«Но куда он идет теперь? – спросил самого себя Локвуд, когда увидел, что фон Клюге возвращается тем же путем, каким и пришел. – Может быть, он забыл что-то».

Или, может быть, что-то не так, подсказывал инстинкт Локвуду. Он подметил капли пота, блестевшие у фон Клюге на лбу, а также измерил его быстрые шаги. Человек был на грани бега. Николас поднялся со своего стула, направляясь за немцем, но фон Клюге вошел в лифт и закрыл за собой решетку.

Локвуд вернулся бегом в кабинет Варбурга.

– Парень, который был здесь – чего он хотел?

И Монк и Абрахам Варбург посмотрели на него с изумлением.

– О чем ты говоришь? – спросил Монк. – Он ушел и еще не возвращался.

– Черта с два! Он был здесь минуту назад. Прошел рядом со мной, неся чемодан.

– Мистер Локвуд, – рассудительно сказал Варбург. – Я заверяю вас, что джентльмена, о котором идет речь, нет здесь. Он вышел…

Николас выбежал из кабинета Варбурга, глядя по сторонам вокруг скопления столов.

«Думай! Представь себя на его месте! Он проходит мимо тебя. Он несет чемодан… Но он не входил в кабинет. Затем он уходит, почти убегает».

– Все, уходите отсюда! – закричал Николас. Когда вышел Варбург, Локвуд схватил его.

– Уводите своих людей отсюда!

– Но…

– Делайте это!

Николас увидел одобрительный кивок Монка и наблюдал за тем, как Варбург начал выводить своих сотрудников из-за их столов.

– Куда он дел его, ублюдок! – прошептал он.

Через пару минут Николас заметил его, край кожаного чемодана высовывался из-за кадки с кактусом. Он обошел вокруг чемодана и замер. Проволочная лента указывала на место, где закрывалась крышка чемодана.

– Это бомба!

Эти слова наэлектризовали воздух, и вслед за Ними началась паника. Николас ринулся обратно в кабинет, где Монк в это время складывал документы в папку.

– У нас нет времени!

Монк схватил остальные бумаги, и Николас вытолкнул его за дверь. Они оказались позади служащих, пробивающихся в выходу.

– Что бы ни случилось, передай это…

Николас не расслышал последних слов Монка из-за взрыва, прогремевшего в помещении. Дерево и стекло разлетелись на осколки. Печатные машинки и телефоны стали смертельными снарядами, брошенными взрывом по направлению к бегущей толпе. Николас бросился на Монка, пытаясь закрыть его своим телом. Но было слишком поздно. Взрыв был только началом. Вслед за ним помещение было охвачено стеной огня.

Никогда прежде в своей жизни Монк не испытывал такой боли. Он почувствовал кисло-сладкий запах горящих волос на своей голове и услышал хруст и шипение пожираемой огнем одежды. С каждым вдохом его легкие наполнялись жаром, но он оставался в полусогнутом состоянии, бессознательно защищая содержимое папки. Затем на него упало что-то очень тяжелое. Монк упал на колени, борясь с темнотой, которая угрожала поглотить его. Его изголодавшиеся по кислороду легкие предали его. И своим последним движением он еще плотнее прижал папку с документами к своему телу.

Оглушенный, но невредимый, Николас едва держался на ногах. Когда он увидел, что произошло, он бросился к Монку, пытаясь сбить с него пламя. Взрыв превратил комнату в кромешный ад, и не было никакой возможности пробиться к выходу через пылающий мусор. Николас мог попытаться спасти себя и Монка, лишь пытаясь добраться до двери в дальнем конце комнаты, ведущей к пожарному выходу. Николас крепко схватил Монка за воротничок его пиджака.

Этот путь длиной в несколько футов казался бесконечным. Огонь быстро распространился по помещению; и что еще хуже, дым полностью скрыл потолок. Каждый раз пытаясь сделать вдох, Николас опускал голову и набирал в легкие воздух, проходящий через носовой платок, который он держал у своего рта. Последним усилием Николас перебросил центр тяжести своего тела сквозь проем пожарного выхода и переступил порог. Затем он втащил Монка на маленькую металлическую площадку лестничной клетки и перевернул его на спину.

«Не умирай!»

Грудная клетка Монка учащенно работала, и его кожа уже стала приобретать голубовато-серый оттенок из-за замедления процесса кровообращения. Николас склонился над ним, собираясь сделать ему искусственное дыхание «рот в рот», когда Монк с огромным усилием выдавил из себя слова.

– Документы… только Розе. Ты должен это сделать. Останови Стивена…

Николас услышал вой сирен пожарных машин.

– Держись, Монк!

– Для Розы…

Вдруг стекло окна над ними лопнуло, и Локвуд обхватил руками голову, чтобы защититься от летящих осколков. Когда он вновь взглянул на Монка, он увидел, что его глаза широко раскрыты и неподвижны.

Николас разжал пальцы Монка, крепко сжимающие папку. На мгновение он остановился, подумав, что это кощунство, – бросить мертвого человека.

«Для Розы…»

Николас взял папку под мышку и, пошатываясь, удалился.

Березовые поленья потрескивали в камине, их запах отлично дополнял яблочный аромат, издаваемый кальвадосом в высоком бокале. Было девять часов, и Стивен Толбот слушал по радио вечерние новости. Он пропускал международные сообщения мимо уха, но заострил свое внимание, когда диктор перешел к местным новостям.

Главной темой выпуска был пожар в Цюрихе, который уничтожил три верхних этажа здания на Банхофштрассе. В результате инцидента девять человек погибли, включая известного американского издателя Монка Мак-Куина и Абрахама Варбурга, директора Международной службы размещения беженцев, в помещениях которой и начался пожар. Как сообщили очевидцы происшедшего, они слышали взрыв, предшествующий пожару, и специалисты, ведущие расследование, предполагают возможность утечки газа.

Стивен поднял свой бокал в молчаливом приветствии. Лучше и не могло быть. Одним ударом было покончено с обоими, – с Мак-Куином и с вмешивающимся не в свои дела евреем Варбургом. Фон Клюге, который лично смонтировал взрывное устройство, гарантировал, что ни один клочок бумаги не уцелеет после взрыва. Это было головной болью Стивена. Он убедил Курта Эссенхаймера, что ни Мак-Куин, ни Варбург не клюнут на фальшивку. Для того чтобы зацепить банкира, требовались настоящие документы с подписью Стивена, и Мак-Куин впоследствии тоже должен был подержать их в своих руках.

Риск был огромен, но он оплатился с лихвой. По жизненно важным коммуникациям, которые опутали весь земной шар, продолжалось снабжение нацистской Германии сырьем, так необходимым для ведений военных действий. Полученные в результате этого деньги будут способствовать возвышению личной тайной карьеры Стивена Толбота.

«А теперь я могу вернуться домой». Стивен Толбот взял зеркало и проверил свое лицо; эту операцию он автоматически выполнял по сотне раз в день. Его кожа была красной, блестящей и лишенной растительности, как спелое яблоко сорта Макинтош. Морщины в уголках бровей делали его глаза чуть раскосыми. По обеим сторонам лица от щеки к нижней челюсти шли диагональные шрамы от хирургических разрезов, которые останутся навсегда. Он приподнял волосы над левым ухом и посмотрел на морщинистый багровый обрубок. Хоффман и его хирургическая команда сделали все, что могли. Им потребовалось пять лет, но они дали ему лицо. Но даже при самом тусклом освещении оно оставалось лицом, принадлежащим существу из детских кошмаров.

– Пришло время платить, – сказал Стивен громко. Он представил Кассандру и протянул руку, чтобы прикоснуться к боли, которую она должна была почувствовать в этот момент.

– Я отнял у тебя Монка, – сказал он мягко. – Теперь я заберу остальное.