— Президентский, то есть, автомобиль, — согласилась Ламанча. — Кортежа, правда, не хватает.

— А кортеж нам и… кгм… даром не нужен, — весело откликнулся майор. — Теперь, кажется, направо?

— Да.

Они подъехали к арке между домами и въехали во двор. Выйдя из машины, все трое подошли к дверям подъезда, на котором висело несколько добротно сработанных вывесок разных фирм, включая пару обязательных турагентств. Кремер прошелся взглядом по вывескам.

— А ваша где же?

— Нет нашей. И не надо. Зачем внимание привлекать? Токсикология все-таки, яды в лаборатории.

Майор одобрительно крякнул.

— Перебдеть никогда не вредит. Враг не дремлет.

Они поднялись на последний, четвертый этаж. Здесь лестница была перекрыта довольно мощной решеткой. Наговицына полезла за ключами и открыла все три замка.

— А доступ к работе с опасными материалами у вас есть? — Ламанча неожиданно повернулась к спутникам.

Телешов оторопел, но Кремер молниеносно среагировал на шутку.

— Органы, Алина Витальевна, — строго сказал он. — А товарищ со мной.

— Тогда вперед.

Алина закрыла за ними решетку, и все трое поднялись на еще один пролет. Наговицына снова принялась щелкать замками. Дверь открылась и, минуя нечто вроде прихожей, они оказались в лаборатории.

Сергей осмотрелся. Вполне обычное помещение, ничем от других лабораторий не отличающееся. Стеклянные шкафы, колбы, реторты, спиртовки, хромированные столики, высокие стулья. Для удобства — пара кресел, диван. На журнальном столике у дивана стоял электрочайник и переносная «Айва» довольно внушительных размеров.

Майор одобрительно покивал.

— Хорошо устроились. «Мы славно поработали и славно отдохнем». — Он подошел к столику с «Айвой» и принялся рассматривать компакт-диски на висевшей над столиком полке.

— Н-да… — протянул он. — «Лед Зеппелин»… «Дайр Стрейтс»… Не под меня фонотека подбиралась.

— Проницательное замечание, Петр Андреевич, — спокойно заметила Наговицына. — Может показаться странным, но подбирала я ее все-таки под себя.

— Понятно и не смертельно, — сказал Кремер. — Да и что ж я, дома или в машине «Любэ» послушать не могу? Так что, будем считать, все в порядке.

Алина, жестом пригласив мужчин располагаться, стала надевать белый халат. Металлическую коробку с образцами, взятыми из морга, она поставила на хромированный столик.

— Рад бы поприсутствовать, — вздохнул майор, — но двигаться все-таки надо. Работы невпроворот, а ведь еще и бумажки, черт бы их драл, заполнять требуется.

Он помолчал, обводя взглядом помещение.

— И когда же — примерно хотя бы, навскидку — можно каких-то результатов ожидать?

— Думаю, к вечеру. Или чуть раньше. Но предупреждаю заранее: результаты будут довольно общего характера. Вряд ли хватит, чтобы тут же дело закрыть.

— Боюсь, что дело это при любых результатах закрывать будет рановато, — хмуро заметил Кремер. — Труп с пулевым ранением в нашей с вами ситуации порадовал бы меня куда как больше.

Такой возможный повод для радости не показался Телешову странным. Действительно, это была бы единичная трагедия, а смерть Ромео в их истории может стать не последней. Далеко не последней — он почему-то был в этом уверен.

Майор удалился, еще раз попросив держать его в курсе. Алина спустилась на пролет, чтобы закрыть за ним решетку и вернулась обратно.

— Ну, Сергей Михайлович, чаю, кофе?

— А вы?

— Кофе я бы выпила. И покрепче. Работы на сегодня хватит.

Она набрала воды в электрочайник, включила его и достала из шкафчика чашки, ложечки, банку с кофе и сахар.

— Кофе, не обессудьте, растворимый. От чашечки настоящего эспрессо я никогда не отказывалась, но сейчас главное — впрыснуть немножко кофеина в организм.

— Растворимый — это прекрасно, — поспешно сказал Сергей. — Растворимый — чем же не кофе?

— Ну вот и славно.

Чайник вскоре закипел. Они сидели, помешивая ложками горячий напиток, и молчали. Наговицына первой нарушила тишину.

— Сергей Михайлович, я все-таки еще раз хотела бы понять: почему для вас все это так важно?

Телешов смутился.

— Я ведь говорил, Алина Витальевна… Школа — моя школа — буквально в пяти минутах от того места, где все произошло. Если это и впрямь то, о чем мы думаем…

— Я пока предпочитаю ничего не думать, — перебила его Наговицына.

— И даже не предполагать?

— Предположения есть. Не слишком, впрочем, реалистичные. Но не будем пока о них. Вы все-таки не вполне ответили на мой вопрос. Ведь о результатах — если мы каких-то результатов добьемся — я могла бы вам сообщить и по телефону.

Сергей помолчал, прежде чем решился ответить.

— Штука в том, что… Не знаю почему, но я чувствую во всей этой истории какую-то необычную и страшную подоплеку… — Он снова помолчал и неожиданно для себя сердито выпалил: — Ну а уж если хотите проще, то вот вам проще: меня все это пугает. Лично меня. Я, знаете ли, там и живу, и работаю. Не думаю, что смогу сидеть сейчас дома или бродить по улицам, идти в магазин за продуктами или просто с кем-то болтать…

Алина кивнула.

— Понятно. Развивать мысль не надо. Простите, что задала этот не очень тактичный вопрос.

Они допили кофе. Алина встала и пошла к коробке с перчатками, потом повернулась к Телешову.

— Вы как предпочитаете? Перебрасываться время от времени фразой-другой? Сидеть молча? Слушать музыку?

Сергей пожал плечами.

— Я в гостях.

— Тем более выбор за гостем.

— А как вы обычно работаете, когда гостей нет?

Наговицына рассмеялась.

— Придется показать. Вы как к року относитесь?

— Если не на всю катушку, — осторожно произнес Телешов.

— Понятно. Поставим что-нибудь помягче.

Музыка действительно оказалась достаточно приятной. Алина принялась за работу, расставляя приборы и бюретки для титрования, зажигая спиртовки, балансируя аналитические весы. Ритмичные мелодии с диска сменялись медленными балладами, и Сергей, плохо и мало спавший накануне, уютно расслабился в кресле. Одновременно он с удовольствием наблюдал за Наговицыной. Работала она красиво, не делая никаких лишних движений — казалось, ее действия до деталей были расписаны по какому-то сценарию, где учтено было все: каждый жест, каждый шаг, каждый взгляд. Телешов хотел заставить себя думать, что именно это доставляет ему удовольствие смотреть на Алину. Однако обмануть себя не очень-то получалось. Да, работала она красиво — но куда же было деться от того простого факта, что красива была и она сама… А красивая женщина — всегда проблема. Любая женщина — проблема, подумал Сергей. Но красивая — в особенности. Так лучше грымза? Нет, лучше не грымза. Лучше вот так, хоть часик-другой: сидеть, молчать и смотреть на эту изящную, красивую и артистично двигавшуюся женщину.

«Айва» умолкла — компакт-диск закончился. Наговицына повернулась к Сергею.

— Ну как? Не добила еще музыка?

— Что вы, — Сергей выпрямился в кресле. — Прекрасная музыка.

— Тогда поставлю еще что-нибудь в этом же роде. Работа по-хорошему только начинается.

Она подошла к полке с дисками, прошлась взглядом по надписям на корешках, выбрала один.

— Вы ведь курите, верно?

Телешов кивнул.

— В самой лаборатории, к сожалению, нельзя, но на лестничной клетке — пожалуйста.

— Спасибо, но пока не буду. Не тянет. — Он едва удержался, чтобы не сказать «да и врачи не разрешают». Эта информация ей совершенно ни к чему.

Время шло. Музыка играла, Наговицына работала, но что-то в ней изменилось. Движения стали более медленными, она по нескольку раз подходила к микроскопу, словно перепроверяя себя, снова и снова проделывала, казалось, один и тот же опыт. Лицо ее сейчас выражало озабоченность. Сергею очень хотелось спросить, в чем все-таки дело, но он не хотел вмешиваться в ход ее мыслей или действий.

Очередной диск закончился, но Алина Витальевна никак не среагировала на это, не отрывая взгляда от бюретки для титрования. Потом она подошла к аналитическим весам, на которых взвешивала то, что оставалось от выпаривания каких-то одной ей известных растворов, долго и задумчиво смотрела на подсвеченную шкалу. Встала, вернулась к своему блокноту и стала медленно листать страницу за страницей. Потом прошла к креслу и молча села с отсутствующим, устремленным куда-то вдаль взглядом. Молчал и Сергей.