Роза Джефферсон встала с кресла и протянула руку:

– Здравствуй, Мишель.

«И я так же выглядела? – подумала она, разглядывая фигуру Мишель и тепло зарождающегося материнства. – Если так же, то никто мне не говорил. Все это, кажется, было так давно. Я не могу вспомнить ощущения счастья, если таковое было…»

– Чувствуешь себя хорошо? – спросила Роза. Мишель кивнула.

– Проходи и садись, где тебе удобнее, – Роза вела ее к узорчатой софе.

– Когда у тебя срок?

– Еще семнадцать дней, плюс-минус.

– Доктор хороший? Мишель улыбнулась:

– Да, – сказала она, уловив какую-то редкую нотку в голосе Розы.

«Она завидует! Она думает, что я ношу ребенка Франклина, что у меня есть что-то от него, что никогда не будет принадлежать ей…»

– Ты проделала длинный путь, – сказала Мишель. – Причина, должно быть, важная.

Роза села напротив нее, не в силах оторвать глаз от живота Мишель.

«Все из-за наследника… Если бы она не была беременна, ничего этого не случилось бы».

Роза сдерживала гнев. Она должна тщательно выбрать слова, сдержать эмоции.

– Как ты знаешь, я возобновила судебное дело в Нью-Йорке, – сказала Роза. – Американскому правосудию потребуется меньше времени, чем британскому, чтобы прийти к решению. И совсем к другому.

Роза выдержала паузу, позволяя своим словам произвести впечатление.

– Однако у нас еще есть время, чтобы достичь соглашения.

Мишель бросила удивленный взгляд:

– После всех этих месяцев? После всего, что мы сказали друг о друге?

– Мишель, я думаю, что во всех этих драках между юристами мы потеряли суть вопроса.

– Какого же?

– Почему ты настаиваешь на Франклиновой доле в «Глобал»?

– Потому что я его жена, – тихо ответила Мишель.

– Я понимаю это, – сказала Роза. – Но есть большая разница между желанием или претензией на что-то и реальным отношением к этому. Я думаю, справедливо будет сказать, что, хотя ты знаешь кое-что о «Глобал», этого, конечно, недостаточно, чтобы вступить в компанию. У тебя нет соответствующей финансовой или коммерческой квалификации, а скоро будет ребенок, которого надо растить. Ты действительно думаешь, что ты могла бы внести вклад в «Глобал»?

– Мне никогда не давали шанса проявить себя.

– Пусть так, факт в том, что и для тебя, и для компании будет лучше друг без друга, – сказала Роза, потянувшись за портфелем. – Я попросила моих юристов установить чистую стоимость доли Франклина в компании, твои люди в Лондоне проверили цифры. Как видишь, разногласий нет.

Мишель взяла бумаги, но не посмотрела на них.

– Ты хочешь откупиться от меня, – сказала она резко.

Роза кивнула.

– Соглашение по платежам можно сделать на период в десять лет. Ты можешь делать с деньгами все, что хочешь. Это более чем достаточно, чтобы содержать себя и своего ребенка так, как ты привыкла жить. Короче говоря, ты приобретаешь все, что нью-йоркский суд может отсудить в твою пользу.

– Кроме того, что я не буду связана с «Глобал».

– Смотря по обстоятельствам. Я думаю, возможна концессия, не хочешь?

Мишель взяла документ и открыла его на финансовой странице. Цифра в самом низу обозначала общую стоимость доли Франклина – почти 10 миллионов долларов.

– Почему, Роза? Почему ты предлагаешь это сейчас, после стольких огорчений?

Выражение лица Розы стало жестким. Она не была намерена рассказывать этой женщине о своих бессонных ночах и полных беспокойства днях. Потому что с того момента, как Лондон сообщил ей о решении суда, она знала, что никогда, никогда не будет рисковать на своей родной земле. Если есть хоть малейший шанс проиграть. Это показало бы другим хищникам пула, что Роза Джефферсон может быть и не такой сильной, как они думали, что где-то есть слабое место, которым можно манипулировать, которое можно использовать.

Все это оставило Розе единственный путь.

– Почему? – сказала Роза, отзываясь на вопрос Мишель. – Потому что уже было слишком много огорчений и утрат. Потому что все это должно где-то остановиться.

– Есть, однако, одно условие, – прибавила она. – Секретность договора. Подписываясь, ты соглашаешься никогда не разглашать условия соглашения никому, ни при каких обстоятельствах.

Сказав это, Роза вернулась мыслями к Гарри, – какой праведный – и жадный – был его гнев, когда она рассказала ему, что собирается откупиться от Мишель.

«Если бы он только знал, что это будет намного больше, чем стотысячная подачка…»

– Я жду ответа, Мишель.

– Нет.

– А что такое?

Мишель была также удивлена не меньше, чем Роза, тому, что последовало дальше. Слова лились будто сами собой.

– У меня есть другое предложение. Насколько ты знаешь, дорожный чек, который Франклин пытался ввести в действие, ценности не имеет. Никто здесь не возьмется за эту работу, никто, кто знает об этом. Кроме меня.

– И чего ты хочешь?

– Сделай дорожный чек долей Франклина. Дай мне закончить то, что начал Франклин. Я нуждаюсь в стартовом капитале, но он будет далеко не так велик, как то, что предлагаешь ты. В свою очередь я обещаю никогда не вмешиваться в американские операции «Глобал» и в другие тоже.

– Ты говоришь, – медленно сказала Роза, – что в обмен на европейскую территорию для дорожного чека ты отказываешься от всех других претензий на имущество Франклина?

Мишель проглотила комок. «Это ли я действительно имею в виду?»

– Да, – услышала она собственный голос. – Но всю прибыль по чекам я буду оставлять себе. И я могу использовать имя «Глобал».

Розу передернуло при мысли об использовании имени компании. Тем не менее, она ощутила выгоду. Мишель уходит в сторону с ее дороги.

– И какой капитал ты имеешь в виду?

– Два миллиона долларов.

– Два миллиона и использование имени «Глобал»? – Роза засмеялась. – С таким же успехом можно просить Луну и звезды.

– Хотя ты и не веришь, я не виновата в отказах банков Франклину, – тихо сказала Мишель. – Я хотела успеха, Роза. Я была такой же частью «Глобал», как и он. Я заслужила право использовать имя.

– В той степени, в какой это отвечает моим интересам!

Мишель взяла свою сумочку.

– Значит, нам больше не о чем говорить. Пусть твои юристы пришлют мне остальные бумаги, касающиеся оценки имущества Франклина.

Роза напряженно думала. После смерти Франклина, ожидая пока британское правосудие позволит ей привезти тело домой, она звонила директорам банков, с которыми имел дело Франклин. Все выражали соболезнование, но когда дело доходило до объяснения причин отказа, каждый молчал как стена.

Мишель была права. Чеки провалились в Англии. Но если это так, где она намерена их продавать? На континенте? «Глобал» там представляли очень слабо. Поэтому что реально теряет Роза, позволяя ей использовать имя компании?

– Мишель, – окликнула Роза. – Может быть, это возможно.

«Если она возьмет на себя донкихотскую задачу попытаться заставить дорожный чек заработать, она неизбежно провалит дело. Когда это случится, ни она, ни ее ребенок – уже не будут никогда больше иметь никаких претензий к «Глобал». Напротив, когда она будет беспомощно барахтаться, все увидят, что я имею превосходство. И я верну европейскую территорию по статье о реверсии, то есть обратный переход имущественных прав к первоначальному собственнику».

– Я слушаю, Роза, – тихо сказала Мишель.

– Какой срок для ссуды тебе кажется приемлемым?

– Три года.

– Нет, это слишком много. Я на этом очень много потеряю. Максимальное, что я могу предоставить – это миллион долларов, который должен быть возмещен за 12 месяцев.

Мишель закусила губу. Все ее подсчеты и проекты показывали, что миллион – минимум, в котором она нуждается. Но года для возмещения может оказаться недостаточно.

– Восемнадцать месяцев, – подсчитала Мишель, решая. – Но мне понадобится печатная форма дорожного чека и образец корректуры.

Роза ожидала этого.

– А мне нужна будет плата за использование тобой имени «Глобал». Скажем, пятнадцать процентов?