много они сделали, что они говорят о других офисах – короче, все было интересным и могло оказаться ценным. В то время как его пчелки собирали мед на этом уровне, Стивен перешел на более высокий. Он разослал приглашения банкирам и политикам, с которыми «Глобал» делала бизнес. Он кормил их в лучших ресторанах, поил шампанским и соглашался с их высокой оценкой молодой госпожи. Он не услышал ничего, кроме коллективного восхищения Мишелью.

– Она стала символом, мсье, – экспансивно сказал один министр. – Мадам Мак-Куин – совершенная француженка: прекрасная, умная, имеющая успех. Как Коко Шанель или ваша мадемуазель Эрхарт. И, конечно, она – героиня Франции.

«Дальше ты сделаешь ее Жанной Д'Арк!» – подумал Стивен.

Доклады, поступавшие от агентов, были не лучше. Хотя люди Мишель работали много, они были более чем удовлетворены. Мишель впервые в стране ввела схему дележа прибыли между наемными работниками, а также премии за объем продаж. Насколько понял Стивен, позиции Мишель во Франции были неприступны.

«Почему он тут спрашивает обо мне?»

Этот вопрос мучил Мишель с той самой поры, когда она узнала, что Стивен в Париже, и образ жестокого, замкнутого ребенка Толбот-хауза возник в ее памяти. Она вспомнила, как бессердечно он унижал ее и угрожал ей, и годы понадобились, чтобы перестать видеть это во сне. Теперь без предупреждения он появился на улицах ее города, и Мишель терялась в догадках – зачем.

Наконец Мишель заговорила об этом с Эмилем Ротшильдом, с которым Стивен встречался и который оказал американцу холодный прием.

– У меня есть решение, – сказал банкир, выслушав ее. – Это имя частного детектива, чьими услугами я иногда пользуюсь. Он контактен и не болтлив. Если ты хочешь знать что-то о Стивене Толботе, этот человек тебе нужен.

На следующий день Мишель встретилась с ним, спокойным, ничем внешне не выделяющимся человеком, чьи внешность и манера вести себя напоминали ей почтового клерка. Он согласился взяться за дело и дал Мишель инструкции.

– Покажите вашим сотрудникам фото этого человека. Если они увидят его в любом из ваших офисов, пусть сразу позвонят мне.

Через неделю Мишель получила первые сведения. Стивен в самом деле посещал офисы, связанные с дорожными чеками. Насколько детектив смог узнать, вел себя Стивен как обычный американский турист, меняющий банкноты «Глобал» на французские франки. Он не задавал вопросов, не требовал внимания. Все это только усилило подозрения Мишель.

Через несколько недель Мишель узнала, что Стивен проводит много времени с фрахтовыми агентами «Глобал». Также он пил и ел с крупными финансистами и разного рода должностными лицами. Мишель снова поговорила с Эмилем Ротшильдом, который обещал прислушаться, о чем говорят в этих кругах.

Мысль о встрече со Стивеном лицом к лицу – через рукотворную «случайность» или через прямое приглашение – завладела умом Мишель. Возможно, это был единственный путь избавиться от вопросов. И все-таки каждый раз, когда Мишель думала, что она готова встретиться с ним, мужество покидало ее; она осознала, что есть вещи настолько болезненные, что одна мысль о воскрешении их делает человека трусом.

– Он уехал, мадам.

– Что? Вы уверены?

– Мсье Толбот освободил номер в гостинице в одиннадцать утра, – сообщил детектив, просматривая свои записи. – Он отправился прямо на Восточный вокзал, где сел в амстердамский экспресс. Я подождал, пока поезд отошел. Он не выходил.

Мишель почувствовала облегчение.

– Но почему?.. Детектив пожал плечами.

– Можно допустить, что мсье Толбот завершил свои дела в Париже и что оставаться далее было незачем.

«Но что он делал здесь?»

Детектив ушел, а вопрос оставался.

Мишель взглянула на маршрут Стивена, который детектив непостижимым образом раздобыл, и решила привести в состояние боевой тревоги свои точки в других европейских столицах. У нее было предчувствие, что пути их пересекутся снова. Когда это случится, Мишель должна быть готовой.

– Мама!

Мишель обернулась на голос влетевшей в комнату Кассандры с оттопыренными косичками. Она бежала на длинных жеребячьих ножках, но Мишель могла видеть, что под школьным платьицем расцветает прекрасная юная девушка. Голубые глаза Кассандры светились возбуждением, когда она обняла мать.

– Угадай, что скажу, мама, – крикнула она. – Сестра Агнес говорит, что мы можем поехать в Сен-Поль-де-Венс смотреть импрессионистов.

– Это прекрасно, дорогая, – ответила Мишель, посмеиваясь над возбуждением дочери.

Она не могла мечтать о лучшем ребенке. В свои десять лет Кассандра свободно говорила на четырех языках. Она любила литературу, интересовалась живописью, увлекалась спортом. Девочка была общительной, всюду играла роль лидера. И все-таки кроме радости за дочь Мишель иногда чувствовала свою вину, которую трудно объяснить.

Когда Кассандре было пять лет, она начала спрашивать об отце. Мишель, которая тщательно отрепетировала, что она расскажет, показала ей фотографии – свои и Франклина и объяснила, что ее отец был великим человеком, который погиб в войну. Она рассказала Кассандре, где Франклин родился и вырос, рассказала и о единственной родственнице, его сестре Розе. Мишель заплакала, когда они подошли к фотографии его с Монком.

– Не плачь, мама, – утешила ее Кассандра. – Папа теперь с ангелами.

Проходили годы, и Кассандра не говорила больше о Франклине. Даже когда Монк бранил ее, она никогда не обмолвилась, что он ей не родной отец. Вместо этого она излила свою детскую любовь на Монка, что обогащало их обоих. Иногда, когда она видела их вместе, Мишель думала, что она могла просто забыть правду.

– Может быть, я поеду с тобой в Сен-Поль-де-Венс, – предложила Мишель.

Кассандра состроила гримаску:

– Мама, это школьная поездка. О себе я сама могу позаботиться.

«Самонадеянность младенца!» – подумала Мишель.

Она сгребла дочь в охапку.

– Ты абсолютно права. Ты уже юная леди, и я думаю, вести себя ты умеешь.