Остин Бартмор был постоянным заместителем министра, то есть главным чиновником, работающим в министерстве независимо от того, кого избирает кабинет на пост министра обороны.

Здание министерства обороны было отделано не так шикарно, как стоящее по другую сторону Уайтхолла министерство иностранных дел и по делам Содружества. Это объяснялось тем, что министерство иностранных дел было создано в девятнадцатом веке, когда Британия еще правила морями, и тогдашнее правительство позаботилось о том, чтобы здание поражало воображение послов с окраин империи. Министерство обороны же было чисто утилитарным, деловым органом, созданным в предвоенные годы. Сотрудники, работающие в министерстве, считали, что здание сконструировано в «стиле Восточного Берлина». Бетонный фасад министерства выходил на Ричмонд-террас и был настолько безликим и серым, что можно было спокойно проехать мимо и не заметить его.

Мартин Троуэр был первым личным помощником предшественника Эндрю. Старик Харровиан был уверен, что дела лучше всего решаются при помощи крика. Мартину куда больше импонировал сдержанный стиль Эндрю Харвуда. Они работали вместе уже полтора года, и за это время помощник проникся безграничной симпатией к своему шефу. Даже если бы это было не так, Мартин все равно сохранял бы лояльность по отношению к министру, хотя это было не всегда просто.

Дело в том, что чиновники, работающие в приемной министра, всегда оказывались в несколько странном и весьма щекотливом положении. С одной стороны, они безусловно должны поддерживать хорошие отношения с министром. Но в то же время им приходилось помнить о том, что министры приходят и уходят, а постоянный заместитель всегда остается их непосредственным начальником. Так что приходилось как бы делить свою лояльность пополам. И то, как справлялся помощник с этой задачей, во многом зависело от его личного отношения к министру.

В подчинении Мартина находилось еще четверо личных помощников – двое мужчин и две женщины. Все пятеро сидели в приемной перед кабинетом Эндрю.

Мартин Троуэр не только уважал Эндрю, но и глубоко симпатизировал ему. Поэтому он всегда говорил со своим патроном вежливо и деликатно, и в то же время прямо. Это качество Мартина было по достоинству оценено Эндрю.

Благодаря прямоте и откровенности своего главного помощника он сумел довольно быстро уяснить для себя все сильные и слабые стороны работы министерства.

Эндрю давно высказывал неуверенность в том, подходит ли Чарльз Картрайт для своей должности. Он уже обсуждал этот вопрос с Остином Бармором, который занимался подбором кадров, и тот пообещал лично курировать работу сектора «Ф».

– Как по-вашему, Чарльз, сколько времени потребуется подрядчикам, чтобы представить нам сметы спасательных работ?

– Мне очень хотелось бы ответить на этот вопрос, господин министр. Но обломки «Рейдера» находятся на глубине две тысячи метров. Нам еще повезло, что глубина в этом месте в шесть раз меньше той, на которой затонул «Титаник». Тем не менее вообще нельзя сказать с уверенностью, удастся ли поднять самолет. И, уж конечно, это будет нелегко.

Эндрю нахмурился. Он недолюбливал Картрайта. Особенно министру претила его манера разговаривать – подобострастно, но в то же время с видом человека, который знает все обо всем.

– Вы ведь всегда напоминаете нам, господин министр, что, заключая контракты, мы не должны швыряться деньгами направо и налево. Как только мы получим сметы, я смогу их проанализировать и выбрать подрядчика.

– Вы отдаете себе отчет в том, что все это надо делать срочно? – спросил Эндрю. – Необходимо как можно скорее поднять со дна кресло пилота и «черный ящик». Пока не будет расследовано до конца это дело, программу ES6 придется заморозить. Информации, полученной при осмотре останков пилота, явно недостаточно, чтобы делать выводы.

Мартин Троуэр поднял глаза от своих записей.

Бартмор буквально сверлил глазами человека, которого сам поставил во главе сектора, занимающегося бомбардировщиками.

– Я дам указания, чтобы к понедельнику всем компаниям разослали наши предложения представить сметы, господин министр, – сказал Картрайт.

Эндрю повернулся к Бартмору.

– Сегодня, кажется, среда, Остин, или я ошибаюсь?

Постоянный заместитель заговорил, глядя в упор на Картрайта:

– Я уверен, что сектор «Ф» сможет составить список интересующих нас спасательных компаний к завтрашнему утру – тем более что завтра четверг, день запросов в палате общин. Запросы начинаются в половине третьего. Думаю, к этому моменту наши предложения уже будут на столах руководителей соответствующих фирм. Не вижу, что могло бы этому помешать. Просто придется послать их по факсу.

Совещание происходило в огромном кабинете министра на шестом этаже. Две стены кабинета были украшены картинами, которые, по просьбе Эндрю, отобрала Дейзи из специальной коллекции правительства, предназначенной для оформления кабинетов министров. Дейзи не сразу справилась с поставленной задачей. Первую группу картин и скульптур, которую она отобрала, куратор не разрешил использовать для министерства обороны. Он объяснил Дейзи, что она посягнула на лучшие картины и скульптуры, которые уже собирались отправить в посольства в Вашингтоне и Париже. Только несколько министров кабинета, которые устраивали у себя официальные приемы, как, например, министр иностранных дел или министр финансов, имели право претендовать на художественные произведения такого класса.

Одна из стен кабинета Эндрю была увешана цветными гравюрами, изображавшими сражения первой мировой войны. Хотя, конечно же, на гравюрах не было ничего похожего на ужас и панику сражения при Сомме – в основном на них была изображена стрельба из окопов. На другой стене висели три больших полотна военных художников, выполненных маслом. Тут были сцены второй мировой войны. Два артиллерийских расчета на полях под Дувром. Восьмая танковая армия атакует бронедивизию Роммеля. На третьей картине боец Второй десантной бригады один полз в разведку среди горящих руин немецкого штаба. Над столом Эндрю висели прибитые к стене карты.

Четвертая стена кабинета министра обороны была, в общем-то, огромным окном, выходящим на набережную Темзы. На противоположном берегу, за поворотом реки, виднелся купол собора святого Павла.

Кабинеты большинства министров были отделаны безукоризненно, но отличались тем, что мебель в них была подобрана исключительно безвкусно. Министерству обороны повезло в этом смысле чуть больше других. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году бывший тогда министром Майкл Хезелтайн сумел завладеть комплектом мебели времен правления короля Георга, которая до этого украшала апартаменты первого лорда Адмиралтейства. Мебель поставили в кабинет министра, и, конечно же, она осталась там и после того, как Хезелтайн собрал в один прекрасный день свои бумаги и навсегда покинул здание министерства.

Напротив двери кабинета стоял изящный письменный стол, рядом – книжный шкаф красного дерева. На одной из стенок шкафа виднелся след от удара кулаком – Уинстон Черчилль, будучи первым лордом Адмиралтейства, как-то ударил по нему в порыве гнева. У стены с гравюрами стоял огромный диван, обитый темно-синей кожей, по обе стороны от дивана – два кресла с точно такой же обивкой. Вдоль стен стояли две дюжины стульев с прямыми спинками. Их обычно ставили напротив дивана, когда министр собирал на совещание к себе в кабинет генералов и адмиралов, которые обычно появлялись в сопровождении многочисленных адъютантов. Два стула с подлокотниками предназначались для чиновников, чьи должности уже не позволяли сидеть на обычных стульях, но еще не давали возможность рассчитывать на то, что им предложат кресло. Возле окна стоял шестиугольный стол, за которым обычно проводили совещания, когда народу было поменьше.

Хотя Эндрю больше любил проводить совещания, сидя на диване, особенно если присутствовали только сотрудники аппарата министерства. Однако сегодня Эндрю предпочел остаться за своим рабочим столом. Его постоянный заместитель сидел напротив на стуле с подлокотниками, начальник сектора «Ф» – на обычном стуле. Стул Мартина Троуэра стоял в торце стола, как бы на нейтральной территории.